Два комбрига

В первые дни нового, 1944 года наша бригада рас­положилась в деревнях Матвеевского сельсовета. Штаб бригады и отряд Чернова обосновались в де­ревне Лиственке. Эту деревню партизаны называли второй столицей. В нашей бригаде постоянно находи­лась опергруппа Штрахова, поэтому сюда начали приезжать представители многих бригад. Тут прошло со­вещание командного состава по тактике действия партизан в зимних условиях.

В это время в Лиственку прибыл старший инструк­тор Калининского обкома комсомола по работе с мо­лодежью в тылу врага Василий Морозов. Собрав ком­сомольцев бригады, он рассказал о положении на фронтах, о жизни на Большой земле. В каждом отряде прошли комсомольские собрания. В бригаде ежеднев­но выпускались «боевые листки». Возвратившись, бывало, с задания и немного отдохнув, комсомольцы брались за карандаши. Утром партизаны с интересом читали задорный номер «боевого листка». Так жила наша «столица».

Инструктор обкома комсомола В. А. Морозов

 Радистка Т. Т. Иванова

В последней декаде января немцы сосредоточили в Опочецком районе большие силы и пытались окружить партизан в деревнях Матвеевского сельсовета, Гаврилов созвал в Лиственку командиров всех отрядов... Под утро бригада покинула обжитые места и шла за шоссе Опочка — Пустошка.

Во второй половине следующего дня разведчики 13-й бригады Бабакова, с которыми мы встретились в деревне Шелково, сообщили, что со стороны Опочки на нас двигается большой карательный отряд. Тут же состоялась встреча Гаврилова и Бабакова. Комбриги решили так: отряд Чернова займет оборону возле Шел­кова; партизаны Кузнецова замаскируются у деревни Абаканы; бойцы Филиппова расположатся в деревне Авденково; отряд Либы выйдет на высотку восточнее деревни Овсейково; подрывники сделают засаду у до­роги Шелково — Авденково; по соседству, закрепив­шись в деревнях Погорельцево, Клево и Абаканы, бу­дут сражаться партизаны 13-й бригады.

Утром в Шелково снова приехал Бабаков. На нем был маскхалат, на боку маузер. Он бойко выпрыгнул из санок и пожал руку Гаврилову:

— Здорово, Алексей! Как настроение у твоих ре­бят? Сегодня будет жаркий денек.

— Настроение бодрое. Парни уже на позициях,— ответил Гаврилов и добавил:— Давай окончательно сверим расстановку сил.

Из избы вышел Алексей Иванович Штрахов. По­здоровавшись с Бабаковым, он раскрыл свой план­шет. Командиры склонились над картой...

Немцы сосредоточили вокруг деревень, в которых расположились партизаны, около двух тысяч человек с шестью пушками и десятком минометов. Окружение было плотным. Опочка от места обороны партизан на­ходилась в восемнадцати километрах. Каратели в случае необходимости могли быстро получить подкре­пление.

Бой завязался быстро. Немцы, имея численное превосходство, попытались с нескольких направлений атаковать наши позиции. Сильная перестрелка вспых­нула у деревни Абаканы. Получив отпор от отряда Кузнецова, каратели смешались и беспорядочно от­ступили. Партизаны 13-й бригады первыми бросились в атаку. И на других участках бой складывался в нашу пользу. Колонну немцев, вышедших из низины на дорогу Шелково — Авденково, из пулеметов об­стреляли подрывники. Противник, потеряв больше трех десятков убитых, отошел. На этом участке осо­бенно отличился своей стойкостью взвод Николая Харченко. Зная немецкую тактику ведения боя, Нико­лай так расположил своих бойцов, что противник не сумел пройти.

— Манаков, Ткаченко, Устиненок, берегите патро­ны!— крикнул Харченко.

Во взводе имелось четыре скорострельных пулеме­та. И если не придерживать пулеметчиков, то через час нечем будет стрелять.

В кустарнике вновь замелькали черные фигуры немцев. Они шли широким фронтом. Основной удар был направлен на позиции Харченко и Филиппова.

Отразили и вторую атаку.

Обозленные фашисты усилили огонь из минометов. А потом сумели окружить взвод Харченко, и, если бы не бойцы отряда Филиппова, вовремя пришедшие на помощь, взводу пришлось бы туго.

Перевалило за полдень. Бой на всех участках раз­горелся с новой силой. В Шелково остались только взвод бригадной разведки, хозвзвод и санчасть. Сюда прибывали раненые. Гаврилов и комиссар Васильев остановились у подводы, на которой лежал старший лейтенант Петров. Неделю назад в гребещенском лесу он подорвался на мине. Пришлось ампутировать ногу. А отправить его в тыл не успели. От потери крови Петров был бледен. Увидев командира, он попытался сесть.

— Лежи, лежи, Иван,— предупредил комбриг, са­дясь на подводу к своему заместителю.— Береги силы, они пригодятся. И не волнуйся: в любой обстановке мы никого не оставим.

— Спасибо. Да и вы не беспокойтесь, за мной хо­рошо ухаживают. Они из любой беды выручат,— и Петров показал на Ольгу Михайлову и Петра Ефименка.

Послышался воющий свист. За сараями в осинни­ке разорвалось четыре снаряда. Лошади сбились в кучу. Ездовые с большим трудом удерживали их. Комбриг крикнул:

— Рассредоточьте подводы!

Несколько разрывов снарядов и мин подняли фон­таны снега на околице деревни. Из оврагов застрочи­ли немецкие пулеметы. Пули засвистели над головами

ездовых. Заметались женщины, заволновались ране­ные. Поднялась суматоха.

— Товарищи, не паниковать! — громко выкрикнул Гаврилов.— Десяток поганых немцев просочились. Мы их сейчас отобьем.

В это время из-за бугра вывернулась подвода. На санях стояли двое партизан. У одного из них ручной пулемет.

— Стой! — приказал Алексей Михайлович.—Кто такие? Почему не на позициях?

— Мы из 13-й. Едем в лесной лагерь.

— Потом разберемся. Пугачев, Заболотнов, Кисе­лев, забирайте пулеметчика — и на высоту! — прика­зал Гаврилов.— Будете прикрывать до тех пор, пока вся колонна до леса не доберется.

— Слушаюсь! — ответил Григорий и взял у парня пулемет. — За мной! — И Пугачев первым побежал на высотку.

Немцы в маскхалатах, утопая в снегу, пробирались к сараям, за которыми укрылись подводы с ранеными и имуществом отрядов. Пугачев подпустил поближе фашистов и стал обстреливать их. Каратели отпряну­ли назад.

Несколько десятков партизанских саней тронулись по широкой лощине в сторону леса. Гаврилов со своим помощником Борисом Уткиным и с группой разведчи­ков стоял на развилке дорог. День клонился к вечеру. С новой силой разгорелся бой. Немцы несли большие потери, но продолжали наседать.

Задача, поставленная Гавриловым и Бабаковым, была выполнена. На позиции ушли связные с прика­зом об отходе в лес за Шелково.

Наступили сумерки. К комбригу подскакал Нико­лай Романовский. Не слезая с коня, он доложил:

— Из Опочки к Щелкову движется колонна фаши­стов. Человек пятьсот.

— Сам видел?— спросил Алексей Михайлович.

— Сам, товарищ комбриг...

— Далеко они?

— Километра два отсюда.

Гаврилов посмотрел на часы и быстро пошел к на­шей группе.

— Гриша, продержитесь еще минут двадцать, а по­том догоняйте нас. Колонна пойдет по бездорожью че­рез лес, в южном направлении.

— Не впервой, найдем,— ответил разведчик.

— Экономьте патроны,— добавил Гаврилов.

Немцы, прибывшие из Опочки, повели наступле­ние на деревню.

Сниматься было рано. Еще не все отряды вошли в лес. Партизаны 13-й бригады отходили с боем. Их по пятам преследовали каратели. Отряд Чернова, отстре­ливаясь, отходил через Шелково. С отрядом шел Штрахов.

— Чернов! — крикнул Алексей Иванович.— При­казываю задержать противника!

Автоматчики Андрея Чайкина и Ивана Кутанова залегли и открыли огонь по фашистам. С новой силой загрохотало, завизжало. Пули свистели во всех на­правлениях. Вечернее небо озарялось взрывами сна­рядов и мин.

Пятачок на высотке, зажатый с двух сторон, про­должал посылать пулеметные очереди в кусты, где засели немцы.

Внизу под высоткой остановились санки комбрига Бабакова.

— Хлопцы, отходите! Сейчас фашисты друг другу лбы будут чистить! — крикнул он и .пустил коня.

Через некоторое время мы догнали свою колонну.

В деревне продолжался бой. Немцы, горя желани­ем добить партизан, лупили друг друга. Мы уходили по бездорожью в густой черный осинник.

За полночь колонна остановилась недалеко от шос­се Опочка — Пустошка. Немцы сосредоточили в гар­низонах вдоль этой магистрали значительные силы, чтобы не дать партизанам вырваться из кольца. Впе­ред ушла разведка. Минуло полчаса. От усталости клонило ко сну. Но вот долгожданная команда:

— Приготовиться!

А через пять минут:

— Вперед! Не растягиваться!

Сразу же за кустами ровное поле, которое проре­зает темная полоса шоссе. Движение ускорилось. Кони пошли галопом.

— Быстрей! Не спать! Эй, хлопец, веселей пого­няй своего мерина! — командовал Бабаков.

Немецкий патруль обнаружил колонну, когда по­следние подводы переезжали дорогу. Фашисты откры­ли огонь. Боковое охранение партизан ответило пуле­метными очередями и влилось в колонну. Все знали, что ночью немцы не пойдут в погоню.

Когда совсем рассвело, разведчики наконец собра­лись все вместе.

— Где это вы, блудливые парубки, всю ночь прошлялись? — поводя своим длинным носом, встретил нас Иван. Меньшиков. — Наверное, Холоденок под сос­ной свои совиные глазищи на Нюрку пучил? Она только что заявилась. Щеки розовые, а губы, ай-ай- ай! Не молодка, а золото!

Нюра Евсеева, всю ночь помогавшая раненым, ко­торых сама же и выносила из боя, не осталась в долгу:

— У тебя, Иван, одно на уме. А все оттого, что кавалер из тебя никудышный. Один нос да цыганская трубка — вся твоя краса.

— Так его, Нюрка, так! — откликнулся Холоденок и подъехал поближе к Меньшикову.

Партизаны дружно хохотали, сыпали хлесткие сло­вечки. Особенно атаковала Меньшикова Ольга Ми­хайлова:

— Вот, Земеля, достукался, говорила тебе: не тро­гай наших девчат, а то посадят в лужу. Теперь сиди и не рыпайся.

К взводу разведчиков подъехали Гаврилов и Ва­сильев.

— Смотри, комиссар, они еще шутят,—сказал ве­село комбриг.—Ну как, Гриша, туго пришлось?

— Да так себе.

— А где тот пулеметчик? Отдали ему пулемет?

— Отдали, только с пустыми дисками.

— С вашей помощью фашисты до сих пор в Щел­кове разбираются, где свои, а где чужие,— сказал комиссар и, подойдя к Пугачеву, пожал ему руку.

На четвертые сутки прямо на марше в нашу ко­лонну влилось несколько отрядов и групп из других бригад. Среди них находились прибывшие из-за линии фронта представители Калининского обкома партии и комсомола. Обгоняя на своей шустрой кобылице пест­рый походный строй, я увидел инструктора обкома ВЛКСМ Морозова, одетого в неизменную шинель. Ва­силий, сняв очки, воскликнул:

— Здорово, Вовка! — И, улыбнувшись, добавил: — Вот, дружище, как приходится встречаться. Когда-нибудь эти походы будут историей.

Всю неделю немцы прочесывали Опочецкий район, но так и не добились успеха. В воскресенье каратель­ные отряды ушли в Опочку. Бригада вновь расположилась в деревнях Матвеевского сельсовета. Рядом остановилась и 13-я бригада. Бабаков на своих рас­писных санках несколько раз приезжал к Гаврилову в гости. В это время он подружился с Иваном Яковле­вичем Черновым, впоследствии ставшим комиссаром 13-й бригады.

Мы знали, что фашисты не оставят нас в покое.

 Фронт приближался. Во многих окрестных деревнях расположились немецкие армейские части. Группы разведчиков ежедневно уходили в разных направле­ниях. Подрывники пускали под откос эшелоны, отдельные отряды устраивали на дорогах засады, уничтожая живую силу гитлеровцев. Однако полностью развернуться бригаде не давало большое количество раненых и больных. Самолеты с Большой земли дав­но не прилетали. Командование искало, где разместить раненых.

 Как-то утром я помогал Пугачеву умываться. Гри­горий закалял себя ежедневно. При любом холоде, раздевшись до пояса, он умывался на улице. В это время к нам подошел Григорий Никанорович Батейкин. Вместо раненого Петрова он был назначен замкомбрига по разведке.

— Володя, а ну хвати как следует тезку из ведра! Пусть попляшет! — крикнул Батейкин.

— Этим его не испугаешь. Он закаленный,— отве­тил я.

— Тогда заканчивай и быстро запрягай свою ло­шадь. Сегодня нам с тобой придется много по лесу по­лазить. Поедем к латышам. Будем место искать для раненых...

Перед вечером взмыленные лошади с трудом та­щили по глубокому снегу лесной дороги сани. Никаких признаков лагеря в чащобе Лоховни найти не уда­лось. Наступила темнота. Где искать дальше, не зна­ли, хотя карта говорила, что именно в том квадрате находятся землянки латышской бригады Самсона.

Лошади встали.

— Что будем делать? — устало спросил меня Гри­горий Никанорович.

— Все равно спать не придется; давайте искать. Не могли же они сквозь землю провалиться,— отве­тил я.

— Это верно,— кивнул Батейкин.— Ваня, оставай­ся у коней. Разожги костер, а мы полазаем по лесу,— приказал Батейкин своему помощнику.

Шли по пояс в снегу. Попеременно пробивали след. Несколько раз Батейкин проваливался в глубокие ямы. Во второй половине ночи, окончательно выбив­шись из сил, мы легли прямо на снег. Батейкин рас­стегнул ворот полушубка. Он тяжело дышал:

— Вот забрели. Здесь, наверное, и медведи-то не живут,— прерывисто произнес Григорий Никаноро­вич.— Давай возьмем левей. Тут деревья пореже.

В десяти метрах от себя я неожиданно увидел красную искорку, которая тут же погасла.

— Печка в землянке топится! — вырвалось у меня.

Через минуту свет мелькнул снова. Кто-то открыл и закрыл дверь землянки. Вскочив на ноги, мы побе­жали, если это можно назвать бегом. Снег-то глубок.

— Свои, не стреляйте! — закричал я, вваливаясь в просторную землянку.

Несколько перепуганных женщин поднялись с нар. Двое мужчин схватились за автоматы. Нам недолго пришлось разъяснять, кто мы такие и зачем ночью заявились в эти места. Правда, из присутствующих по-русски разговаривали только двое — пожилой ла­тыш и раненный в голову партизан-украинец. С их по­мощью и удалось успокоить партизан латышской бригады Самсона.

При свете коптилки они с интересом рассматрива­ли нас. Хозяева накрыли стол и рассказали, что у них есть несколько готовых землянок, в которых можно разместить раненых.

С рассветом, попрощавшись с гостеприимными хо­зяевами, Батейкин и я в сопровождении пожилого партизана на лыжах быстро отыскали лошадей. В тот же день из Лиственки выехало в латышский лагерь двенадцать подвод. Все раненые и больные были раз­мещены по землянкам. Специально выделенные пар­тизаны в двух километрах от лагеря латышей начали оборудовать новый лагерь для госпиталя 3-й бригады.