Последние объятия земли

Работой Степана Степановича Бышко штаб бри­гады был доволен. Он аккуратно информировал партизан о всех изменениях в идрицком гарнизоне. В кон­це апреля разведывательной деятельности Бышко за­интересовалось командование Советской Армии и вско­ре установило с ним связь. В этот период здесь дей­ствовали несколько армейских спецгрупп.

18 мая стоял не по-весеннему жаркий день. Бышко раскрыл окна кабинета. Но и на улице было душно. Теснило грудь, работа валилась из рук. Хотелось бро­сить и комендатуру с ее чесночным запахом, и городок с постоянными окриками, похожими на лай собак. Хо­телось уехать в деревню. Его удерживало здесь толь­ко одно — ненависть к фашистам... Всю эту неделю инженер чувствовал себя плохо. По ночам его мучили кошмары, а днем не пропадало ощущения чужого взгляда.

В дверь постучали.

— Войдите!

Вошел подросток.

— Я Костя, вы у нас берете молоко, а еще не рас­платились. Мамка спрашивает: не вернете ли деньги сегодня?

Услышав пароль, Бышко удивился: «Днем! В ко­мендатуру! Ну и ну...»

— Да, у меня есть деньги. Пожалуйста! — инже­нер передал подростку записку. И сразу же спро­сил:— А что, мамка не могла, подождать до ве­чера?

— Она извиняется, но ведь время-то какое, сами видите, голодное. А на руках у нее еще братишки ма­ленькие.

— До свидания!..

Подросток при выходе из Идрицы был схвачен по­лицейским особой команды гестапо Григория Анто­нова. А через час арестовали Бышко. В этот же вечер на допрос к коменданту была доставлена и Алексан­дра Антоновна Бышко. Вскоре арестовали связную Валю Москаленко.

В грязной камере никого не было. Валентина ос­мотрелась. В стене зияла щель в соседнюю камеру. Она прильнула к стене. На полу лежал изуродован­ный Бышко. Она окликнула его.

Инженер с трудом подполз к стене и, приглядев­шись, узнал Валентину.

—На допросах надо молчать,— тихо сказал он.

В это время в коридоре послышался шум. Загре­мели замки. Дверь отворилась, и в камеру вошли из­мученные женщины, возвратившиеся с работы. Среди них была и Александра Антоновна. Она сразу узнала девушку, но не подала вида. Ночью она шептала Ва­лентине:

—Все допросы мужа ведет Курт Мауэр, следова­тель полевой жандармерии. Муж молчит. Вчера его так избили, что он потерял сознание. Вы, Валечка, понимаете, каково мне? Я поседела. Нам надо мол­чать до конца...

Дело Бышко заходило в тупик. Следователь ре­шил переменить тактику.

В этот раз в кабинете находился только один Мау­эр. Он шагал из угла в угол по комнате и старался казаться доброжелательным.

— Давайте начистоту, Бышко... Ведь вам хочется жить. У вас дети, жена. Сейчас такое время, когда каждый спасает сам себя. А вы мучеником прикиды­ваетесь. К чему? Ваши друзья уверены, что вы не выдержали и выдали их.

Бышко покачал головой.

— Не верите? — усмехнулся Мауэр.— Напрасно.— Он снова заходил по просторному кабинету.

— Хорошо, допустим, что вы правы, но на что вам сдались нищие Советы? С нами вы уже сработались и убедились, что порядочность немцы ценят. Мы и сейчас вам гарантируем жизнь. От вас же требуется самое незначительное: признание в связи с партизанами и явки сообщников.

— С партизанами не связан, сообщников не имею,—глухо ответил Бышко.

Следователь поморщился, снял телефонную трубку:

— Пригласите свидетеля.

Антонов и немец привели избитого подростка.

— Поприветствуйте друг друга, — любезно предло­жил следователь.— Наверное, не впервые встречаетесь? Тебе известен этот мужчина?

— Нет, я его не знаю,— не подымая взгляда, от­ветил парнишка.

— Как, разве ты не знаешь его, мерзавец?! — за­кричал во все горло Антонов.— Ты же только сейчас говорил, что знаешь.

— Так я сказал потому, что вы меня сильно били и поджаривали ноги на огне.

Антонов с силой ударил ручкой пистолета подрост­ка, по голове, тот потерял сознание.

— Сволочь! — крикнул Бышко и плюнул в красную морду предателя.

— Какой он еще ловкий! — зло прошипел сквозь зубы следователь. И, обернувшись к Антонову, доба­вил: —Тебе в лицо плюют, а ты только рукавом вытираешь. Всыпь ему как следует.

И Антонов всыпал. Он был страшен: бил плетью, прикладывал горящую папиросу к щекам и ушам. Но и это не заставило заговорить Бышко.

После этой сцены Мауэр сдался. Он уступил след­ствие лейтенанту Олемпчо. В штат его особой команды входили два рослых неуклюжих немца. Одного звали Вильгельм, у него было продолговатое лицо. Его так и звали: лошадиная морда. Другой — Генрих, тоже далеко не красавец. Эти двое молодчиков счи­тались мастерами пыток и расстрелов. Через их руки прошел не один десяток арестованных. И все-таки щеголеватый их шеф был намного страшнее обоих. Однажды к нему привели трех молодых парней из де­ревни Алоля. Их поймали при попытке взорвать шос­сейный мост. Так этот самый Олемпчо два дня таскал j их за собой по городку, поил водкой, играл для них на гитаре, пел песни, жалел, что идет война. А на третий день публично в тире расстрелял их и при этом шутил...

Пытаясь добиться нужных показаний от Бышко, Олемпчо начал применять пытки, и, чем упорнее ин­женер молчал, тем свирепее становился палач. Сте­пана Степановича избивали проволочной плетью, ло­мали пальцы, подвешивали за связанные ноги под по­толок, но тот молчал.

Силы покидали. Бышко понимал, что ему осталось несколько дней жизни. На очередном допросе он заго­ворил:

— Да, я партизан! Всех вас здесь ожидает смерть! Скоро придет вам конец. Красная Армия близко!

Очнулся он в камере. Собрав силы, подполз к щели и позвал жену:

— Все, Александра, все. Мой последний тебе на­каз— живи так же честно. А нашим передай: пусть, не щадя, уничтожают этих гадов. Прощай.

На другой день вечером фашисты вытолкали по­луживого инженера на тюремный двор. Бышко собрал остаток сил и, гордо подняв голову, крикнул:

— Прощайте, люди! Я умираю за советскую Ро­дину! За советский народ!..

В летних сумерках торопливо прозвучали автомат­ные очереди. Он еще что-то прошептал и упал, рас­кинув руки. Казалось, что человек обнял и загородил собой землю от врагов.

Разведчик С. С. Бышко

Командир взвода Г. А. Мякшин

Известие о смерти Бышко быстро разнеслось по Идрице и району. Подпольщики, молодежь и парти­заны, узнав правду об инженере, стойком и мужест­венном человеке, затаили в себе ненависть к оккупан­там, которая остывает только после полного от­мщения.

Мы мстили за павших, за поруганную честь земли родной. Каждую ночь мы выходили на задания. Вот строчки боевых донесений тех дней.

Отрядом Костина на железной дороге Себеж — Идрица, в районе станции Заворуйка, из засады обст­релян немецкий патруль. Убито трое и ранено пять гитлеровцев».

Диверсионная группа товарища Панова на же­лезной дороге Себеж — Идрица, возле Зуевского пере­езда, пустила под откос эшелон противника. Разбиты паровоз и 11 вагонов. Имеется много убитых и раненых немцев».

«26 мая подрывная группа отряда Костина на же­лезной дороге Себеж — Идрица, в районе блокпоста подорвала бронепоезд противника».

«28 мая диверсионная группа отряда Чернова в районе станции Заворуйка на железной дороге Се­беж— Идрица подорвала эшелон с живой силой».

В конце мая бойцы из отряда Костина возвращались с задания. На одной из дорог Идрицкого района они устроили засаду. Вскоре показалась грузовая автомашина. Но, не дойдя метров сто пятьдесят до партизан, она остановилась.

— Не стрелять! — приказал Филин.

Дверца кабины распахнулась, и оттуда поочередно вылетели чемодан, шинель и винтовка. Затем водитель, встав на ступеньку, направил грузовик в кювет, а сам спрыгнул на дорогу. Послышался треск, авто­машина перевернулась вверх колесами и запылала,

Партизаны от удивления чуть не ахнули. Все про­исходило у них на глазах. Водитель, собрав пожитки, пошел прямо на засаду.

— Видать, наш,— недоумевая, прошептал Иван Осипов.

— Сейчас узнаем.

Филин, держа на изготове автомат, вышел на до­рогу и громко спросил:

— Куда шагаете?

Водитель поднял над плечом руку, сжатую в кулак:

— Братушки, я болгарин! Рот-фронт!

В гитлеровскую армию Лимонова призвали насиль­но. Яростно ненавидя фашистов, он решил при первой возможности бежать к партизанам. Мешая русские и болгарские слова, Лимонов рассказал о гарнизоне, где служил около трех месяцев.

— Готов провести вас в Пустошку к складу с бен­зином.

Партизаны приняли предложение болгарина. Но­чью они подожгли склад с горючим. Вспыхнувший при этом пожар перекинулся на вещевой склад, склад боеприпасов и здание штаба авиачасти. Лимонов был зачислен в отряд Ершова.