Фашисты хотели все знать о партизанском крае,
о его людях, о численности бригад, о командирах. И подчас им удавалось получить нужную информацию. Находились малодушные людишки, готовые за кусок селедки и сахарин продать интересы народа.
Была в нашей бригаде разведчицей Надежда Воробьева. Она часто уходила на задания в Опочку. В бригаду возвращалась злой и подавленной. О выполнении задания рассказывала нехотя, а после доклада пила самогон и беспрестанно курила. И все-таки ее терпели: она приносила из гарнизонов противника содержательные сведения. У Надежды были грубые черты лица, грубые движения, грубые слова. Она походила на грубоватого мужчину. Ее и прозвали «Николай Иванович». И этим прозвищем она была довольна.
— На войне только такие и нужны,— говорили некоторые.— Эта все, что надо, сделает.
В январе Воробьеву направили в Опочку. Прошло около месяца, а от нее ни слуху ни духу. Командование бригады всерьез забеспокоилось. Под Опочку ушли три разведчика. Через четыре дня они вернулись и сообщили, что в карательном отряде, который свирепствует в окрестностях города, находится русская девица. По описанию крестьян, видевших ее, она очень похожа на Воробьеву.
О предательстве «Николая Ивановича» подтвердил и связной Лешка...
Парнишка шел за сведениями к разведчику в город Остров. В деревне Карпово, что в тридцати километрах от Опочки, его задержали немцы. Допрос вел фашистский офицер:
— Куда идем, молодой человек?
— В Остров, к тетке. Я прошу вас...— он не договорил, потому что в дом вошла Надежда.
— Хватит врать, Лешка,— криво улыбнулась де вида.— Это связной комиссара бригады,— добавила она, обращаясь к офицеру.
Лешку сильно избили и отправили в тюрьму. Каждое утро парнишку, как и других, выгоняли на расчистку дорог. Как-то улучив момент, Лешка бежал. с большим трудом он добрался в бригаду.
Командование сильно встревожилось: ведь Воробьева знала многих наших разведчиков и связных.
Комбриг вызвал А. С. Кузнецова и М. А. Ершова:
— Всех, с кем мы связаны, Александр Семенович, немедленно отозвать из города. А вам, Михаил Алексеевич, поручаю взять эту гадину. И как можно быстрее.
Товарищи из Опочки сообщили, что Воробьева и еще одна девица покинули город и направились по дороге к деревне Дрозды. Их нашли на хуторе Федьково...
В избу вошли Михаил Алексеевич и разведчики Николай Дмитриев и Александр Морозов. На полу, накрывшись шубами, спали две женщины.
— Вставай, «Николай Иванович»,— спокойно приказал Ершов, — три дня уже за тобой гоняюсь, Только без фокусов!
Воробьева вскочила, выхватила «вальтер», но Дмитриев вышиб у нее пистолет. Обыскали. При девицах оказались фальшивые документы и крупная сумма марок.
Предательниц доставили в Черепето.
На допросах присутствовали Штрахов, его заместитель Веселов, комиссар бригады Васильев. Воробьева призналась, что в начале 1942 года, при выполнении задания командования Красной Армии, была схвачена гестаповцами и завербована ими. Призналась также, что в Опочке выдала подпольщика Петра Ивановича Иванова, а в деревне Шипули — Никандра Михайлова, что сорванная операция по разгрому гарнизона Идрицы силами корпуса — дело ее рук. И еще сказала, что в партизанском крае действуют два или три вражеских агента. Фамилий их не знает. Но один из них окопался во взводе разведки.
Кто он, этот предатель? Необходимо было срочно его обезвредить.
Вскоре в дом, где размещалась бригадная разведка, зашел капитан Кузнецов.
— Ну, «глаза и уши», перед нами стоит серьезная задача: готовим ответный ход фашистам, будем громить два гарнизона — Заворуйка и Осетки.
Разведчики удивленно переглянулись: такого еще никогда не было, чтобы капитан заранее раскрывал замысел штаба. А тот продолжал:
— Сейчас товарищ Пузиков вас разобьет на тройки. Это необходимо для более оперативного сбора сведений о гарнизонах. Через четверо суток жду всех с докладом о выполнении задания...
Кто же предатель? Может быть, Богданов? Его совсем недавно приняли в бригадную разведку. Богданов — молодой, общительный мужчина. До войны учился на третьем курсе педагогического института. Летние каникулы в сорок первом году проводил у родственников в Идрице да так и остался в оккупации. Позже некоторое время работал у немцев переводчиком. В конце 1942 года женился на Наташе из деревни Лопатино Идрицкого района. Пришел в бригаду и принес много сведений о немцах. За это время Богданов несколько раз ездил на задания.
А может быть, не он? Кто же?
...Усталые кони медленно втаскивают сани на снежные суметы. Павел Пузиков, довольный результатами разведки, нетерпеливо говорит:
— Где же твоя деревня, Студент? (Так разведчики звали Богданова.)
— Скоро, товарищ помкомвзвода. Вот на той стороне,— указал Богданов рукой на занесенное снегом озеро.
— Не мешало бы сейчас и по стаканчику пропустить,—неожиданно говорит Анатолий Феоктистов, скуластый веселый парень, всегда таскающий за собой гармонь.
— Пропустим, у жены кое-что найдется, — подмигнул Студент.
В Лопатине остановились в доме Натальи, жены Богданова. Выпили, плотно подзакусили и через два часа продолжали путь.
Темнело. Поднималась пурга. В коротком полушубке закутанная в шаль, не обращая внимания на пургу вышла из дому Наталья и отправилась по дороге в Идрицу. Вдруг из-за кустов, словно белые призраки, выросли трое.
— Здравствуй, Наташа! Далеко ли путь держишь? — спросил Иван Холоденок.
— О черти, перепугали!— вздрогнула Богданова.— Иду вот к тетке в Тележники.
— С гостинцем, поди? — пробасил Миша Корехов.
— Какой там гостинцы! За брагой.
— Брага — это хорошо. Погреемся, значит… Обыщи-ка ее, Иван,— отрывисто сказал Петр Денисенок.
В валенках, между портянками, разведчики нашли записку: «На следующей неделе будет совершен одновременный налет на станциях Заворуйка и Осетки силами 3-й бригады. С.»
— Продажная тварь! Свяжите ее — и в сани!- распорядился Денисенок.
Поздно ночью разведчики прибыли в Двор Черепето, доставив Богданову в штаб бригады. Кузнецов вел допрос. Перепуганная Наталья рассказала все, что ей было известно о делах мужа...
Утром Студент весело шутил, читал пространные монологи, удивляя разведчиков хорошим знанием литературы. Арестовать его не торопились: в бригаде могли быть сообщники. Но Богданов все же почувствовал что-то неладное. Он зашел к Кузнецову:
— Товарищ капитан, у меня к вам просьба.
— Да, я вас слушаю.
— Разрешите жену навестить? Когда я ее видел в последний раз, она жаловалась на боль в сердце.
— Поймите, мы воюем, а не в бирюльки играем… Да уж ладно, присоединяйтесь к группе разведчиков. На обратном пути можете заглянуть в Лопатино. Ступайте.
Богданов ушел, а капитан тут же пригласил Денисенка.
— Вот что, Петр, с вами идет Богданов. Смотрите в оба. Если попытается бежать, стреляйте.
— Понял, товарищ капитан.
Разведчики выехали на лошадях. Не успели отъехать и трех километров от штаба бригады, Богданов вдруг стал отставать.
— Ты чего, Студент? — спросил Иван Холоденок.
— Живот что-то схватило...
Въехали в густой лес. Воспользовавшись узкой дорогой, заросшей по обеим сторонам кустарником и молодым ельником, Богданов резко свернул в сторону. Миша рванул автомат с плеча:
— Стой! Стрелять буду!
Лесную тишь всколыхнула автоматная очередь. Лошадь под Богдановым отпрянула в сторону и сбросила седока...
Капитан Кузнецов, когда к нему ввели Богданова, спокойно заметил:
— Сердце у тебя болело не за жену, а за предательство. А насчет встречи с женой — я ее тебе скоро организую.
Припертый фактами, Богданов признался, что в бригаду явился с заданием начальника идрицкого гестапо лейтенанта Олемпчо, что добытые сведения передавал через жену, которая давно состояла на службе у фашистов... Да и женитьба была просто ширмой.
Вскоре состоялся партизанский суд. Богданов ползал на коленях перед членами суда. Приговор обжалованию не подлежал...