За рекой Великой
Каждый день в Опочецкий район из Латвии прибывали фашистские части. Чувствовалось, что немцы готовились к карательной экспедиции. Пугачева вызвали в штаб бригады. Более двух часов разговаривали с ним Гаврилов и Васильев. В этот день Григорий был назначен командиром агентурной группы, которая должна немедленно отправиться к Опочке. Наше командование нуждалось в данных разного характера, особенно интересовалось строительством оборонительных сооружений. Группе разведчиков, в которую вошли Пугачев, Пузиков, Павлов, Холоденок и я, предстояло наладить связи не только в городе, но и в некоторых гарнизонах. В это время в Опочке постоянной агентуры нашей бригады не было. Предательница Надежда Воробьева, выдав таких замечательных людей, как Петр Иванович Иванов, Никандр Николаевич Михайлов, сорвала наши дальнейшие действия. Однако мы знали, что в городе продолжает кто-то в одиночку вести борьбу.
Ночью мы вышли из Лиственки, благополучно пересекли шоссе Опочка — Себеж, реку Великую и под утро добрались до деревни Шеблавино, что в четырех километрах от города. Здесь, в заснеженной хате, за двором которой начинался лес, решили провести день. Пожилая молчаливая хозяйка накормила нас жирными щами, тушеной картошкой с солеными грибами и уложила спать на широкую русскую печь. Отдыхали по очереди. В сумерках, проверив оружие, направились в деревни Деяны, Шуры и Апимахи.
В Апимахах в одном из домов мы встретили белокурую девушку. При свете лампы, разглядев Павла Пузикова, она, улыбаясь, сказала:
— Павел, я вас знаю. Прошлую зиму вы жили в Лиственке у моей тетки.
— А я вас что-то не помню.
— Меня зовут Зина.
— Васильева?
- Да.
— Это хорошо, что мы встретились. Вы все в Опочке живете?
— Да.
— А чем занимаетесь?
— Помогаю старшему брату Ивану шить. Он у нас портной. На фронт не взяли по инвалидности. Вот так и живем. Он шьет, а я хожу по деревням и обмениваю на еду.
— Ты не смогла бы нам помочь?
— Все, что от меня будет зависеть, сделаю.
— Договорились. Скажи, у тебя в городе есть надежные друзья?
— Есть.
— Кто?
— Брат Адам. Он давно просил познакомить его ч партизанами.
— Это что, второй брат?
- Да.
Мы переглянулись.
— А чем он занимается?
— Раньше работал в конторе Заготзерно, а сейчас сапожник.
— Ну что ж, быть тому. Завтра ждем его здесь.
Встреча состоялась. Адам Васильев, высокий, с гладко зачесанными волосами, держался в первые минуты скованно. На вопросы отвечал осторожно. И лишь в конце беседы не выдержал:
— Знаете, ребята, до чего же тошно сидеть без дела! Все трясся за свою шкуру. Собачья это жизнь. Наши вернутся, в глаза смотреть будет стыдно.
— Значит, вы согласны с нами работать? — спросил Григорий.
— Да.
— Тогда вот вам наше первое задание: вернетесь в город и подберете себе в помощники человек пять, шесть. Но сами понимаете, Адам Васильевич, люди должны быть предельно честными, неподкупными, надежными. Желательно из числа тех, кто работает у немцев, кто имеет право на круглосуточное передвижение по городу. Все дальнейшие указания будете получать через вашу сестру.
— Ясно, сделаю так, как вы сказали.
Васильев ушел.
— Зина, значит, ты часто ходишь по деревням? - спросил Григорий.
— Да.
— И уже, наверное, со многими познакомилась!
— Не так уж со многими, но кое с кем знакома.
— А может быть, знаешь, кто из русских в гарнизоне Мишнево работает? Ну, скажем, конюхом, истопником, уборщицей, поваром?
— Знаю. В деревне Аченки живет тетка Татьяна, по фамилии Матыга, она как раз в этом гарнизоне с другой теткой дрова пилит.
— Ты в Аченки не собираешься?
— Признаться, нет. Но, если нужно, завтра сбегаю.
— Очень нужно. Поговори, только аккуратнее, с теткой Татьяной, выясни ее отношение к немцам, узнай настроение, вообще, можно ли ей доверять.
— Хорошо.
— На связь в Апимахи приходить только ночью.
— Ясно.
В ту же ночь через заснеженное поле и лес мы пробрались в деревню Гривы. Деревня стоит на шоссе Опочка — Пустошка. Здесь, как нам рассказала Ольга Михайлова, должна жить Антонина Николаевна Иванова, в прошлом работник сельской библиотеки, человек, глубоко преданный Родине. Без особого труда мы нашли ее дом. Понаблюдав за улицей и ничего подозрительного не заметив, Павел тихонько постучал в окно.
Вскоре кто-то вышел в сени.
— Кто там? — спросил женский голос.
— С лесозаготовок идем, устали уж очень, хозяюшка. Ольга Михайлова сказала, что у вас обогреться можно.
— Ольга, говорите?
— Михайлова, Михайлова!..
— Зайдите.
Заскрипела задвижка, потом сбросили крючок, и дверь отворилась. Григорий и я нырнули в сени. Пузиков, Павлов и Холоденок остались на улице.
— В доме лишние есть? — спросил Григорий.
— Нет, дед глухой, но он спит.
В комнате было тепло, пахло луком и березовым веником. На столе стояла маленькая коптилка. Окна плотно завешаны.
— Здравствуйте, меня зовут Григорий, а товарища — Володя.
— А меня — Антонина Николаевна.
Помолчали.
— Я слышала, что Ольга в партизанском крае,— заговорила женщина.
— Так и есть.
— Значит, помнит она меня? Есть будете?
— Нет.
— Тогда давайте ближе к делу, а то скоро рассвет, машины пойдут, патруль. Чем могу помочь?
— Где вы сейчас работаете? — спросил Пугачев.
— Нигде. Немцы гоняют дороги расчищать.
— Готовы нам помогать?
— Готова,— ответила женщина.
— Тогда, Антонина Николаевна, выслушайте нас внимательно.
И Григорий рассказал, что нас интересует передвижение войск по шоссе, численность, номера частей, информация о предателях, о готовящихся карательных экспедициях.
— Поняла. Но прощу об одном: как можно реже ходить сюда. Немецкие холуи в деревне не вывелись.
— Об этом мы уже подумали: вас будет посещать наш человек. Запомните пароль: «Не требуется ли что вам перешить?» Вы должны ответить: «Не из чего. Одно старье осталось».
Пожав руки, мы расстались...
Николай Павлов вырос под Опочкой и хорошо знал местность, водил нас кратчайшими путями. Нам везло. Хозяйка дома, у которой останавливались на ночь, поведала, что в деревне Марьино, которой мы тоже интересовались, живет очень обиженный на немцев Федор Андреевич Николаев. Фашисты угнали его родственников в Германию.
Не мешкая, отправились к Федору Андреевичу. Встреча прошла удачно; За час мы обо всем условились. В ту ночь я понял, что многие люди, находившиеся на оккупированной территории, стали сознавать свою бездеятельность, поэтому охотно соглашались оказывать помощь партизанам.
В дверь нашей землянки, которую мы оборудовали в лесу в двух километрах от села Кудиновка, просунулся Снегирек — так ласково мы прозвали Зину. Тоненькая, в стареньком пальтишке, подшитых валенках и темном платке, она казалась совсем девочкой.
— Здравствуйте, мальчики!
— Вовремя,— сказал Павел.— Через полчаса ушли бы.
— А я всегда вовремя. Вот вам пакет от Адама,— и девушка вытащила из облезлого воротника небольшой пакет. Адам сообщал, что им создана группа. : В нее вошли его жена Александра, старший брат Иван Васильевич, семнадцатилетний Леонид Егоров — сапожник по профессии, фельдшер Зинаида Мельникова, имеющая круглосуточный пропуск и разрешение передвигаться по всему району, супруги Кузьмины — Николай и Зина, бывшие рабочие кожзавода. За этих людей ручается, как за себя.
— Передай брату,— говорил Пугачев,—нам сейчас очень нужно все знать об оборонительных сооружениях города, о расположении огневых точек. И понятно, откуда прибывают солдаты, сколько прибывает, сколько убывает, короче — все знать о фашистах.
— Понятно. Брат еще спрашивал, может ли, кроме меня, с вами встречаться Мельникова? Ведь ей это намного легче.
— Подумаем,— сказал Павел.— Приводи ее в следующий раз в Апимахи.
Теперь почти каждый день мы получали интересующую нас информацию. Ее аккуратно передавали нам Татьяна. Николаевна Матыга, Антонина Николаевна Иванова, Федор Андреевич и особенно Зинаида Мельникова. Девушка, как я уже говорил, имела возможность ходить по деревням вокруг города и, естественно, видела, в каких местах немцы построили или строят оборонительные сооружения. Мы аккуратно наносили на свою карту все новые и новые объекты.
Адам Васильев действительно оказался смелым и находчивым человеком. Выдавая себя за зажиточного хозяина сапожной мастерской, он быстро сошелся с командиром особой полицейской команды гарнизона Мозули. Привозил ему подарки, естественно, приобретенные на наши деньги, устраивал попойки, а из гарнизона всегда увозил ценнейшие сведения.
Смелым человеком был и его брат Иван Васильевич Васильев. Как портной, он водил дружбу с женами и любовницами немецких офицеров, которые подчас выбалтывали ему разную информацию. Но Иван Васильевич любил, как он сам говорил, дело горячее. Он дважды поджигал военные объекты, подкладывая мины. Это он пробрался ночью к складу Заготзерно и взорвал грузовую машину с ящиками боеприпасов. Заодно сжег и склад.
Как-то днем он делал примерку платья одной своей заказчице.
— Мастер, побыстрее.
— Быстро, дамочка, только кошки плодятся.
— Я тороплюсь, а вы тут со своими колкостями.
— Куда торопиться, не горит ведь.
— Горит не горит. Я обещала мужу быть в два часа дома.
— Муж-то в командировку, что ли, уезжает?
— Если б в командировку, а то каких-то парашютистов ловить. Машина в три часа отходит, а вы все копаетесь.
— Тогда действительно надо поторопиться.
Иван Васильевич закончил примерку, отпустил дамочку и зачем-то полез в погреб. Потом оделся и не спеша вышел на улицу. Средь белого дня он ухитрился заложить мину замедленного действия под ту самую машину, которая вот-вот должна была выехать из города. В пути грузовик с полицейскими и гитлеровцами взлетел в воздух. А через несколько дней такая же участь постигла и легковую машину с немецкими офицерами, следовавшими в гарнизон Высокое.
И все-таки полной картины об оборонительных сооружениях Опочки мы не имели. Нам не было известно, что немцы построили на Опочецком валу и на другой его стороне. Эти обе части города считались запретной зоной и сильно охранялись. Понятно, доступ туда был закрыт. А нам уже дважды из бригады напоминали, что ждут четкой картины. Мы перебрали сто разных вариантов, чтобы найти одну-единственную возможность проникнуть в запретные зоны, но ничего подходящего не вырисовывалось.
В это время в Опочке вечером за чаем Иван Васильев спросил Зинаиду Мельникову, не знает ли она, как пробраться в ту зону, куда гоняют военнопленных.
— Не знаю, но есть у меня одна думка.
— Говори.
— Недели две назад одна местная шкура похвалялась, что ее возлюбленный — полковник превратил город в неприступную крепость. Тогда я не обратила внимания на ее слова, а сейчас подумала: уж не начальник ли он по всем этим сооружениям?
— Продолжай, продолжай.
— Конечно, гарантий мало, что полковник дома у себя держит какие-либо чертежи. И все же...
— Вот что, Зинаида, завтра же наведайся к своей «подруге», справься насчет здоровья, а заодно и полковника не забудь.
Весь следующий день думы Ивана Васильевича вертелись вокруг дома полковника. Вечером Зина опять забежала.
— Ходила? — сразу же спросил он.
— Да. Они живут все в том же доме. Есть охрана. Держат прислугу — горничную. Она же повар. Но самое главное, что я узнала: полковник по ночам много работает. Уборку на столе разрешает только ей. А ключи от тумбочки стола всегда держит при себе. Так что игра стоит свеч.
После разговора с Мельниковой Васильев в тот же вечер пробрался в домишко Кузьминых.
— Готовься, Николай. Щекотливое дело предстоит. А Леониду скажи, чтобы временно прекратил ходить на оборонительные работы.
Теперь встал вопрос, как проникнуть в дом полковника и «потрогать» в его кабинете письменный стол. Предлагались разные варианты. Один из них должна выполнить Мельникова, поскольку для нее не представляет особого труда заглянуть к «подруге». Но остановились на другом: днем при полной амуниции слесаря по канализации Николай спускается в близ- находящийся от дома полковника водопроводный колодец и перекрывает вентиль. Он уверен, что вскоре немец потребует к себе слесаря. Дождавшись, когда инженер отбудет на службу, а «подругу» позовет в гости или на прогулку Мельникова, на место аварии прибудут со слесарными инструментами Кузьмин и Егоров. Иван Васильевич невдалеке на улице...
План с небольшими поправками был одобрен. Пугачев предупредил, что, если все получится так, как задумали, и в руки товарищам попадут необходимые материалы, надо будет немедленно покинуть город.
Туман стоял сплошной стеной. Мы уже дважды сбивались с пути. Не знаю, но каким-то чудом все-таки пришли в Маврино. В доме Федор Андреевич Николаев, пожимая нам руки, говорил:
— А я так и не ложился спать. Все за вас переживал. Думаю, нарвутся на какой-нибудь пикет... А все, слава богу, обошлось. Ну, принесли, что просил?
— Принесли,— ответил Иван Флоринович, доставая из рюкзака мину замедленного действия.
Заместитель командира четвертого отряда Флоринович по заданию комбрига Гаврилова с группой разведчиков прибыл под Опочку для сбора сведений о противнике в тех гарнизонах, в которых нашей группе не удалось найти надежных людей. С собой он захватил мины и взрывчатку. Флоринович быстро обосновался в районе и сумел добыть ценную информацию об оккупантах. Но порой возникали обстоятельства, при которых наши группы на задания ходили совместно.
— Спасибо. Вот уважили,— потрогав мину, сказал Николаев.
— У вас что нового, Федор Андреевич? — растирая озябшие руки, спросил Пугачев.
— Да есть кое-что. Я вот тут записал. Большая колонна фашистов из Опочки в Идрицу перешла,— и он подал Григорию записку.
— Спасибо,— прочитав ее, похвалил Пугачев.
— Ну, что вы, ребята, это вам спасибо.
— А теперь, Федор Андреевич, смотри внимательно: буду учить тебя, как с этой штуковиной обращаться,— заговорил Флоринович.
Пока Иван объяснял, как и что делать с миной, чтобы она сработала, мы молча отхлебывали горячий чай, заваренный, сушеной морковью.
— Все понял,— кивнул Николаев и налил себе чаю.— Они меня попомнят.
За деревней находился большой немецкий склад с боеприпасами, который обслуживал фронтовые части. Вот и задумали мы его убрать, но Федор Андреевич настоял на своем: он, мол, один знает, как проникнуть на его территорию, а поэтому и взорвать должен сам.
— Хватит чаи гонять, — поднимаясь, сказал Григорий.— Пора за дело.
— И то правда,— засуетился Николаев.
Все вышли на улицу. Стоял все тот же сплошной, как молоко, туман. Туман и тишина.
— Вперед,— шепнул Федор Андреевич и первым двинулся к сараю. Дошли до перелеска.
— Вы, ребята, останетесь здесь,— тихо сказал Николаев.— В случае чего — огоньком прикройте.— Пожав нам руки, он растаял в тумане.
Потянулось неприятное время ожидания. Минут через сорок тишину ночи неожиданно вспорола пулеметная очередь. «Неужели схватили Федора Андреевича?»— подумал я. Но тут же словно из-под земли вырос Николаев. Он тяжело дышал:
— Все в порядке. На обратном пути ногой задел какую-то штуку. Она ракетой и взвилась...
Мы уже отошли километра три-четыре, когда окрестность потрясли взрывы огромной силы. Склад перестал существовать.
![]() | ![]() |
Разведчица Н. Е. Григорьева | Заместитель командира отряда И. Р. Флоринович |
В Опочке события развернулись так, как и было задумано. Часовой не хотел пропускать слесарей, но по приказу хозяйки им разрешили пройти в дом. Пока Леонид под присмотром дамочки разглядывал водопроводные трубы и туалетную комнату, Николай проскользнул в кабинет. Тумбочки стола, как он и ожидал, были закрыты. Тут же фомкой он вскрыл дверцу. Сложил в свою сумку из-под инструментов все тетради, блокноты, карты и вышел в общую комнату.
— Готово. — И посмотрел на женщину:—Что с этой мымрой делать будем?
— Кокну я ее.
— Не дело. Подай-ка полотенце и салфетку. Ей все равно капут.
В следующую минуту они крепко связали ей руки, заткнули рот и заперли в уборной. Все было сделано быстро, без лишних движений и суеты. Через полчаса бумаги были переданы Мельниковой, а поздно вечером она вместе с Леонидом пробралась в лес. После тщательного разбора бумаг мы обнаружили черновые наброски не только оборонительных сооружений, но и пометки размещения огневых точек, дзотов, переходов, небольших складов с боеприпасами. Все это совпадало с.нашими данными. В бумагах кроме личных дневников мы обнаружили массу информации, представляющей интерес для Советской Армии...
Немного остынув, Пугачев спросил:
— Почему в городе остались Кузьмины?
— Николай заартачился. Говорит, я здесь пригожусь,— ответил Леонид.
— Это он зря.
— Его поддерживает Иван Васильевич. Он считает, что фашист смолчит, иначе ему же будет хуже.
— Может быть, оно и так, но все-таки риск.
Пугачев написал донесение и вместе с бумагами вручил его Холоденку. В партизанский край ушел и Леонид.
Вскоре в эфир полетели позывные «Аиста». А потом советская авиация несколько дней подряд бомбила Опочку. Бомбила именно те объекты, которые были разведаны нами.
— Ай да «Аист»! Молодец!
— Что и говорить — умная птица,— поддакнул Павел Пугачеву.— Наша, партизанская, птаха.
— Нет, что ни говори, а без «Аиста» мы постоянно чувствовали бы себя оторванными от Большой земли.
Мы переживали особую радость. Чувствовали, что выполнили задание, и ждали приказа о возвращении в бригаду. Позднее нам стало известно, что, потеряв оборонительные сооружения, склады и другие военные объекты, немцы отказались от чистки партизанского края и перенесли ее почти на два месяца.
На четвертый день после бомбежки в нашей землянке было тесно. Из города вместе с Мельниковой пришел Николай Кузьмин. Это был человек отважный и веселый. Задания, как он сам признался, выполнял без всякого страха, легко и азартно,
— Может быть, незачем тебе в город возвращаться? — спрашивал Пугачев.— Если думаешь о жене, то не беспокойся, завтра Зина ее приведетю
— Нет, товарищи. Это мой родной город, и я никуда из него не уйду. А потом его вот-вот должны освободить.
— Приказать я тебе не имею права, поступай, как велит совесть.
Стали прощаться.
— А это от меня вам подарок,—сказал Николай и протянул Григорию наручные часы, а Павлу — пистолет вальтер.
— Спасибо,—растроганно ответил Пузиков,— но откуда у тебя это?
— Да так...— замялся Николай.
— Да ты уж признавайся,—заметила Зина.
— Бью я этих фашистских гадов. Почти каждую ночь выхожу на охоту.
— Смотри, Николай, как бы боком тебе эта охота не вышла. Будь осторожен.
— Ладно,— улыбаясь, неопределенно ответил Кузьмин.
Следующие дни стали для нас очень тяжелыми, трагическими днями. Все началось с Николая. Он так не прислушался к нашим предупреждениям и продолжал заниматься своей «охотой». Днем на кожзаводе, где он работал в последние дни, его схватили жандармы. Кто-то из женщин сразу сообщил его жене. Взяв грудного ребенка, она прибежала в Апимахи. Позднее мы перевели ее в лес.
Гестапо каким-то путем напало на след нашей группы. Об этом свидетельствуют дальнейшие события...
Зинаида Мельникова, побывав у Татьяны Николаевны Матыги, окольными путями пробиралась к месту нашего лагеря. Наверное, она несла очень ценные сведения, если даже нарушила одно из основных наших требований — не выходить на связь днем. Около леса рядом с Кудиновкой немцы пытались ее схватить. Девушка начала отстреливаться. Ее стали окружать.
И тогда Зина, чтобы не попасть в руки фашистов живой, поднялась и ринулась на оккупантов... В город ее привезли мертвой.
Это страшное сообщение в тот же день дошло до Адама — одна из заказчиц Ивана Васильевича рассказала. Есть предположение, что сделано это по заданию гестапо. Ведь многие знали, что Мельникова бывала у Васильевых. Сестра Зина в это время находилась в Маврине у Федора Андреевича Николаева и ничего не знала о случившемся. Братья, чувству я, что над ними нависла угроза, решили вместе с семьями покинуть город.
Иван Васильевич, переодевшись, ушел в дальнийхутор к родственникам жены, а Адам с Александрой пробрался к нам. Мы переправили их в бригаду.
Мы немного вздохнули. Казалось, что гроза пронеслась, но это только казалось. Утром в километре от Маврина фашисты окружили Снегирька. Как и ее подруга, они приняла бой. Тяжело раненную, ее схватили автоматчики... В тот же день полицаи ворвались в деревню Апанасково и увезли с собой в гарнизон Высокое пятидесятилетнюю Анастасию Андреевну, мать Васильевых. В гарнизоне предатели избили женщину, привязали к оглоблям саней и волоком, босую и почти нагую, доставили в Опочку. Здесь ее снова пытали, добивались сведений о сыновьях-партизанах.
Забегая вперед, скажу, что за несколько дней перед смертью Анастасия Андреевна увидела свою любимую дочь. Они встретились, когда Зину, окровавленную, в лохмотьях, вели с очередного допроса.
— Мама! Прости меня за твои муки!
— Держись, моя милая! Я горжусь тобой,— ответила мать.
Больше они не видели друг друга.
Трагически сложилась и судьба жены Ивана Васильевича — Анны Павловны. С двухлетним сыном она скрывалась у родственников в деревне Жарки. Немцы каким-то путем узнали и подожгли дом, в котором она жила. Анна Павловна, схватив сына, выпрыгнула из окна горящей избы и скрылась в перелеске. Однако нервное перенапряжение подорвало ее здоровье. Вскоре она умерла.
При отступлении немцев из Опочки Иван Васильевич Васильев задержал шесть артиллерийских орудий, порезав слеги моста между деревнями Латыговка и Гладышево. Непредвиденная задержка помешала врагу своевременно занять огневую позицию на Осипихинских холмах, откуда гитлеровцы рассчитывали обстреливать Опочку.
Адам вплоть до освобождения города находился в бригадной разведке.
О страшной судьбе матери и сестры братья узнали лишь после изгнания фашистов из Опочки. С большим трудом им удалось отыскать тело сестры... Ее казнили по-зверски: выкололи глаза, отрезали нос, уши, волосы сожгли. Тело матери найти так и не удалось. Оно осталось в неизвестной могиле...
Мы впятером возвращались из-под Опочки, куда ходили на встречу со своими людьми. Дорога круто поднималась в гору, заросшую высоким сосняком. Неожиданно Николай Павлов рванул на себя автомат, к в тот же миг все увидели, как с дороги за сосну метнулся человек в немецкой военной форме.
— В цепь! — скомандовал Пугачев.
Но солдат, прятавшийся за деревом, выкинул «белый флаг» — поднял над головой носовой платок и вышел из укрытия.
Немного понаблюдав за обстановкой, Пугачев распевно произнес:
— Капитуляция, братцы. Я иду на переговоры.
Обыскав пленного, Пугачев крикнул нам:
— Выходите, он здесь один.
Пленным оказался литовец Зигмунд Заремба, бежавший из гарнизона Орлово, где он служил рядовым у немцев. По-русски Заремба говорил слабо, но мы все же поняли, что он знает, где замаскирован армейский склад боеприпасов, которым постоянно интересуется Гаврилов.
На базе, куда мы привели литовца, комбриг внимательно выслушал его. Было решено, что Зигмунд обведет подрывников на уничтожение склада.