Разбросанная по пологому склону деревня Пыжи­ки жила тревожными днями. В последних числах ок­тября 1941 года к крайней избе подошел мужчина в поношенном полушубке, в старых яловых сапогах, ви­давших виды. Он был плечист, выше среднего роста, с мягкими чертами лица и улыбчивыми проницатель­ными глазами. Увидев, что дверь не заперта, вошел в избу.

— Мир дому вашему,— поздоровался он.— Не надо ли подремонтировать какую обувь? Будете кормить, другой платы не возьму.

— Сапожник-то настоящий? Или по нужде? — спро­сил хозяин дома Федор Лаптев.

— Солдат я,— представился пришелец.— Был ранен. Вот теперь и скитаюсь до лучших времен. А ка­кой сапожник, сами определите, когда работу вы­полню.

— Ну коли так, располагайся у нас. Я стар и болею часто. Будешь мне помогать. Но знай: у меня сын воюет на фронте за Советскую власть.

Гость оказался мастером на все руки. Хозяин сра­зу полюбил его за трудолюбие, веселый нрав и общительность, Молва о Григорьевиче — так звали сапожника — быстро облетела деревню. Соседи наперебой приглашали его к себе. А вскоре стали приходить люди из других деревень, приносили обувь в ремонт, как в мастерскую.

По вечерам в дом Лаптева часто собирались одно сельчане, чтобы послушать рассказы «сапожника» с том, как наши части сражались с немцами, как выхо­дили из окружения. Почти из каждой семьи кто-то ушел воевать, всем хотелось узнать, скоро ли наши войска разгромят врага и возвратятся домой сыновья мужья.

— Немцы большие мастера брехать, — успокаивал их Григорьевич.— Им Россию никогда не покорить.

После одной из таких встреч молодой парень Мартын Валасс сказал «сапожнику»:

— Григорьевич, вы же многих людей не знаете, так открыто высказываетесь против оккупантов... Ведь сегодня тут, на «сходке», был сам староста деревни Пимон Прокофьев. Как бы чего плохого не получи­лось!

— За откровенное предупреждение спасибо,— улыбнулся Григорьевич.— Мне приятно, что я о тебе правильно думаю.

— А чего вы обо мне думаете?

— И не только думаю, но и знаю многое. И о тебе, и о твоих товарищах — Иване Семенове, Андрее Фе­дотове, Иване Михайлове, Леонтии Деменкове, Иване Смирнове. Вы все — комсомольцы, уже сумели раз­добыть оружие и хотите испробовать его на деле.

— Не правда это! — выкрикнул Мартын.

— Правда. Только пусть пока руки не чешутся,— предупредил его Григорьевич.— Без моей команды ни­чего не предпринимать. Оружие скоро пригодится. А что касается Пимона Прокофьева — он здесь ос­танется старостой. Так надо.

Григорьевич — а это был Василий Филиппович Ры­баков — знал, что нелегкие обязанности старосты Пимон выполнял по заданию первого секретаря Себежского райкома партии.

Прошел месяц. От Григорьевича — никаких распо­ряжений. Мартын Валасс уже начал волноваться: «Не­ужели обо мне забыли?» Друзья одолевали его вопро­сами, а он не мог толком ничего разъяснить. И вдруг Григорьевич неожиданно сам явился к ним в дом.

— Антонович,— обратился он к старому Валассу, отцу Мартына,— пришел вот выполнить вашу прось­бу — обувку подремонтировать.

— Значит, не забыли и нас. Спасибо,— приветст­вовал его хозяин.

На другой день Григорьевич, подозвав к себе сы­на Валасса, тихо сказал:

— Вот, Мартын Мартынович,— так он стал назы­вать полушутя-полусерьезно младшего Валасса,— на­стала пора действовать. Сходи сегодня в деревню Анискино к Федору Миронову и передай ему письмо.

Мартын кивнул головой, быстро собрался сходить «в лес за сушняком». На второй день к вечеру в дом пришел бывший председатель Краснооктябрьского сельсовета соседнего, Опочецкого района Миронов.

В тот же день Мартын получил новое задание — сходить с запиской в котковскую школу к учителю Григорию Федорову. К обеду следующего дня Федоров под предлогом отремонтировать детям: обувь то же побывал у Григорьевича. Такие визиты посетителей в дом к Валассам продолжались ежедневно, пока у них сапожничал Григорьевич. А в один из дней побывал и Пимон Прокофьев.

После этого неожиданного визита старосты Рыбаков собрался уходить в другую деревню.

— Оставайся, — принялся было упрашивать его старый Валасс. — Неважно, что у нас работа по сапожным делам кончилась, другие принесут. А главное — здесь безопасно.

— Спасибо, Антонович,— поблагодарил тот Валасса, — но не могу, мне в других местах побывать надо. А сыну есть поручение. Пусть он проводит меня.

В лесу Рыбаков сказал Мартыну:

— Вот что, друг, то оружие, что вы собрали, необходимо привести в порядок, надежно спрятать и ждать команды. И еще: всегда оказывайте помощь Пимону Прокофьеву.

Рыбаков пускал крепкие корни в Прихабском сельском Совете Себежского района. Не имея связи Большой землей, Василий Филиппович с нетерпением ждал встречи с Кривоносовым. Такая встреча состоялась в деревне Ямищи у Ивана Панова, в доме которого они останавливались раньше.

— Ох, ты уже по-опочецки цокаешь! — схватил  в  крепкие объятия Василия Филипповича секретарь райкома партии.

Оценив обстановку в Себежском, Идрицком и Опочецком районах, друзья приняли решение о тактике действий. Бойцов, входивших в партизанские группы, пока в лес не выводить. Было очень трудно с их размещением, питанием и особенно с маскировкой лагеря. Поэтому люди, которым пока не угрожала опасность, должны оставаться в деревнях, в своих семьях На проведение боевых операций будут собираться по специальным сигналам в заданном месте.

Кривоносов продолжал формировать подполье, составлял списки мужчин призывного возраста, оставшихся в деревнях, чтобы отправить их за линию фронта, а Рыбаков, ставший командиром отряда, приступил к боевым действиям. Силами двух взводов его партизаны разрушили связь и сожгли четыре моста на большаках Себеж— Опочка и Себеж — Идрица.

Здание школы в Коткове немцы переоборудовали под маслосырозавод. Сюда по их грозным приказам население сдавало молоко, яйца и другие продукты для гитлеровской армии. После уничтожения мостов движение вражеского транспорта на большаках вре­менно прекратилось. В бывшей школе скопилось боль­шое количество продуктов. Об этом сообщила учитель­ница Екатерина Ивановна Озелевская. Партизаны внезапно ворвались на территорию маслосырозавода, перебили охрану, большую часть продуктов роздали населению, а остальное забрали с собой. Оборудование разбили.

 С этих эпизодов начинается боевой путь партизан­ского отряда Рыбакова, о котором вскоре со злобой заговорят немцы. Люди отряда сжигали мосты, минировали шоссейные дороги, громили волостные управы, уничтожали сенопункты, маслосырозаводы, средства связи... Гитлеровцы никак не могли напасть на след «сапожника» Григорьевича и Кривоносова и обещали за их головы по двадцать пять тысяч марок.

Рыбаков почти ежедневно переходил из деревни в деревню, менял места ночлега. Чаще всего он останавливался в деревне Волкованово в семье Деменковых. Однажды, когда после ночлега Василий Филиппо­вич и хозяин дома Алексей ушли в лес на встречу с то­варищами, из Себежа нагрянули фашисты. Обыскав дом Деменковых, они арестовали Ефросинью, жену Алексея, и увезли ее в город. На допросах они жесто­ко пытали женщину. Она умерла, но не проронила ни слова. За связь с партизанами гитлеровцы схватили и после пыток расстреляли мельника Дмитрия Ильи­ча Калину и его жену.

Большую помощь отряду Рыбакова оказывал Пи­мон Прокофьев. Как староста, он «усердно» выпол­нял приказы оккупантов. Из-за этого усердия от кол­хозников артели «Сила». немцы не получили ни одной пары валенок, ни килограмма зерна и других продук­тов. Пимон заранее договаривался с Григорьевичем, когда лучше повезти из их деревни «оброк» в Себеж, в каком лесу и как устроить «нападение» на обоз. Весь «оброк» попадал партизанам, а староста Прокофьев, весь потный, в простреленном пулями полушубке, бе­жал в Себеж и жаловался немцам, что его обоз раз­громили партизаны. Так продолжалось до тех пор пока оккупанты не раскусили старосту. Но он, преду­прежденный верными людьми, сумел вовремя уйти в Рыбакову в отряд и храбро сражался в нем до соеди­нения партизан с частями Красной Армии.

Однажды осенью 1942 года был объявлен общий сбор отряда. Все партизаны в полной боевой форме собрались днем впервые. Рыбаков и Кривоносов встре­чали своих товарищей радостными улыбками, здоро­вались с каждым за руку. Построив отряд, Рыбаков сказал:

— Товарищи, с Большой земли в наш район при­было партизанское соединение. Мы сейчас тронемся в путь, чтобы влиться в одну из его бригад. По дерев­ням будем идти строем. Пусть все видят, кто воюет с оккупантами.

Рыбаков вел своих бойцов к деревне Колошино, в которой находилось волостное правление, работал маслосырозавод. Охрана состояла из пяти полицейских. Старшина волости тоже имел оружие. Партизаны открыто вошли в деревню и окружили дом старшины.

— Стучи,— приказал Рыбаков.

Партизан Лаврешин поднялся на крыльцо и постучал в дверь.

— Кто там?

— Свои, открывайте!

Вошли в дом. Женщина зажгла лампу.

— Где хозяин? — спросил Рыбаков.

— В Опочке,— пугливо ответила хозяйка.

— Неправда, он дома.

Перепуганного старшину вытащили из-под кровати, а винтовку с патронами он уже сам достал из-за печки.

— А теперь, — сказал Рыбаков, обращаясь к жене старшины,— от имени своего мужа оповести всех по­лицейских, чтобы немедля явились сюда в полном во­оружении. Понятно?

Вскоре пятеро полицейских один за другим яви­лись к старшине. По его приказу они ставили в угол винтовки и выкладывали патроны.

— А сейчас соберите всю деревню на сход! — рас­порядился Рыбаков.

Через полчаса жители деревни заполнили волост­ное правление. Командир отряда выступил перед на­селением. Он рассказал о положении на фронтах, о действиях партизан, призвал народ саботировать рас­поряжения оккупационных властей. Затем на глазах у всех были сожжены волостные бумаги. После схода направились к маслосырозаводу. Все, что там нахо­дилось — масло, сметана, соль,— было роздано насе­лению. Оборудование и механизмы сожгли.

На следующий день в деревню Жуки отряд Рыба­кова вошел походной колонной. Все деревенские вы­шли из домов. Партизаны подтянулись.

— Смотрите, это же Григорьевич! Вот так сапож­ник! — восклицали женщины.

Радостной была встреча рыбаковцев с партизана­ми корпуса, с которыми они вместе пойдут на врага.