Высокая награда
Вышний Волочек... Небольшой, утопающий в зелени город, располосованный каналами. Через некоторые из них перекинулись мосты. Этот город был чем-то схож с Венецией. В нем Борис Зайцев родился и вырос. Отец умер рано, и, как старшему из сыновей, Борису приходилось помогать матери воспитывать своих меньших сестер и братьев. Мать, Матрена Николаевна, работала ткачихой на комбинате. Домой приходила усталая, но сразу же снова бралась за дела... Когда началась война, Борис трудился в ремонтных мастерских.
Осенью 1941 года «Венецию» бомбили день и ночь. Борису больно было видеть разбитые набережные, полыхающие дома. И он решил уйти в партизаны. Горком комсомола его кандидатуру поддержал.
![]() | ![]() |
Разведчик Г. И. Сенин | Партизан Борис Зайцев |
В отряде «Смерть фашизму!», в который были включены добровольцы из Вышнего Волочка, Бориса любили за смелость и доброе сердце. А вскоре Борис стал воевать в рядах подрывников.
Весна сорок второго года. Уже сошли снега. Только в сердцах русских людей бушевала метель ненависти. Враг продолжал рваться на восток... Под вечер одного из июньских дней подрывники Николай Бородулин, Борис Зайцев, Николай Шитов, Анатолий Клюбин и Анатолий Чибизов вышли на очередное задание. Это был их третий совместный выход. Ночью им предстояло взорвать на перегоне Новосокольники — Пустошка эшелон.
— Павлыч, давай сегодня наш заряд поставим,— заглядывая в глаза Бородулину, сказал Борис,— рванет что надо!
Бородулин ничего не ответил.
— А, Павлыч?
— Ладно, на месте будет виднее, а автомат перекинь с груди на спину — легче и удобнее,— ответил Николай и не выдержал, заулыбался.
Уж больно потешный вид у Борьки. Совсем ведь тепло, а он в шапке-ушанке, в какой-то неопределенного цвета телогрейке. Маленький, круглый, глаза карие, добрые. Очень на школьника похож.
Стемнело, когда они добрались до железной дороги. Залегли. Вскоре на большой скорости в сторону Пустошки прошел товарняк.
— Вот гады, даже по ночам не унимаются! — зло выругался Шитов.
— Товарищ командир, разрешите мне сегодня подложить? — по-доброму канючил Зайцев.
Бородулин с минуту раздумывал.
— Ладно, давай. Только в оба смотри.
Борис быстро выгреб из-под шпалы маслянистый, пропахший мазутом гравий, заложил заряд.
К нему подполз Бородулин:
— Ну что?
— Порядок,— шепотом ответил тот.
— Сам будешь рвать или я?
— Сам, сам, Павлыч!
Отчетливо послышались гудок паровоза и торопливые пулеметные очереди: фашисты для профилактики простреливали обочины.
Подрывники скользнули в кусты. Борис, учащенно дыша и вытирая рукавом вспотевший лоб, всматривался в темноту. Вот и эшелон. На полном ходу он вынырнул из-за поворота и приближался к заряду. Борис потихоньку стал натягивать на себя шпагат. Казалось, Зайцев забыл обо всем на свете. И только когда яркое пламя взметнулось в небо, а ударной волной его отбросило назад, он крикнул:
— Это вам, гады, за Волочек!
Это был его первый взрыв. Потом Зайцева прозвали в отряде мастером железки. Подрывники уходили в ночь, а позади них все еще рвались вагоны со снарядами... За два месяца эти пятеро друзей пустили под откос пять эшелонов противника. Пять эшелонов — это пять паровозов, тридцать два вагона с боеприпасами, двадцать четыре платформы с танками и автомашинами, под обломками которых нашли свою смерть многие вражеские солдаты и офицеры.
![]() | ![]() |
Командир отряда Н. П. Бородулин | Шифровальщица Р. И. Крылова |
Группа Бородулина прямо-таки издевалась над фашистами. Железнодорожный мост, что в полукилометре от разъезда Стримовичи, за короткое время дважды взлетал на воздух.
После каждого взрыва немцы восстанавливали мост и усиливали охрану. Но парни и в третий раз ухитрились вывести его из строя. Это была Борькина работа... Переодевшись в лохмотья, ночью Борис пробрался на станцию Новосокольники с большой плетеной корзиной...
— Эй, сопляк, куда прешь? — гаркнул полицейский, схватив Борьку за плечо, и стащил с подножия вагона.
— Дяденька, гражданин начальник,— жалобные голосом застонал парнишка,— отпустите, мне надо на станцию Дно.
Полицаю пришлись по душе слова «гражданин начальник», он уже мягче спросил:
— К матке, поди? В корзинке-то что? Ну-ка покажи... Кусочник. Собираешь милостыню?
— Да, у мамки нас пятеро, гражданин начальник.
— Ладно, залезай. И ни гу-гу.
Борька в душе ликовал: он попал в единственные пассажирский вагон, в котором на станцию Дно выезжает смена железнодорожников. Этот вагон был прицеплен к военному составу.
Поезд тронулся перед утром. Борис сидел в там буре и время от времени выглядывал в открытую дверь. Железнодорожники и полицаи, ехавшие в вагоне, пили самогон и играли в карты. Они совсем не обращали внимания на подростка в рваном пиджаке... Перед мостом около Стримовичей Борис закурил. Затянувшись три раза, он незаметно прислонил цигарку к шнуру, который был вплетен в прутья корзины.
Два метра шнура сгорят за две минуты, а потом с огромной силой рванет десятикилограммовый заряд… И вдруг Борис выхватил горящий шнур из корзинки, отсек ножом больше половины и вновь поджег оставшийся в корзине кусок шнура. Он решил одним взрывом покончить с эшелоном и мостом.
Полминуты оставалось до взрыва. Поезд под уклон покатил еще быстрее. Борис едва успел сбросить корзину между буферами на мост... По всему составу пробежала сильная судорога. Эшелон встал, а потом его дернуло назад. Шесть вагонов один за другим рухнули под откос у разбитого моста.
Полицейские и железнодорожники из уцелевшего пассажирского вагона, обезумев от страха, выпрыгивали на обочину и бросались в кусты. Вместе с ними бежал и Борис. Он знал, что в полукилометре его ждут Бородулин и Шитов. Так оно и было. Николай Павлович обнял Бориса:
— Ну, спасибо тебе.
После такой дерзкой диверсии оккупанты были вынуждены установить рядом с новым, сооруженным через реку мостом два поста со скорострельными пулеметами, ввели регулярное курсирование бронепоезда. Несколько дней подрывники наблюдали за магистралью, изучая «повадки» бронепоезда.
Ранним утром, воспользовавшись туманом, почти под самым носом часовых Борис Зайцев установил пудовый заряд тротила. Подрывники отошли от дороги и замаскировались в кустах. Рассвело. Со стороны станции Дно показался бронепоезд. Он совершал свой патрульный рейс. Впереди себя бронированный паровоз катил три платформы с балластом. Пропустив их, Бородулин натянул шнур. Утреннюю тишину потряс раскатистый взрыв. Паровоз и две бронеплощадки с пушками и пулеметами в одно мгновение были сброшены с насыпи.
— Теперь по домам,— вылезая из укрытия, сказал командир группы Панов.
Немцы готовились к новому наступлению. На станцию Локня прибывал эшелон за эшелоном. Здесь фашисты разместили большой склад с боеприпасами. Вот уже несколько дней подрывники пытались уничтожить его, но всякий раз уходили ни с чем: фашисты усиленно охраняли склад. Район станции контролировался и специальной командой полевой жандармерии.
— Алексей Михайлович, я требую, чтобы ваши подрывники взорвали к чертовой бабушке этот склад,— обращаясь к Гаврилову, в сердцах сказал Штрахов.
— Вот что, Николай,— сказал Гаврилов, вызвав Бородулина,— склад в ближайшие дни обязательно надо уничтожить. Подумай, как это лучше сделать.
— Слушаюсь.
До самого утра о чем-то шептались Бородулин, Зайцев и только что зачисленный в их группу Васильев, а утром все трое зашли к Гаврилову. Выслушав подрывников, Алексей Михайлович заметил:
— Даю добро. Только прошу — поменьше риска.
Скрытно обойдя вражеские заслоны, группа Бородулина залегла в кустах недалеко от склада. Ребят, тщательно изучили местность, поведение часовых штабелей боеприпасов, уложенных полукилометровой прерывистой лентой вдоль полотна железной дороги. На четвертые сутки в полдень, когда меньше всего фашисты ожидали диверсий, Борис прополз на территорию склада. А когда немцы сошлись, как обычно в эти часы, у дальнего штабеля, Зайцев подал сигнал... В трех штабелях склада между ящиками каждый из подрывников заложил заряд.
Рядом находилась дорога. Слышался шум автомашин. С грохотом прошел поезд. В прифронтовой полосе было спокойно. Подрывники уже углубились в лес, когда огромной силы взрыв потряс окрестность. Двое суток рвались снаряды. Двое суток немцы не могли подойти к месту бывшего склада. Двое суток не работала железная дорога, выведенная взрывами из строя.
За окном лил дождь. Борис чистил автомат, когда в комнату вбежал Бородулин.
— Борька! — И он обнял парня. — Борька! Поздравляю. Только что «Аист» принял радиограмму: ты награжден орденом Ленина.
В избу вошел комиссар бригады Николай Васильевич Васильев.
— Поздравляю! Эту весть мы получили из Калининского штаба партизанского движения. Большое событие — его надо бы сегодня же отметить. Но не придется. Вы выходите на задание. Николай Павлович по дороге расскажет. Вернетесь, отметим как следует.
Ребята подхватили Бориса и стали качать его, семнадцатилетнего.
...Наш позывной «Аист». И рацию мы по-доброму называли «Аист». У каждого это слово вызывало в памяти свое: одни вспоминали дом, другие — невест, третьи — маленькие деревеньки с дуплистыми ветлами. Прислушайтесь. Наш позывной звучит, как песня, в словах которой — верность долгу, любовь к Родине, И еще рация была для нас мостом. Мостом, перекинутым с оккупированной врагом территории на Большую, свободную землю. Мостом жизни — вот как надо было бы ее назвать. Это по нему шла к нам правда, и партизанам становилось известно все, что происходило на фронтах и в советском тылу, во всем мире.
Когда над домом, где жили радисты Виктор Давыдов и Рая Крылова, появилась наружная антенна, все ласково говорили: «Аист» наводит мосты». К дому собирались партизаны. Частенько в такие минуты комбриг Гаврилов выходил на улицу и с затаенным ожиданием прохаживался возле дома. Его состояние передавалось окружающим: смолкал разговор, затихали шутки, смех. А потом на улицу выбегала Рая Крылова и передавала комбригу только что полученное сообщение. Если это была сводка Совинформбюро, то она тут же зачитывалась вслух. Такие сообщения и радовали, и печалили, и множили ненависть к врагам...
— Пошли, ребята!
— Смотри, Боря,— напутствовал Зайцева Бородулин,— на рожон не лезь. Если заметите охрану, отойдите. Ваш участок против бывших военных лагерей, за Хармановом, а мы будем возле Замостья.
— Не беспокойся, Павлыч, все сделаем как надо.
— Борис, будь осторожен. Ты для нас всех дорогой. До скорой встречи,— и Зайцева обнял бывший студент Ленинградского университета Николай Романовский, которого война застала тут же, под Себежем в родной деревне Осетки. Первую партизанскую закалку он прошел, помогая Сергеевскому отряду. Когда партизанский корпус проходил рейдом по этим местам, Романовского зачислили разведчиком в отряд Чернова.
Николай Бородулин, Анатолий Клюбин, Анатолий Чибизов и Николай Романовский пошли в сторону станции Заворуйка, а Борис со своими товарищами направился лесом за деревню Харманово.
Сосновый бор быстро затягивался густыми сумерками. Группа Бородулина вышла к железной дороге первой. И, не медля, установила заряд. Еще не успели партизаны замаскировать мину, как послышался звук приближающегося поезда. Быстро разровняв вырытую землю, они скрылись в лесу.
Подрывники упали на землю в сотне метров от места крушения состава и выбирались из опасной зоны ползком. Трассирующие пули неслись во всех направлениях. Немцы подняли большую тревогу: ведь был подорван эшелон, в котором следовали эсэсовцы.
Второй группе в эту ночь не удалось подойти к магистрали: дорогу до рассвета контролировали солдаты с овчарками. Но Борис Зайцев и не думал уходить Подрывники из засады видели, как в сторону Себежа проследовал восстановительный поезд. Вскоре возобновилось движение эшелонов.
— Опять, черти, зашевелились, — зло проворчал Наставников.
— Теперь до ночи к железке не подберешься,— задумчиво сказал Геннадий Турабов.
— Потерпите немного, скоро мы поможем им сделать перекур,— покусывая травинку, отозвался Борис
Во второй половине дня заморосил дождь. Промокшие до последней нитки, подрывники ждали удобного момента. Когда охрана скрылась в бункерах, а железнодорожное полотно затянуло плотным дождем, Зайцев пополз вперед. Шитов, Турабов и Наставников видели, как их старшой кубарем скатился с насыпи.
— Сматываем! С Идрицы состав идет! — подбегая к ребятам, выкрикнул Зайцев.
Через несколько минут лес наполнился взрывами, треском ломающихся вагонов, скрежетом металла. Сплошная стена дождя мешала бежать ребятам, но они радовались: дождь помог выполнить задание и скрыл их от фашистов. Уходя от дороги, они постепенно успокаивались. Когда перешли по кладкам речку Чернею, Боря весело сказал:
— Выходит, хлопцы, не зря мокли.
Настроение было приподнятое. Борис стал рассказывать, как он во время карательной экспедиции немцев на Россоны оказался среди группы белорусских партизан из бригады Романова. Каратели беспощадно жгли села и уничтожали жителей. Измученные беспрерывными боями, голодные, партизаны расположились на короткий отдых неподалеку от сожженной деревни, И тут к ним подошел дед с широкой седой бородой. Он стал просить партизан пойти с ним и рассчитаться с небольшой, по его словам, группой карателей, которые убили в его деревне женщин и детей. Дед, чудом избежавший смерти, видел, где фашисты остановились на ночлег.
Изнуренных бойцов командир не мог послать на задание. «Кто добровольно пойдет в лагерь оккупантов и рассчитается с ними?» — спросил он.
С земли медленно поднялись трое молодых партизан. За ними потянулись остальные.
«Хватит и троих»,— сказал командир.
Собрав у бойцов гранаты, он отдал их добровольцам, а деду сказал: «Покажи им, отец, где ночуют гады».
Три смельчака погибли в том бою...
Неожиданно Борис сказал:
— Хотите, я о них вам свои стихи прочитаю?
— Давай.
Стихотворение было длинным, неровным, но Боше читал его с таким жаром, что слова западали в душу.
— Ты это сам сочинил? — спросил Шитов.
Борис кивнул.
— Молодчина! Не ожидал я от тебя таких талантов! — воскликнул Николай Шитов.
Борис размечтался вслух:
— Вот разгромим фашистов, пойду учиться дальше...
Впереди показалось шоссе Пустошка — Себеж, его надо было незаметно проскочить. Осмотревшись, подрывники перебежали дорогу. Следующее, менее опасное шоссе, идущее на Рудню, перешли спокойно. В полукилометре от магистрали виднелась небольшая деревушка Толстуха. День клонился к исходу. Решили зайти. Немного понаблюдав за улицей, вошли в Толстуху. Пройдя к колодцу, что в центре деревни, Борис остановился:
— Вот что, парни, найдите-ка лошадь и телегу, быстрее доберемся.
Ребята ушли на другой конец деревни. К колодцу подошла старуха:
— Здравствуй, касатик!
— Здравствуй, бабушка. Тихо у вас здесь?
— Тихо-то тихо,— бабка взялась за журавель.- Нагнись-ка, касатик, незаметно ко мне,— прошептала старуха.
Борис нагнулся.
— Немцев-то день пять нет, а вот староста Михей только что из Идрицы вернулся.
— А где его дом? — также тихо спросил Борис.
— А посчитай, от колодца направо четвертый дом с желтым коньком.
— Спасибо, бабуся.
— Бог тебе в помощь, малец,— и она заспешила ведром к своей хате.
Борис решил захватить предателя и смело направился к дому. Едва он открыл дверь, прозвучал винтовочный выстрел...
Партизаны бригады выстроились в центре деревни Перед ними стоял стол, на котором были, разложены красные коробочки с орденами и медалями. У стола комбриг Гаврилов, комиссар Васильев и прилетевший ночью представитель штаба Калининского фронта полковник Романов. Комиссар торжественно зачитал выписку из Указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении отличившихся в борьбе с фашистами бойцов и командиров. Первым он назвал Бориса Зайцева.
— Находится на боевом задании! — громко ответил Николай Бородулин.
В это время к строю подъехала подвода. Остановив лошадь, осунувшийся, без головного убора, Николай Шитов подошел к Гаврилову и доложил:
— Эшелон противника взорван. При выполнении задания от руки предателя погиб Борис Зайцев.
Комиссар молча взял со стола коробочку с наградой и подал ее полковнику, Романов подошел к телеге...
Похоронили Зайцева на опушке леса. За гибель друга подрывники поклялись посчитаться врагом. И они сдержали свое слово. Две группы подрывинков вышли на задание — заминировать железную дорогу между Себежем и Идрицей, западнее станции Заворуйка, на том же участке, где подорвал последний эшелон Борис. На другой день старшие групп Николай Шитов и Юрий Дешевой докладывали: приказ выполнен. Под откос пущено два паровоза, пульманы с продовольствием и два вагона с фашистскими вояками.