Я хорошо помню осень 1943 года. Чтобы рассказать о ней, о делах бригады, мне придется вернуться назад, к тому времени, когда мы покидали Опочецкий район...

Заморосили дожди. Надвинулись зябкие дни. В один из них наша бригада уходила в урочище Ло­ховня. Впереди колонны ехали конные разведчики. Заломив на затылок кубанки с красными лентами, по­качиваясь в самодельных седлах, они весело перегова­ривались. За разведчиками с группой командиров сле­довал Гаврилов. На своем высоком рысистом жеребце он казался ещё стройнее. Партизаны очень уважали комбрига. Когда он был рядом, у всех появлялось осо­бое чувство уверенности. Мы знали смелость и реши­тельность Гаврилова в бою, умение быстро ориентиро­ваться и принимать решение в самой сложной обста­новке.

Впереди показалась зеленая гряда Лоховни. К ко­мандиру взвода бригадной разведки Батейкину подъ­ехал Гаврилов:

— Ну как, разведка, все тихо?

— Тихо,— ответил Григорий Никанорович и пере­дал бинокль Гаврилову.

— Ничего, Гриша, теперь не сорок первый, когда мы в этих лесах из одного окружения попадали в дру­гое. Сейчас можно и потягаться,— весело сказал ком­бриг и повернулся к приближающейся колонне.— Это уже сила.

Лоховня — заболоченный хвойный массив, затерян­ный на стыке Опочецкого, Себежского и Идрицкого районов, был труднодоступен для людей, не знающих сюда путей. Черные топи сильно затрудняли движение в глубь урочища. Партизаны давно облюбовали этот малонаселенный район, но лагерем стали располагать­ся только с осени 1943 года.

Группа командиров 3-й и 10-й партизанских бригад

Отыскав сухой участок, отряды оборудовали про­сторные землянки в бору среди гигантских сосен. Каж­дый отряд устраивался капитально. Немцы боялись проникать в глубь урочища. Они еще летом разорили и сожгли примыкавшие к лесу деревни, Ломы, Рубаны, Поповку, Лубьево, Куньево и другие. Жители этих де­ревень вырыли землянки в глухих местах. Мы были их соседями.

В Лоховне в тот период расположились бригады Вараксова, Бойдина, Буторина. На границе с Латви­ей обосновалась латышская бригада Вилиса Самсона. В северной части находился отряд Ильи Жукова (он действовал в Красногородском районе). Позднее сюда прибыла спецбригада Назарова. Недалеко от деревни Лубьево расположился отряд Виктора Терещатова «Земляки». У Терещатова с Гавриловым еще с марта 1942 года сложились дружеские отношения. Виктор искренне уважал нашего комбрига. Алексей Михайло­вич при длительных разлуках говорил нам:

— Что-то давно нет Виктора. Видать, дела заедают.

В Лоховне мы впервые разместились в просторных землянках, тут работала баня. Хозвзод чинил и пере­шивал по размеру одежду, обувь. Здесь мне сшили третьи партизанские сапоги. Хорошо продубленная кожа оказалась очень ноской (в этих сапогах я вернул­ся в Калинин). Нам, разведчикам, Григории Никанорович Батейкин постоянно говорил:

— Конь спасет, если ты ему дорог. Плохие сапо­ги— плохой помощник разведчику.

В первые же дни мы облазили всю Лоховню и вскоре имели полное представление об этом обширном лесном массиве. Он уже не казался нам таким недо­ступным. Но на всю жизнь мы запомнили первый день перехода бригады по болотам. Многие партизаны тог­да чуть было не погибли, трех лошадей засосали чер­ные окна... Мох под ногами ходил ходуном. Соблюдая осторожность, мы шли друг за другом на расстоянии трех шагов. Замыкающие брели по пояс в болотной жиже.

Здесь, в Лоховне, начальник штаба бригады Зубехин как-то зашел к нам в землянку.

— Нужна гербовая печать, ребята, вот так! — и он ребром ладони провел по горлу.

Гербовая печать действительно была необходима. Подрывники и разведчики, уходя на задание, не имели при себе никаких документов. Иной раз при встрече с партизанами из других бригад дело доходило до оружия.

Все молчали:

— Товарищ капитан, будет печать,— вдруг сказал обычно молчаливый Семен Карпов. Разведчики удив­ленно посмотрели на него. Все знали, что Семен умеет ремонтировать часы, оружие, но чтоб изготовил на­стоящую печать, сомневались.

— Дайте только резины.

Найти кусок резины в этот день оказалось нелег­ким делом. У всех командиров и бойцов сапоги были шиты из самодельной дубленой кожи или трофейные. Мы обшарили весь лагерь, но резины не нашли. Во вто­рой половине дня в лагерь возвратились Холоденок, Корехов и Киселев. Иван ловко соскочил с коня и хотел было уже докладывать Батейкину о результатах разведки, как Иван Ефимов воскликнул:

— Резина, братцы! Ваня, твои сапоги войдут историю. Снимай!

Холоденок удивленно уставился на Ефимова. Но к нему подскочили Горецкий и Боженков, повалили на землю и стащили сапоги.

— Пойдет?  — подавая Карпову, спросил Ефимов,

Семен внимательно осмотрел подметку, а потом финкой отодрал резиновый каблук.

— Не шуми, Иван, надо,— сказал Батейкин.

На следующий день, после обеда, Семен Карпов принес в штаб бригады круглую печать 3-й Калининской партизанской бригады. Она в ту пору сыграла важную роль.

Вечером после ужина Павла Пузикова, Ивана Холоденка, Ольгу Михайлову, Федора Михайлова — местного жителя, недавно вступившего в партизаны, и меня вызвали в штабную землянку. У карты стояли Батейкин, Петров, Зубехин, Гаврилов и Васильев. Ко­гда мы вошли, комбриг весело сказал:

— Выглядите бодрыми. По всему видно, отдохнули хорошо. Завтра пора и за дело. Вот мы, посоветовав­шись, решили начать выкуривать немцев из ближай­ших гарнизонов. Вашей группе необходимо все раз­узнать о гарнизоне Ладыгино. Это рядом с Лиственкой, поэтому Ольга будет хорошей помощницей.

Утром вышли на задание. Трое суток мы тенями бродили по заросшим берегам речки Веть. На нашем берегу в километре друг от друга находились неболь­шие деревушки Горушка и Гребещино. А за рекой, тоже в километре, на возвышенности виднелся гарни­зон Ладыгино.

Местность вокруг была болотистая. Единственная дорога от Лоховни к Опочке лежала через Веть и Ла­дыгино. Немцы здесь обосновались год назад. За это время хорошо укрепили все подходы к деревне. Построили четыре дзота, вырыли разветвленную сеть траншей, ходов сообщений и посередине деревни на вершине старого тополя оборудовали площадку для скорострельного пулемёта.

Вечером на третий день, переправившись вброд через речку, мы с особой осторожностью обошли во­круг гарнизона. В бинокль было видно: вражеские часовые на площадке у пулемета вели себя беспечно.

В Ладыгине постоянно находилось два взвода фа­шистов. Неся караульную службу, они чувствовали себя спокойно и особой активности не проявляли. Ко­мендант гарнизона фельдфебель Лонге слыл хитрым человеком. Он понимал сложность своего положения. Оберегая свою шкуру, заигрывал с жителями деревни. Угощал их сахарином, галетами. Деревенские дали ему меткую кличку «пан Сахарин».

— «Пан Сахарин» надеется перезимовать в Лады­гине,— докладывала Ольга Михайлова, вернувшаяся из разведки (она ходила в соседние деревни).

Наши сведения командование учло при разработ­ке операции по разгрому гарнизона. Заместителю ко­мандира пятого отряда Алексею Алексеевичу Романо­ву поручалось бесшумно снять часового, стоящего у бункера со стороны деревни Запеклево, откуда мень­ше всего немцы ждали партизан.

Убрать часового Романов решил при помощи Гус­тава Штойбе, немца-партизана. Этот русоволосый веснушчатый парень до войны работал в Мюнхене на папиросной фабрике. В 1941 году был призван в ар­мию. В нашу бригаду пришел совсем недавно, в сен­тябре. Из полоцкого гарнизона к партизанам бежал вместе с пятью русскими военнопленными. При доп­росе Николай Ионович Лежнин спросил:

— Почему вы раньше не переходили?

— Боялся.

— Чем можете доказать, что пришли к нам по убеждению, а не по заданию гестапо?

— У Полоцка мне пришлось минировать фугасами железную дорогу. Я знаю их размещение и могу взор­вать,— ответил Штойбе.

И он взорвал. Поезда не ходили тогда почти целую неделю. Густав был зачислен партизаном в отряд Либы.

Командир отряда П. С. Филиппов	Партизан С. Н. Ядрышников

 Гарнизон обложили в ночь на 20 октября. С северо- западной стороны располагались боевые группы отря­да Либы, Филиппова и взвод автоматчиков Ивана Кутанова из отряда «Смерть фашизму!». По сигналу им первым предстояло ворваться в гарнизон. Другие от­ряды перекрыли все подступы к деревне.

— Начнем! — приказал комбриг.

Густав Штойбе вышел на дорогу, что петляет от Запеклева до Ладыгина. Притворившись пьяным, он распевал песню на своем родном языке. За ним, переодетый в немецкую форму, шел с бесшумной винтов­кой Романов. На некотором расстоянии двигались автоматчики Кутанова, разведчики Куличков а и груп­па Чижова из отряда Либы.

— Пароль! — окликнул из темноты часовой. Гус­тав, не останавливаясь, шатал на окрик и продолжал петь песню.

— Хальт! Пароль! — повторил немец и в недоуме­нии нерешительно сам вышел на дорогу.

— О, комрад, гут, гут! — произнес, приближаясь к нему, Штойбе. И когда до часового оставалось три шага, из-за спины Густава раздался легкий щелчок. Солдат обмяк и упал на дорогу.

Путь открыт. К ближайшему дзоту подбежал авто­матчик Василий Дмитриев и бросил в его черную пасть противотанковую гранату. Вторую гранату метнул Николай Журавлев. Сигнал подан. Взвод Кутанова сразу же ворвался в гарнизон. Автоматчики Владимир Крылов, Владимир Александров, Анатолий Феофанов, Николай Сухинин бежали впереди. Перепуганные, полуодетые немцы выскакивали из окон прямо под автоматный огонь.

Автоматчики Кутанов, Николай Журавлев, Юли­ус Цукер, Владимир Крылов и Владимир Демидов, пробравшись огородами к тополю, с близкого расстоя­ния открыли огонь по немцам. Вскоре пулемет затих. Только яростно отбивался дзот. В деревне полыхали дома. Было светло как днем.

Взрывы гранат, густые очереди партизанских пуле­метов наконец сломили последний дзот противника. Гарнизон пал. Пятьдесят четыре оккупанта нашли свою смерть в Ладыгине, И среди них «пан Сахарин».

Разгромленный и пылающий в ночи гарнизон — зрелище впечатляющее. Нам достались неплохие трофеи.

Немцы не успели увезти в Германию сто шестьде­сят тонн награбленного зерна и большое стадо скота. Часть зерна была увезена партизанами, часть розда­на местному населению. Больше сотни коров наша бригада возвратила жителям разоренных деревень.

В Ладыгине среди немцев был животновод. Сол­дат до страсти любил овец. Он силой забирал живот­ных у населения. Его стадо досталось бригадной раз­ведке. Овцы, а их было сто пятьдесят три, не пони­мали наших окриков. Мы попытались переправить стадо через речку. Не тут-то было. Уперлись бараны и ни с места. Анекдот. Выручил Романовский. Сме­ясь, он крикнул:

— Ком! Шнель, шнель!

Овцы попрыгали в воду и поплыли.

— Немчурки и есть немчурки,—улыбались раз­ведчики.

Большая часть овец была возвращена населению. Оставшихся пригнали в лагерь для общего котла.

Ежедневно базу покидало несколько групп под­рывников. В этот период и отличились, минеры из взвода Николая Харченко. На перегоне Себеж — Зилупе, в районе глухого переезда, Семен Пешков, устанавливающий заряд, чудом уцелел. Выскочивший из-за поворота эшелон на полном ходу «сыграл» с насы­пи (Пешков в это время находился в тридцати метрах от дороги). Состав оказался с живой силой; паровоз и семнадцать вагонов в течение нескольких минут превратились в груды металла и дерева, охваченные огнем. Более трехсот солдат и офицеров погибло от  взрыва.

Добравшись до своих, Пешков, отдышавшись, нашел силы улыбнуться:

— Так их надо бить.

— Бить-то бить... Только вот как теперь сами вы­беремся из этого пекла? — спросил скорее самого себя подрывник Ткаченко.

Бежать действительно некуда. Немцы из охраны дороги успели зайти с тыла и отрезать все пути отхо­да. Отовсюду слышалась автоматная стрельба. Трое подрывников спустились в небольшую балку и, попро­щавшись друг с другом, зарылись в кучу валежника. Они решили живыми врагу не сдаваться. Но гитле­ровцы, оцепившие участок леса у места диверсии, по­думали, что партизаны сумели уйти, что нет смысла прочесывать лес, и вернулись к восстановлению же­лезной дороги. Ребята, поняв, что немцы их не заме­тили, выбрались ночью из «логова». Посоветовав­шись, двинулись ползком на другую сторону желез­ной дороги. Переползая насыпь, Ткаченко не удер­жался и установил под рельсом заряд нажимного действия. Скопившиеся на станции Зилупе с живой силой и техникой эшелоны не могли ждать. Не успели подрывники отойти и километра, как вновь раздался сильный взрыв. Еще один эшелон разметало вдоль насыпи.

Комбриг, пожимая руки бойцам, улыбнувшись, сказал:

— Полтысячи немцев за одни сутки вывести из строя втроем — такое не часто случается. Вы заслу­жили правительственные награды.

Позже мы узнали, что от первого взрыва погибло 194 и ранено 127 гитлеровцев. Второй эшелон имел шесть вагонов с живой силой и 13 платформ с авто­машинами. Из-под обломков аварийная команда вы­тащила 88 убитых и 65 раненых солдат и офицеров.

Опочецкий район для партизан был трудным: в гарнизонах оказалось до дьявола фашистов. А хоро­шие шоссейные дороги, пересекающие район во всех направлениях, позволяли оккупантам быстро пере­брасывать карательные отряды в любые деревни. И все-таки мы всегда вовремя ускользали от против­ника.