Фашисты хотели все знать о партизанском крае,

о его людях, о численности бригад, о командирах. И подчас им удавалось получить нужную информацию. Находились малодушные людишки, готовые за кусок селедки и сахарин продать интересы народа.

Была в нашей бригаде разведчицей Надежда Во­робьева. Она часто уходила на задания в Опочку. В бригаду возвращалась злой и подавленной. О вы­полнении задания рассказывала нехотя, а после док­лада пила самогон и беспрестанно курила. И все-таки ее терпели: она приносила из гарнизонов противника содержательные сведения. У Надежды были грубые черты лица, грубые движения, грубые слова. Она по­ходила на грубоватого мужчину. Ее и прозвали «Ни­колай Иванович». И этим прозвищем она была до­вольна.

— На войне только такие и нужны,— говорили не­которые.— Эта все, что надо, сделает.

В январе Воробьеву направили в Опочку. Прошло около месяца, а от нее ни слуху ни духу. Командова­ние бригады всерьез забеспокоилось. Под Опочку ушли три разведчика. Через четыре дня они верну­лись и сообщили, что в карательном отряде, который свирепствует в окрестностях города, находится рус­ская девица. По описанию крестьян, видевших ее, она очень похожа на Воробьеву.

О  предательстве «Николая Ивановича» подтвер­дил и связной Лешка...

Парнишка шел за сведениями к разведчику в го­род Остров. В деревне Карпово, что в тридцати кило­метрах от Опочки, его задержали немцы. Допрос вел фашистский офицер:

— Куда идем, молодой человек?

— В Остров, к тетке. Я прошу вас...— он не договорил, потому что в дом вошла Надежда.

— Хватит врать, Лешка,— криво улыбнулась де вида.— Это связной комиссара бригады,— добавила она, обращаясь к офицеру.

Лешку сильно избили и отправили в тюрьму. Каждое утро парнишку, как и других, выгоняли на расчистку дорог. Как-то улучив момент, Лешка бежал. с большим трудом он добрался в бригаду.

Командование сильно встревожилось: ведь Воробьева знала многих наших разведчиков и связных.

Комбриг вызвал А. С. Кузнецова и М. А. Ершова:

— Всех, с кем мы связаны, Александр Семенович, немедленно отозвать из города. А вам, Михаил Алексеевич, поручаю взять эту гадину. И как можно быстрее.

Товарищи из Опочки сообщили, что Воробьева и еще одна девица покинули город и направились по дороге к деревне Дрозды. Их нашли на хуторе Федьково...

В избу вошли Михаил Алексеевич и разведчики Николай Дмитриев и Александр Морозов. На полу, накрывшись шубами, спали две женщины.

— Вставай, «Николай Иванович»,— спокойно приказал Ершов, — три дня уже за тобой гоняюсь, Только без фокусов!

Воробьева вскочила, выхватила «вальтер», но Дмитриев вышиб у нее пистолет. Обыскали. При де­вицах оказались фальшивые документы и крупная сумма марок.

Предательниц доставили в Черепето.

На допросах присутствовали Штрахов, его заме­ститель Веселов, комиссар бригады Васильев. Воро­бьева призналась, что в начале 1942 года, при выпол­нении задания командования Красной Армии, была схвачена гестаповцами и завербована ими. Призна­лась также, что в Опочке выдала подпольщика Петра Ивановича Иванова, а в деревне Шипули — Никандра Михайлова, что сорванная операция по разгрому гарнизона Идрицы силами корпуса — дело ее рук. И еще сказала, что в партизанском крае действуют два или три вражеских агента. Фамилий их не знает. Но один из них окопался во взводе разведки.

Кто он, этот предатель? Необходимо было срочно его обезвредить.

Вскоре в дом, где размещалась бригадная развед­ка, зашел капитан Кузнецов.

— Ну, «глаза и уши», перед нами стоит серьезная задача: готовим ответный ход фашистам, будем гро­мить два гарнизона — Заворуйка и Осетки.

Разведчики удивленно переглянулись: такого еще никогда не было, чтобы капитан заранее раскрывал замысел штаба. А тот продолжал:

— Сейчас товарищ Пузиков вас разобьет на трой­ки. Это необходимо для более оперативного сбора сведений о гарнизонах. Через четверо суток жду всех с докладом о выполнении задания...

Кто же предатель? Может быть, Богданов? Его совсем недавно приняли в бригадную разведку. Бог­данов — молодой, общительный мужчина. До войны учился на третьем курсе педагогического института. Летние каникулы в сорок первом году проводил у родственников в Идрице да так и остался в оккупа­ции. Позже некоторое время работал у немцев пере­водчиком. В конце 1942 года женился на Наташе из деревни Лопатино Идрицкого района. Пришел в бригаду и принес много сведений о немцах. За это время Богданов несколько раз ездил на задания.

А может быть, не он? Кто же?

...Усталые кони медленно втаскивают сани на снежные суметы. Павел Пузиков, довольный резуль­татами разведки, нетерпеливо говорит:

— Где же твоя деревня, Студент? (Так разведчи­ки звали Богданова.)

— Скоро, товарищ помкомвзвода. Вот на той сто­роне,— указал Богданов рукой на занесенное снегом озеро.

 — Не мешало бы сейчас и по стаканчику пропу­стить,—неожиданно говорит Анатолий Феоктистов, скуластый веселый парень, всегда таскающий за со­бой гармонь.

— Пропустим, у жены кое-что найдется, — под­мигнул Студент.

В Лопатине остановились в доме Натальи, жены Богданова. Выпили, плотно подзакусили и через два часа продолжали путь.

Темнело. Поднималась пурга. В коротком полушубке закутанная в шаль, не обращая внимания на пургу вышла из дому Наталья и отправилась по до­роге в Идрицу. Вдруг из-за кустов, словно белые призраки, выросли трое.

— Здравствуй, Наташа! Далеко ли путь держишь? — спросил Иван Холоденок.

— О черти, перепугали!— вздрогнула Богданова.— Иду вот к тетке в Тележники.

— С гостинцем, поди? — пробасил Миша Корехов.

— Какой там гостинцы! За брагой.

— Брага — это хорошо. Погреемся, значит… Обыщи-ка ее, Иван,— отрывисто сказал Петр Денисенок.

В валенках, между портянками, разведчики нашли записку: «На следующей неделе будет совершен одновременный налет на станциях Заворуйка и Осетки силами 3-й бригады. С.»

— Продажная тварь! Свяжите ее — и в сани!- распорядился Денисенок.

Поздно ночью разведчики прибыли в Двор Черепето, доставив Богданову в штаб бригады. Кузнецов вел допрос. Перепуганная Наталья рассказала все, что ей было известно о делах мужа...

Утром Студент весело шутил, читал пространные монологи, удивляя разведчиков хорошим знанием литературы. Арестовать его не торопились: в бригаде могли быть сообщники. Но Богданов все же почувст­вовал что-то неладное. Он зашел к Кузнецову:

— Товарищ капитан, у меня к вам просьба.

— Да, я вас слушаю.

— Разрешите жену навестить? Когда я ее видел в последний раз, она жаловалась на боль в сердце.

— Поймите, мы воюем, а не в бирюльки играем… Да уж ладно, присоединяйтесь к группе разведчиков. На обратном пути можете заглянуть в Лопатино. Сту­пайте.

Богданов ушел, а капитан тут же пригласил Денисенка.

— Вот что, Петр, с вами идет Богданов. Смотрите в оба. Если попытается бежать, стреляйте.

— Понял, товарищ капитан.

Разведчики выехали на лошадях. Не успели отъе­хать и трех километров от штаба бригады, Богданов вдруг стал отставать.

— Ты чего, Студент? — спросил Иван Холоденок.

— Живот что-то схватило...

Въехали в густой лес. Воспользовавшись узкой дорогой, заросшей по обеим сторонам кустарником и молодым ельником, Богданов резко свернул в сторо­ну. Миша рванул автомат с плеча:

— Стой! Стрелять буду!

Лесную тишь всколыхнула автоматная очередь. Лошадь под Богдановым отпрянула в сторону и сбро­сила седока...

Капитан Кузнецов, когда к нему ввели Богданова, спокойно заметил:

— Сердце у тебя болело не за жену, а за преда­тельство. А насчет встречи с женой — я ее тебе скоро организую.

Припертый фактами, Богданов признался, что в бригаду явился с заданием начальника идрицкого гестапо лейтенанта Олемпчо, что добытые сведения передавал через жену, которая давно состояла на службе у фашистов... Да и женитьба была просто ширмой.

Вскоре состоялся партизанский суд. Богданов пол­зал на коленях перед членами суда. Приговор обжа­лованию не подлежал...