Последние объятия земли
Работой Степана Степановича Бышко штаб бригады был доволен. Он аккуратно информировал партизан о всех изменениях в идрицком гарнизоне. В конце апреля разведывательной деятельности Бышко заинтересовалось командование Советской Армии и вскоре установило с ним связь. В этот период здесь действовали несколько армейских спецгрупп.
18 мая стоял не по-весеннему жаркий день. Бышко раскрыл окна кабинета. Но и на улице было душно. Теснило грудь, работа валилась из рук. Хотелось бросить и комендатуру с ее чесночным запахом, и городок с постоянными окриками, похожими на лай собак. Хотелось уехать в деревню. Его удерживало здесь только одно — ненависть к фашистам... Всю эту неделю инженер чувствовал себя плохо. По ночам его мучили кошмары, а днем не пропадало ощущения чужого взгляда.
В дверь постучали.
— Войдите!
Вошел подросток.
— Я Костя, вы у нас берете молоко, а еще не расплатились. Мамка спрашивает: не вернете ли деньги сегодня?
Услышав пароль, Бышко удивился: «Днем! В комендатуру! Ну и ну...»
— Да, у меня есть деньги. Пожалуйста! — инженер передал подростку записку. И сразу же спросил:— А что, мамка не могла, подождать до вечера?
— Она извиняется, но ведь время-то какое, сами видите, голодное. А на руках у нее еще братишки маленькие.
— До свидания!..
Подросток при выходе из Идрицы был схвачен полицейским особой команды гестапо Григория Антонова. А через час арестовали Бышко. В этот же вечер на допрос к коменданту была доставлена и Александра Антоновна Бышко. Вскоре арестовали связную Валю Москаленко.
В грязной камере никого не было. Валентина осмотрелась. В стене зияла щель в соседнюю камеру. Она прильнула к стене. На полу лежал изуродованный Бышко. Она окликнула его.
Инженер с трудом подполз к стене и, приглядевшись, узнал Валентину.
—На допросах надо молчать,— тихо сказал он.
В это время в коридоре послышался шум. Загремели замки. Дверь отворилась, и в камеру вошли измученные женщины, возвратившиеся с работы. Среди них была и Александра Антоновна. Она сразу узнала девушку, но не подала вида. Ночью она шептала Валентине:
—Все допросы мужа ведет Курт Мауэр, следователь полевой жандармерии. Муж молчит. Вчера его так избили, что он потерял сознание. Вы, Валечка, понимаете, каково мне? Я поседела. Нам надо молчать до конца...
Дело Бышко заходило в тупик. Следователь решил переменить тактику.
В этот раз в кабинете находился только один Мауэр. Он шагал из угла в угол по комнате и старался казаться доброжелательным.
— Давайте начистоту, Бышко... Ведь вам хочется жить. У вас дети, жена. Сейчас такое время, когда каждый спасает сам себя. А вы мучеником прикидываетесь. К чему? Ваши друзья уверены, что вы не выдержали и выдали их.
Бышко покачал головой.
— Не верите? — усмехнулся Мауэр.— Напрасно.— Он снова заходил по просторному кабинету.
— Хорошо, допустим, что вы правы, но на что вам сдались нищие Советы? С нами вы уже сработались и убедились, что порядочность немцы ценят. Мы и сейчас вам гарантируем жизнь. От вас же требуется самое незначительное: признание в связи с партизанами и явки сообщников.
— С партизанами не связан, сообщников не имею,—глухо ответил Бышко.
Следователь поморщился, снял телефонную трубку:
— Пригласите свидетеля.
Антонов и немец привели избитого подростка.
— Поприветствуйте друг друга, — любезно предложил следователь.— Наверное, не впервые встречаетесь? Тебе известен этот мужчина?
— Нет, я его не знаю,— не подымая взгляда, ответил парнишка.
— Как, разве ты не знаешь его, мерзавец?! — закричал во все горло Антонов.— Ты же только сейчас говорил, что знаешь.
— Так я сказал потому, что вы меня сильно били и поджаривали ноги на огне.
Антонов с силой ударил ручкой пистолета подростка, по голове, тот потерял сознание.
— Сволочь! — крикнул Бышко и плюнул в красную морду предателя.
— Какой он еще ловкий! — зло прошипел сквозь зубы следователь. И, обернувшись к Антонову, добавил: —Тебе в лицо плюют, а ты только рукавом вытираешь. Всыпь ему как следует.
И Антонов всыпал. Он был страшен: бил плетью, прикладывал горящую папиросу к щекам и ушам. Но и это не заставило заговорить Бышко.
После этой сцены Мауэр сдался. Он уступил следствие лейтенанту Олемпчо. В штат его особой команды входили два рослых неуклюжих немца. Одного звали Вильгельм, у него было продолговатое лицо. Его так и звали: лошадиная морда. Другой — Генрих, тоже далеко не красавец. Эти двое молодчиков считались мастерами пыток и расстрелов. Через их руки прошел не один десяток арестованных. И все-таки щеголеватый их шеф был намного страшнее обоих. Однажды к нему привели трех молодых парней из деревни Алоля. Их поймали при попытке взорвать шоссейный мост. Так этот самый Олемпчо два дня таскал j их за собой по городку, поил водкой, играл для них на гитаре, пел песни, жалел, что идет война. А на третий день публично в тире расстрелял их и при этом шутил...
Пытаясь добиться нужных показаний от Бышко, Олемпчо начал применять пытки, и, чем упорнее инженер молчал, тем свирепее становился палач. Степана Степановича избивали проволочной плетью, ломали пальцы, подвешивали за связанные ноги под потолок, но тот молчал.
Силы покидали. Бышко понимал, что ему осталось несколько дней жизни. На очередном допросе он заговорил:
— Да, я партизан! Всех вас здесь ожидает смерть! Скоро придет вам конец. Красная Армия близко!
Очнулся он в камере. Собрав силы, подполз к щели и позвал жену:
— Все, Александра, все. Мой последний тебе наказ— живи так же честно. А нашим передай: пусть, не щадя, уничтожают этих гадов. Прощай.
На другой день вечером фашисты вытолкали полуживого инженера на тюремный двор. Бышко собрал остаток сил и, гордо подняв голову, крикнул:
— Прощайте, люди! Я умираю за советскую Родину! За советский народ!..
В летних сумерках торопливо прозвучали автоматные очереди. Он еще что-то прошептал и упал, раскинув руки. Казалось, что человек обнял и загородил собой землю от врагов.
Разведчик С. С. Бышко | Командир взвода Г. А. Мякшин |
Известие о смерти Бышко быстро разнеслось по Идрице и району. Подпольщики, молодежь и партизаны, узнав правду об инженере, стойком и мужественном человеке, затаили в себе ненависть к оккупантам, которая остывает только после полного отмщения.
Мы мстили за павших, за поруганную честь земли родной. Каждую ночь мы выходили на задания. Вот строчки боевых донесений тех дней.
Отрядом Костина на железной дороге Себеж — Идрица, в районе станции Заворуйка, из засады обстрелян немецкий патруль. Убито трое и ранено пять гитлеровцев».
Диверсионная группа товарища Панова на железной дороге Себеж — Идрица, возле Зуевского переезда, пустила под откос эшелон противника. Разбиты паровоз и 11 вагонов. Имеется много убитых и раненых немцев».
«26 мая подрывная группа отряда Костина на железной дороге Себеж — Идрица, в районе блокпоста подорвала бронепоезд противника».
«28 мая диверсионная группа отряда Чернова в районе станции Заворуйка на железной дороге Себеж— Идрица подорвала эшелон с живой силой».
В конце мая бойцы из отряда Костина возвращались с задания. На одной из дорог Идрицкого района они устроили засаду. Вскоре показалась грузовая автомашина. Но, не дойдя метров сто пятьдесят до партизан, она остановилась.
— Не стрелять! — приказал Филин.
Дверца кабины распахнулась, и оттуда поочередно вылетели чемодан, шинель и винтовка. Затем водитель, встав на ступеньку, направил грузовик в кювет, а сам спрыгнул на дорогу. Послышался треск, автомашина перевернулась вверх колесами и запылала,
Партизаны от удивления чуть не ахнули. Все происходило у них на глазах. Водитель, собрав пожитки, пошел прямо на засаду.
— Видать, наш,— недоумевая, прошептал Иван Осипов.
— Сейчас узнаем.
Филин, держа на изготове автомат, вышел на дорогу и громко спросил:
— Куда шагаете?
Водитель поднял над плечом руку, сжатую в кулак:
— Братушки, я болгарин! Рот-фронт!
В гитлеровскую армию Лимонова призвали насильно. Яростно ненавидя фашистов, он решил при первой возможности бежать к партизанам. Мешая русские и болгарские слова, Лимонов рассказал о гарнизоне, где служил около трех месяцев.
— Готов провести вас в Пустошку к складу с бензином.
Партизаны приняли предложение болгарина. Ночью они подожгли склад с горючим. Вспыхнувший при этом пожар перекинулся на вещевой склад, склад боеприпасов и здание штаба авиачасти. Лимонов был зачислен в отряд Ершова.