Два комбрига
В первые дни нового, 1944 года наша бригада расположилась в деревнях Матвеевского сельсовета. Штаб бригады и отряд Чернова обосновались в деревне Лиственке. Эту деревню партизаны называли второй столицей. В нашей бригаде постоянно находилась опергруппа Штрахова, поэтому сюда начали приезжать представители многих бригад. Тут прошло совещание командного состава по тактике действия партизан в зимних условиях.
В это время в Лиственку прибыл старший инструктор Калининского обкома комсомола по работе с молодежью в тылу врага Василий Морозов. Собрав комсомольцев бригады, он рассказал о положении на фронтах, о жизни на Большой земле. В каждом отряде прошли комсомольские собрания. В бригаде ежедневно выпускались «боевые листки». Возвратившись, бывало, с задания и немного отдохнув, комсомольцы брались за карандаши. Утром партизаны с интересом читали задорный номер «боевого листка». Так жила наша «столица».
![]() | ![]() |
Инструктор обкома комсомола В. А. Морозов | Радистка Т. Т. Иванова |
В последней декаде января немцы сосредоточили в Опочецком районе большие силы и пытались окружить партизан в деревнях Матвеевского сельсовета, Гаврилов созвал в Лиственку командиров всех отрядов... Под утро бригада покинула обжитые места и шла за шоссе Опочка — Пустошка.
Во второй половине следующего дня разведчики 13-й бригады Бабакова, с которыми мы встретились в деревне Шелково, сообщили, что со стороны Опочки на нас двигается большой карательный отряд. Тут же состоялась встреча Гаврилова и Бабакова. Комбриги решили так: отряд Чернова займет оборону возле Шелкова; партизаны Кузнецова замаскируются у деревни Абаканы; бойцы Филиппова расположатся в деревне Авденково; отряд Либы выйдет на высотку восточнее деревни Овсейково; подрывники сделают засаду у дороги Шелково — Авденково; по соседству, закрепившись в деревнях Погорельцево, Клево и Абаканы, будут сражаться партизаны 13-й бригады.
Утром в Шелково снова приехал Бабаков. На нем был маскхалат, на боку маузер. Он бойко выпрыгнул из санок и пожал руку Гаврилову:
— Здорово, Алексей! Как настроение у твоих ребят? Сегодня будет жаркий денек.
— Настроение бодрое. Парни уже на позициях,— ответил Гаврилов и добавил:— Давай окончательно сверим расстановку сил.
Из избы вышел Алексей Иванович Штрахов. Поздоровавшись с Бабаковым, он раскрыл свой планшет. Командиры склонились над картой...
Немцы сосредоточили вокруг деревень, в которых расположились партизаны, около двух тысяч человек с шестью пушками и десятком минометов. Окружение было плотным. Опочка от места обороны партизан находилась в восемнадцати километрах. Каратели в случае необходимости могли быстро получить подкрепление.
Бой завязался быстро. Немцы, имея численное превосходство, попытались с нескольких направлений атаковать наши позиции. Сильная перестрелка вспыхнула у деревни Абаканы. Получив отпор от отряда Кузнецова, каратели смешались и беспорядочно отступили. Партизаны 13-й бригады первыми бросились в атаку. И на других участках бой складывался в нашу пользу. Колонну немцев, вышедших из низины на дорогу Шелково — Авденково, из пулеметов обстреляли подрывники. Противник, потеряв больше трех десятков убитых, отошел. На этом участке особенно отличился своей стойкостью взвод Николая Харченко. Зная немецкую тактику ведения боя, Николай так расположил своих бойцов, что противник не сумел пройти.
— Манаков, Ткаченко, Устиненок, берегите патроны!— крикнул Харченко.
Во взводе имелось четыре скорострельных пулемета. И если не придерживать пулеметчиков, то через час нечем будет стрелять.
В кустарнике вновь замелькали черные фигуры немцев. Они шли широким фронтом. Основной удар был направлен на позиции Харченко и Филиппова.
Отразили и вторую атаку.
Обозленные фашисты усилили огонь из минометов. А потом сумели окружить взвод Харченко, и, если бы не бойцы отряда Филиппова, вовремя пришедшие на помощь, взводу пришлось бы туго.
Перевалило за полдень. Бой на всех участках разгорелся с новой силой. В Шелково остались только взвод бригадной разведки, хозвзвод и санчасть. Сюда прибывали раненые. Гаврилов и комиссар Васильев остановились у подводы, на которой лежал старший лейтенант Петров. Неделю назад в гребещенском лесу он подорвался на мине. Пришлось ампутировать ногу. А отправить его в тыл не успели. От потери крови Петров был бледен. Увидев командира, он попытался сесть.
— Лежи, лежи, Иван,— предупредил комбриг, садясь на подводу к своему заместителю.— Береги силы, они пригодятся. И не волнуйся: в любой обстановке мы никого не оставим.
— Спасибо. Да и вы не беспокойтесь, за мной хорошо ухаживают. Они из любой беды выручат,— и Петров показал на Ольгу Михайлову и Петра Ефименка.
Послышался воющий свист. За сараями в осиннике разорвалось четыре снаряда. Лошади сбились в кучу. Ездовые с большим трудом удерживали их. Комбриг крикнул:
— Рассредоточьте подводы!
Несколько разрывов снарядов и мин подняли фонтаны снега на околице деревни. Из оврагов застрочили немецкие пулеметы. Пули засвистели над головами
ездовых. Заметались женщины, заволновались раненые. Поднялась суматоха.
— Товарищи, не паниковать! — громко выкрикнул Гаврилов.— Десяток поганых немцев просочились. Мы их сейчас отобьем.
В это время из-за бугра вывернулась подвода. На санях стояли двое партизан. У одного из них ручной пулемет.
— Стой! — приказал Алексей Михайлович.—Кто такие? Почему не на позициях?
— Мы из 13-й. Едем в лесной лагерь.
— Потом разберемся. Пугачев, Заболотнов, Киселев, забирайте пулеметчика — и на высоту! — приказал Гаврилов.— Будете прикрывать до тех пор, пока вся колонна до леса не доберется.
— Слушаюсь! — ответил Григорий и взял у парня пулемет. — За мной! — И Пугачев первым побежал на высотку.
Немцы в маскхалатах, утопая в снегу, пробирались к сараям, за которыми укрылись подводы с ранеными и имуществом отрядов. Пугачев подпустил поближе фашистов и стал обстреливать их. Каратели отпрянули назад.
Несколько десятков партизанских саней тронулись по широкой лощине в сторону леса. Гаврилов со своим помощником Борисом Уткиным и с группой разведчиков стоял на развилке дорог. День клонился к вечеру. С новой силой разгорелся бой. Немцы несли большие потери, но продолжали наседать.
Задача, поставленная Гавриловым и Бабаковым, была выполнена. На позиции ушли связные с приказом об отходе в лес за Шелково.
Наступили сумерки. К комбригу подскакал Николай Романовский. Не слезая с коня, он доложил:
— Из Опочки к Щелкову движется колонна фашистов. Человек пятьсот.
— Сам видел?— спросил Алексей Михайлович.
— Сам, товарищ комбриг...
— Далеко они?
— Километра два отсюда.
Гаврилов посмотрел на часы и быстро пошел к нашей группе.
— Гриша, продержитесь еще минут двадцать, а потом догоняйте нас. Колонна пойдет по бездорожью через лес, в южном направлении.
— Не впервой, найдем,— ответил разведчик.
— Экономьте патроны,— добавил Гаврилов.
Немцы, прибывшие из Опочки, повели наступление на деревню.
Сниматься было рано. Еще не все отряды вошли в лес. Партизаны 13-й бригады отходили с боем. Их по пятам преследовали каратели. Отряд Чернова, отстреливаясь, отходил через Шелково. С отрядом шел Штрахов.
— Чернов! — крикнул Алексей Иванович.— Приказываю задержать противника!
Автоматчики Андрея Чайкина и Ивана Кутанова залегли и открыли огонь по фашистам. С новой силой загрохотало, завизжало. Пули свистели во всех направлениях. Вечернее небо озарялось взрывами снарядов и мин.
Пятачок на высотке, зажатый с двух сторон, продолжал посылать пулеметные очереди в кусты, где засели немцы.
Внизу под высоткой остановились санки комбрига Бабакова.
— Хлопцы, отходите! Сейчас фашисты друг другу лбы будут чистить! — крикнул он и .пустил коня.
Через некоторое время мы догнали свою колонну.
В деревне продолжался бой. Немцы, горя желанием добить партизан, лупили друг друга. Мы уходили по бездорожью в густой черный осинник.
За полночь колонна остановилась недалеко от шоссе Опочка — Пустошка. Немцы сосредоточили в гарнизонах вдоль этой магистрали значительные силы, чтобы не дать партизанам вырваться из кольца. Вперед ушла разведка. Минуло полчаса. От усталости клонило ко сну. Но вот долгожданная команда:
— Приготовиться!
А через пять минут:
— Вперед! Не растягиваться!
Сразу же за кустами ровное поле, которое прорезает темная полоса шоссе. Движение ускорилось. Кони пошли галопом.
— Быстрей! Не спать! Эй, хлопец, веселей погоняй своего мерина! — командовал Бабаков.
Немецкий патруль обнаружил колонну, когда последние подводы переезжали дорогу. Фашисты открыли огонь. Боковое охранение партизан ответило пулеметными очередями и влилось в колонну. Все знали, что ночью немцы не пойдут в погоню.
Когда совсем рассвело, разведчики наконец собрались все вместе.
— Где это вы, блудливые парубки, всю ночь прошлялись? — поводя своим длинным носом, встретил нас Иван. Меньшиков. — Наверное, Холоденок под сосной свои совиные глазищи на Нюрку пучил? Она только что заявилась. Щеки розовые, а губы, ай-ай- ай! Не молодка, а золото!
Нюра Евсеева, всю ночь помогавшая раненым, которых сама же и выносила из боя, не осталась в долгу:
— У тебя, Иван, одно на уме. А все оттого, что кавалер из тебя никудышный. Один нос да цыганская трубка — вся твоя краса.
— Так его, Нюрка, так! — откликнулся Холоденок и подъехал поближе к Меньшикову.
Партизаны дружно хохотали, сыпали хлесткие словечки. Особенно атаковала Меньшикова Ольга Михайлова:
— Вот, Земеля, достукался, говорила тебе: не трогай наших девчат, а то посадят в лужу. Теперь сиди и не рыпайся.
К взводу разведчиков подъехали Гаврилов и Васильев.
— Смотри, комиссар, они еще шутят,—сказал весело комбриг.—Ну как, Гриша, туго пришлось?
— Да так себе.
— А где тот пулеметчик? Отдали ему пулемет?
— Отдали, только с пустыми дисками.
— С вашей помощью фашисты до сих пор в Щелкове разбираются, где свои, а где чужие,— сказал комиссар и, подойдя к Пугачеву, пожал ему руку.
На четвертые сутки прямо на марше в нашу колонну влилось несколько отрядов и групп из других бригад. Среди них находились прибывшие из-за линии фронта представители Калининского обкома партии и комсомола. Обгоняя на своей шустрой кобылице пестрый походный строй, я увидел инструктора обкома ВЛКСМ Морозова, одетого в неизменную шинель. Василий, сняв очки, воскликнул:
— Здорово, Вовка! — И, улыбнувшись, добавил: — Вот, дружище, как приходится встречаться. Когда-нибудь эти походы будут историей.
Всю неделю немцы прочесывали Опочецкий район, но так и не добились успеха. В воскресенье карательные отряды ушли в Опочку. Бригада вновь расположилась в деревнях Матвеевского сельсовета. Рядом остановилась и 13-я бригада. Бабаков на своих расписных санках несколько раз приезжал к Гаврилову в гости. В это время он подружился с Иваном Яковлевичем Черновым, впоследствии ставшим комиссаром 13-й бригады.
Мы знали, что фашисты не оставят нас в покое.
Фронт приближался. Во многих окрестных деревнях расположились немецкие армейские части. Группы разведчиков ежедневно уходили в разных направлениях. Подрывники пускали под откос эшелоны, отдельные отряды устраивали на дорогах засады, уничтожая живую силу гитлеровцев. Однако полностью развернуться бригаде не давало большое количество раненых и больных. Самолеты с Большой земли давно не прилетали. Командование искало, где разместить раненых.
Как-то утром я помогал Пугачеву умываться. Григорий закалял себя ежедневно. При любом холоде, раздевшись до пояса, он умывался на улице. В это время к нам подошел Григорий Никанорович Батейкин. Вместо раненого Петрова он был назначен замкомбрига по разведке.
— Володя, а ну хвати как следует тезку из ведра! Пусть попляшет! — крикнул Батейкин.
— Этим его не испугаешь. Он закаленный,— ответил я.
— Тогда заканчивай и быстро запрягай свою лошадь. Сегодня нам с тобой придется много по лесу полазить. Поедем к латышам. Будем место искать для раненых...
Перед вечером взмыленные лошади с трудом тащили по глубокому снегу лесной дороги сани. Никаких признаков лагеря в чащобе Лоховни найти не удалось. Наступила темнота. Где искать дальше, не знали, хотя карта говорила, что именно в том квадрате находятся землянки латышской бригады Самсона.Лошади встали.
— Что будем делать? — устало спросил меня Григорий Никанорович.
— Все равно спать не придется; давайте искать. Не могли же они сквозь землю провалиться,— ответил я.
— Это верно,— кивнул Батейкин.— Ваня, оставайся у коней. Разожги костер, а мы полазаем по лесу,— приказал Батейкин своему помощнику.
Шли по пояс в снегу. Попеременно пробивали след. Несколько раз Батейкин проваливался в глубокие ямы. Во второй половине ночи, окончательно выбившись из сил, мы легли прямо на снег. Батейкин расстегнул ворот полушубка. Он тяжело дышал:
— Вот забрели. Здесь, наверное, и медведи-то не живут,— прерывисто произнес Григорий Никанорович.— Давай возьмем левей. Тут деревья пореже.
В десяти метрах от себя я неожиданно увидел красную искорку, которая тут же погасла.
— Печка в землянке топится! — вырвалось у меня.
Через минуту свет мелькнул снова. Кто-то открыл и закрыл дверь землянки. Вскочив на ноги, мы побежали, если это можно назвать бегом. Снег-то глубок.
— Свои, не стреляйте! — закричал я, вваливаясь в просторную землянку.
Несколько перепуганных женщин поднялись с нар. Двое мужчин схватились за автоматы. Нам недолго пришлось разъяснять, кто мы такие и зачем ночью заявились в эти места. Правда, из присутствующих по-русски разговаривали только двое — пожилой латыш и раненный в голову партизан-украинец. С их помощью и удалось успокоить партизан латышской бригады Самсона.
При свете коптилки они с интересом рассматривали нас. Хозяева накрыли стол и рассказали, что у них есть несколько готовых землянок, в которых можно разместить раненых.
С рассветом, попрощавшись с гостеприимными хозяевами, Батейкин и я в сопровождении пожилого партизана на лыжах быстро отыскали лошадей. В тот же день из Лиственки выехало в латышский лагерь двенадцать подвод. Все раненые и больные были размещены по землянкам. Специально выделенные партизаны в двух километрах от лагеря латышей начали оборудовать новый лагерь для госпиталя 3-й бригады.