Вот уже несколько дней тринадцать человек, оде­тых в поношенные телогрейки, в кирзовых сапогах, шагали по бездорожью, топкими болотами, в опасной прифронтовой зоне. Немолодые, давно не бритые, они выглядели лесорубами. Но эти вооруженные канадски­ми винтовками и чехословацкими пулеметами люди не имели никакого отношения к лесоповалу. Они про­бирались в западные районы Калининской области для организации подпольных групп, партизанских от рядов. Они несли народу правду о войне, о новых по­рядках, насаждавшихся гитлеровцами.

Как только старший группы Тимофеев объявил о привале, люди упали на землю и тут же забылись в тяжелом сне. Но отдохнуть не пришлось: часовой подал сигнал опасности. Оказалось, двигались воору­женные в штатском.

— Рыбаков, выдвинись с пулеметом и выясни— кто такие,— приказал Тимофеев.

Василий, пригибаясь, добежал до большого куста волчьих ягод и приготовился к бою. Подпустив к себе шагов на сто мужчин, скомандовал:

— Один ко мне, остальным остаться на месте.

Люди мгновенно залегли, послышалось щелканье затворами. Рыбаков понял: медлить нельзя, еще ми­нута — и вспыхнет перестрелка, тогда поди разбе­рись — свои они или чужие. Он встал во весь рост и вышел из-за куста:

— Мы — партизаны! Прошу одного ко мне на пе­реговоры.

С земли поднялся мужчина с маузером и пошел навстречу Рыбакову. Он был невысокого роста, лицо худощавое, скуластое, глаза прямо и проницательно смотрели на Василия. Вместо приветствия мужчина насмешливо сказал:

— Если разговаривать, то оружие лучше держать в чехлах,— и первым вставил маузер в деревянную ко­лодку.

— Согласен,— закидывая за плечо ручной пулемет, ответил Василий.

Так состоялось знакомство Рыбакова с первым се­кретарем Себежского райкома партии Федосом Алексеевичем Кривоносовым. С ним он позже пройдет не­легкие партизанские дороги.

Разведчица О. А. Михайлова	Командир отряда В. Ф. Рыбаков

Федос Алексеевич в составе небольшого отряда, в котором были А. С. Кулеш, В. И. Марго, В. Е. Петров, Н. Н. Никифоров, В. Я. Виноградов — актив партий­но-советских организаций Себежа, уходил в советский тыл. Их отряд более двух месяцев трепал нервы нем­цам в Себежском районе. Эти люди совершали дивер­сии на дорогах, проводили политическую работу сре­ди населения, создали сеть подпольщиков. Но и сами понесли потери. Оккупанты укреплялись, в гарнизоны прибывало пополнение, в селах насаждалась полиция. Каратели вот-вот могли расправиться с горсткой не покоренных. Поэтому решено было выйти за линию фронта, создать сильный боевой кулак и только после этого вернуться в родные места.

Внезапная встреча взволновала обе стороны. Себежане давно ничего не знали о Большой земле. Каждое слово о положении на фронтах и в тылу выслуши­валось с глубоким интересом. Они просили еще и еще рассказать о беседе Ивана Павловича Бойцова, перво­го секретаря Калининского обкома партии, о его на­казах будущим партизанам, которые он сделал перед заброской группы в тыл противника. В свою очередь себежане с болью говорили о тяжелой обстановке в западных районах области. После скромного братско­го обеда, когда пора было расходиться, Федос Алек­сеевич попросил всех выслушать его.

— Нам пришлось испытать много горьких минут. И то, что мы решили выйти в советский тыл,— верное решение. Но сейчас, когда я встретил калининцев, идущих в наши края, я присоединяюсь к ним. Не оби­жайтесь, друзья. Давайте расставаться,— и Кривоносов обнял каждого из своей группы.

Теперь впереди калининцев вместе с Рыбаковым шагал и Кривоносов. Он уверенно вел их дорогами, которые исколесил сам. На четвертые сутки пути в пяти километрах от деревни Речки Тимофеев остано­вил в глухом лесном массиве своих товарищей на от­дых. Той же ночью командир группы и Кривоносов по­бывали в деревушке Курилово. Крестьяне встретили их приветливо, рассказали, что делается в округе, на­кормили и дали с собой продуктов.

Утром четырнадцать коммунистов после небольшо­го совета решили, что основная часть группы останет­ся здесь оборудовать землянки, а Кривоносов и Ры­баков двинутся по Идрицкому и Себежскому районам для установления связи с подпольем. На базу они дол­жны были вернуться не позднее 18 октября 1941 года. Василий был вооружен двадцатипятизарядным чехо­словацким пулеметом, захватил еще маузер и три гра­наты. Кривонос к маузеру добавил три гранаты. Кро­ме того, они взяли с собой восьмикилограммовый заряд тротила. Темным вечером следующего дня вошли в деревню Жуки Прихабского сельского Совета Себежского района. Постучались в дверь дома деда Ефима, которого хорошо знал Кривоносов. Ефим Яковлевич Макаренко, узнав по голосу Федоса Алексеевича, впу­стил гостей и радостно, но негромко зачастил:

— О, сам секретарь наших большевиков пожало­вал. Я всегда говорил, что Россию никто не одолеет.

— Дед Ефим в своем амплуа. Значит, все хоро­шо!— обнимая хозяина, говорил Кривоносов.

— А это кто будет? Что-то не узнаю,— указывая на Рыбакова, спросил Ефим Яковлевич.

— Раз со мной, значит, наш.

— Да я и не сомневаюсь. А теперь прошу к столу.

— Подкрепиться не откажемся,— улыбнулся Ры­жков и поставил в угол свой пулемет.

За ужином дед поведал гостям о том, как живет­ся при оккупантах. Они хотя и лютуют, но им не сло­жить советских людей.

— Но, видно, немец у нас собирается не только зимовать,— подытожил Ефим Яковлевич.— Поэтому мой дом в любое время дня и ночи для вас открыт, и меня самого запишите в свои помощники.

— Спасибо, не раз еще придем сюда,— прощаясь со стариком, растроганно говорил Рыбаков.

В следующие ночи они побывали в деревнях Прихабы, Афанасьева Слобода, Ямищи, встречались с крестьянами Иваном Петровичем Петровым, Иваном Кузьмичом Пановым, с учителем Сергеенко, с которы­ми о многом договорились. Вечером 16 октября Кривоносов и Рыбаков в районе Заситинского сельсовета вышли к железной дороге Москва — Рига. Они ока­зались у большой арки из белого камня. Здесь когда- то проходила граница с Латвией. На верху арки все привыкли видеть герб СССР.

— Интересно, сняли немцы герб? — скорее себя спросил Федос Алексеевич.

— Слушай, а ведь ты подсказал мне идею.

— Выкладывай.

— А что, если именно здесь похоронить эшелон. В этом есть определенный смысл.

— Все-таки ты молодчина! Конечно, я «за».

Метрах в трехстах от арки Рыбаков плоским штыком от немецкой винтовки — подарок деда Ефима стал подкапывать щебень под шпалой для заряда. Ва­силий Филиппович волновался. На курсах перед уходом в тыл врага за установку заряда на железке ему поставили пятерку. Но то на курсах. А сейчас была ночь, и в помещениях, расположенных у арки, размещалась охрана немцев. Рыбаков торопился.

— Не горячись,— как бы чувствуя состояние товарища, шепнул Кривоносов.— Я рядом, делай все как следует.

Весь в поту, Василий наконец выпрямился:

— Уходим.

До рассвета они лежали в кустах, в полукилометре от заряда. Когда ветер подхватил сухие скрученные листья и зашумел в верхушках деревьев, медленно выплыло солнышко. И они тут же увидели герб. Его еще не сорвали, но он был постеган автоматными очередями.

— Ничего, поставим новый,— шепнул Рыбаков.

— Слышишь, — прервал его Кривоносов,— кажется, идет.

Да, теперь и Василий различал сквозь шорохи утра, как где-то далеко пыхтел паровоз. Со стороны Латвии шел состав. Вскоре послышался гудок паровоза а потом показался и поезд. С шумом он влетел в проем арки. И тут через несколько секунд произошел взрыв. Паровоз, охваченный паром, вздыбился. А потом с грохотом и скрежетом стал увлекать за собой вагоны.

— Красиво,— только и сказал Василий.