Казаки
Февральские вьюги бушевали целую неделю, наметая на дорогах высокие сугробы.
Чуть светало, когда мы покинули лагерь и выехали на задание под Опочку. Требовалось заглянуть в кое-какие деревни. Поговорить с людьми. Послушать. И, главное, привезти соли для раненых и больных.
Колкая поземка хлестала в лицо. Павел Пузиков, Иван Холоденок и Петр Денисенок ехали в первых санях. Я и Михаил Корехов — в сотне метров за ними.
Во второй половине дня благополучно проскочили через дорогу Опочка—Мозули, но предстояла еще одна — Опочка — Красногородское. Метель не прекращалась. Обогнув кустарник, мы выехали в чистое поле. Возле щитовых ограждений, установленных вдоль тракта, лошади по брюхо утонули в глубоком сугробе. Пришлось руками разгребать снег и растаскивать щиты.
Мы торопились. На шоссе в любую минуту могли появиться немцы. Впереди показалась черная гряда. Пузиков остановил лошадь.
— Иван, узнай-ка, что там.
Вскоре послышался, голос Холоденка:
— Хлопцы, здесь железная дорога.
Все удивились: в этой местности никогда не было железной дороги.
— Менять направление не будем,— сказал Павел.
С большим трудом перевалив через двухметровую земляную насыпь с уложенными на ней рельсами, санки покатили по полю. Быстро стемнело. Вскоре показались первые избы разбросанной деревни Барсаново.
В окнах многих домов мерцал тусклый свет.
Первые сани, не останавливаясь, поехали дальше, а я завернул к третьему дому. Михаил остался в розвальнях. Осмотревшись, я зашел во двор, постучал в дверь. Никто не откликнулся. Только после удара прикладом автомата в доме зашевелились: замелькал свет, забегали тени. На пороге появилась женщина.
— Почему не открываете? — строго спросил я.
— Боюсь.
— В деревне немцы есть?
— На другом краю стоят солдаты, что железку строят.
— А конь у вас есть?
— Есть, плохонький, в хлеву,— указала женщина на сарай, расположенный метрах в десяти от дома.
Я подошел к сараю, открыл массивную дверь и включил карманный фонарик. Высокий гнедой конь отпрянул от света в сторону.
— Вот это плохонький! - невольно вырвалось у меня.
— Вы что же обманываете? — напустился Корехов на хозяйку.
— Не мой это конь, — дрожа от испуга, застонала женщина.— Латыши днем возят землю на дорогу, а на ночь оставляют в сарае. В каждом доме есть лошади.
— Ладно, нечего оправдываться. Выноси сбрую и помоги запрячь,— сказал я и направился вместе с хозяйкой в дом.
Женщина накинула на себя кое-какую одежонку, выскочила во двор. В избе от большой русской печи до передней стены с потолка спускалась цветная занавеска. Я откинул ее — и невольно отпрянул: на кровати сидел огромный, одетый во френч немец.
Верзила не растерялся. Он прыгнул на меня и сбил с ног. Мы покатились по комнате.
Немец, пытаясь схватить меня за горло, немного приподнялся. Это мне и было нужно. Мгновенно пальцами левой руки я вцепился ему в подбородок, правой, схватив за френч, потянул немца на себя и, освободив левую руку, резко вывернулся. Гитлеровец со всего маху ударился лбом об пол и потерял сознание. Я вскочил на ноги. И уже хотел его прошить очередью, но спохватился: это же «язык». Он может рассказать о железке.
— Хенде хох! — скомандовал я.
Немец что-то мычал, лежа на полу, вытянув руки.
— Вставай, вставай, гад!
Он встал.
Остерегаясь, я вывел его на улицу.
— Корехов, я немца поймал.
Дверь сарая отворилась. Хозяйка дома упала передо мной на колени:
— Ой, ребята, не виновата я! Этот патрульный солдат запугал меня. Мне, говорит, капут и тебе капут.
— Ладно, помолчи пока.
Появившийся из темноты Михаил от удивления открыл рот.
— А это чудо откуда? — спросил он.
— В постели прятался.
Михаил снял с пленного ремень, срезал подтяжки, потом стал запрягать коня в широкие сани. Хозяйка бегала вокруг нас.
Когда подвода была готова, я забежал опять в избу. Включив фонарик, решил еще раз обыскать комнату. За кухонным столом стояла бочка с солью. Вынув из бочки пудовый куль соли, я положил его на стол. Вбежала хозяйка и снова заголосила:
— Не убивайте! У меня муж на фронте! Простите, люди! Испугалась я.
— Да не кричи ты! Никто тебя не собирается расстреливать, хотя и надо бы. Соль быстро в сани!
— Сейчас, сейчас,— залепетала женщина.
Напротив дома остановились двое розвальней.
С первых спрыгнул Пузиков.
— Что вы возитесь? В деревне немцы.
— Да вот Володя одну образину уже поймал,— ответил Михаил.
— Это здорово! Выезжаем, а то накрыть могут.
— Забирай наши розвальни. Да смотри, если побежишь к немцам — вернемся, тебе крышка,—предупредил я хозяйку.
Сильный рысистый конь легко покатил сани по заснеженному полю. Перепуганный немец со связанными руками сидел рядом со мной.
Пурга прекратилась. Подъехав к железке, подводы перевалили через насыпь и стали приближаться к шоссе. Вдруг со стороны дороги застрочили два автомата.
Кони рванулись в сторону. Потребовалось усилие, чтоб сдержать их. Мы приготовились к бою.
В сотне метров от нас послышались крики, несколько одиночных выстрелов — и все стихло. Прошло не больше минуты. Неожиданно прямо на нас, утопая в снегу, выбежал человек. Пузиков, приподнявшись из-за саней, окрикнул:
— Кто идет?
Вместо ответа человек полоснул из автомата и побежал дальше. Павел ответил длинной очередью. Беглец, вскинув руки, распластался на снегу.
— Немецкий офицер! — осмотрев убитого, крикнул Холоденок.
— Значит, на той стороне свои,— сказал Павел громко.— Эй, на дороге! Мы из 3-й! Кто вы?
Мужской голос ответил:
— Из какого отряда? Кто старший?
— Пузиков, из бригадной разведки!
— Павлуха, мы из первого отряда, Баикин и Еремко! Давайте сюда, есть трофей!
На шоссе подле подводы стояли старик в тулупе и два партизана.
Ребят послали на задание. Они случайно наткнулись на немецкую подводу, перевозившую офицера.
— Давайте уходить, братцы, а то поздно будет,— сказал Пузиков.
В гарнизонах Борисово и Горохово немцы подняли тревогу. В небе повисли осветительные ракеты.
В деревне Лышнице мы сделали остановку. Захваченный на шоссе бесхвостый битюг, раненный в шею, дальше двигаться не мог. Баикин и Еремко перегрузили трофеи в наши розвальни. Трофеи были что надо: три ящика с бутылками вин и коньяка, консервированные цыплята, копченая колбаса, рыба, шоколад. Убитый был интендантом.
Стали закусывать. Немец от спиртного отказался. Понимая, что в пути он может замерзнуть в своем френче, Корехов силой влил ему в рот половину фляги шнапса.
Вскоре немец захмелел и стал петь песни.
— Вот, гад, никакой совести не имеет. С вечера хотел тебя задушить, а теперь для тебя же арии исполняет,— усмехнулся Пузиков.
Перед рассветом мы благополучно преодолели шоссе Опочка — Мозули и направились к Лиственке.
— А ну, вороной, привыкай к партизанской езде! — бойко покрикивал Иван Холоденок.
Вскоре прибыли в «свою столицу». Пленный оказался писарем железнодорожного строительного батальона. На допросе он рассказал, что немецкое командование, готовясь к летним оборонительным боям, тайно строит железную дорогу Опочка — Красногородское и далее на Латвию.
Все еще крутила поземка. Во все стороны разбегались длинные, как шлейфы, хвосты снега, но, когда пригревало солнце, пахло весной.
В эти дни в Красногородском районе, в четырех километрах от деревни Кадники, обосновалась группа разведчиков шестого отряда, которую возглавлял Николай Харченко. Они оборудовали землянку на затерявшемся среди болот островке. В одном из донесений Николай сообщил в штаб бригады, что они установили связь с бывшими военнопленными, находящимися на службе у немцев в специальном казачьем эскадроне.
— Борис, пригласи ко мне, пожалуйста, Пузикова, Холоденка, Денисенка, Корехова и Заболотнова,— попросил Гаврилов своего помощника Уткина.
Мы пришли в штаб. Комбриг не торопясь заговорил:
— Вот что, «глаза и уши», отправляйтесь в Красногородский район, побывайте у Харченко и постарайтесь выяснить, что это за казаки, о которых он сообщает, откуда они здесь появились, их настроение. Если представится возможность, надо встретиться с ними. Первыми не предлагайте переходить. Сейчас, спасая свою шкуру, каждый предатель готов перейти к нам.
— Ясно, товарищ комбриг,— ответил Павел.
— Только без фокусов. Без нужды в драку не ввязываться,— улыбнулся Алексей Михайлович и погрозил пальцем.
Батейкин добавил:
— Им все мало, всегда на рожон лезут.
Разгулялась ночная метель. Проскочили шоссе Мозули — Опочка. Объехали стороной деревню Сальники. Километра через полтора сквозь редкие заросли увидели дома. Что за деревня, трудно было определить. Решили так: одну подводу оставим в кустах, а на второй Пузиков и я заедем в селение.
Деревня словно вымерла, и только в одной хате через заиндевевшие окна проглядывал огонек.
— Заворачивай сюда,— сказал Павел.
Входная дверь оказалась незапертой. Пузиков вошел в темные сени и остановился возле массивной двери, за которой слышался приглушенный разговор. Павел постоял, подумал, потом рывком открыл дверь и шагнул через порог. Но сразу же отпрянул назад. За столом сидели люди в немецкой форме.
— Бросай оружие! Дом окружен партизанами! — скомандовал Пузиков.
Я вскинул автомат.
— Корехов, давай со своим взводом к сараям. Холоденок, готовь гранаты. Эй, в доме, выходи по одному!
— Ребята, тут все русские. Мы сами шли к партизанам.
— Выходи, потом разберемся! — крикнул в ответ Павел.
На улицу с поднятыми вверх руками вышел солдат-власовец.
— Обыщи,—сказал Пузиков.
Я выполнил приказание и крикнул:
— Следующий!
Один за другим выходили из дома солдаты в темных шинелях. Всего их было восемнадцать человек.
— Володя, проверь в избе.
Заскочил в комнату:
— Хозяева, больше здесь никого нет?
— Только мы со стариком,— ответила старуха.— И оружие забирайте,— добавила она.
Возле двери на полу лежала груда винтовок, подсумков, штыков. В чехлах несколько гранат с длинными рукоятками. С помощью старика я быстро перенес все это хозяйство в сани.
— Давай вперед. Предупреди ребят, а я поведу их,— шепнул Павел.
— Паша...
— Выполняй!
Пришлось прыгнуть в сани и натянуть вожжи.
— Колонна, шагом марш! — скомандовал Пузиков.
На всякий случай наши разместились на высоте у дороги и терпеливо поджидали. Мои сани остановил окрик.
— Володя, а где Пузиков? —это спросил Холоденок.
— Вон восемнадцать власовцев ведет! Сами сдались, а оружие у меня в санях.
Иван Холоденок и Миша Корехов бросились к деревне...
До большака Мозули — Опочка осталось километра три. Рассветало. Переходить его днем с таким отрядом было опасно.
— День проведем в лесу, а ночью двинемся дальше,— распорядился Павел.
Место дневки выбрали под двумя мохнатыми елями. Разложили костер. Вскоре в котелках закипела вода. А еды ни у власовцев, ни у нас не было.
— Володя, за мной! — сказал Павел.— Сейчас что-нибудь сообразим.
К Березовцам мы шли кратчайшим путем. В селе было тихо. Жители охотно поделились с нами продуктами. Наполнив вещмешки, мы заторопились в обратный путь. Но в это время в деревню с шумом въехали казаки.
Мы находились от них в двухстах метрах. Вступать в бой было бессмысленно. Бросились за длинный сарай.
Мимо промчалось несколько саней, а в деревню все вкатывались и вкатывались новые подводы. Казаки, стоя в санях, горланили песни.
От сарая до леса с полкилометра полем.
— Бежим!
В чистом поле, что на ладони. Нас заметили. Сзади послышались крики:
— Стой! Стой!
— У, гады! — зло буркнул Пузиков и сбросил вещмешок с едой.— Держись, Володя!
Казаки, уверенные, что захватят нас живыми, не стреляли. Их было человек двадцать.
— Партизаны! Зря бежите! Сдавайтесь! Есаул наш милостивый,— басил здоровяк, проваливаясь глубоко в снег.
— Стойте, жизнь сохраним! А не то на осине вздернем! — орал другой казак.
До леса оставалось метров пятьдесят. Павел упал в снег. И тут же полоснул длинной очередью по преследователям. Один из них схватился за живот, упал. Остальные залегли.
— Володя, беги, я прикрою! — крикнул Павел.
Вот и лес. Я прижался к толстой березе.
Озлобленные казаки, поняв свой промах, открыли стрельбу. Увидев, что я в безопасности, Павел тоже пополз к лесу. Его отход теперь прикрывал я.
Казаки поднялись, но тут же один из них, вопя, ткнулся в снег. Остальные снова залегли. Воспользовавшись их замешательством, Пузиков вскочил на ноги и бросился ко мне.
Пятеро казаков, скинув полушубки, метнулись за нами.
— Держись, красные дьяволы! Поймаем, жилы на балалайку натянем! — кричали они.
Нам удалось уйти в лес. Встав за стволами, мы жадно глотали воздух.
— Смотри,— Павел показал рукой в сторону и поднял автомат.
Между деревьями мелькнули казаки. Выждав, когда они выбегут на открытую поляну, дуэтом открыли огонь. Предатели, взмахнув руками, остались лежать на снегу.
Только перед сумерками мы добрались до своих.
Наше возвращение с власовцами встревожило Гаврилова, но, узнав, в чем дело, он успокоился и, обратившись к Батейкину, нарочито строго сказал:
— Опять твои парни лезли на рожон.
— Получается так,— ответил замкомбрига.
— Ладно, пусть идут отдыхать, а завтра отправятся с прежним заданием.
Пока мы отдыхали, от Николая Харченко прибыл связной Ефрем Устиненок с донесением, в котором сообщалось, что казаки из гарнизона Покровское настаивают на своем переходе к партизанам.
Для их встречи были выделены два небольших отряда, и бригадная разведка. Руководителем операции был назначен начальник штаба бригады капитан Зубехин...
Проведя ночь у костров в расположении группы Николая Харченко, партизаны стали готовиться к встрече с казаками. Два взвода выдвинулись во фланговые охранения. Несколько пулеметчиков расположились на высоком острове, поросшем соснами, а разведчики остались с капитаном.
В деревню Брянцево была направлена разведчица Нина Григорьева. Ей надлежало первой встретиться с представителями гарнизона Покровское. Она находилась в доме Натальи Ивановой, когда в деревню внезапно нагрянул отряд немцев, и хозяйка спрятала ее в подполе...
Нине шел восемнадцатый год, но она уже испытала многое. Девушка была узницей лагеря «Кресты», что находился под Псковом. В бараках часто вспыхивал тиф. Больных охрана лагеря заживо сжигала на кострах. Нина бежала и чудом осталась жива. Добравшись домой в Покровское, она «отдышалась» и вскоре вместе с матерью вступила в партизаны.
...Григорьева задремала. Тревожный сон прервал тройной стук в половицу. Спустя минуту стук повторился. Значит, все в порядке. Нина открыла крышку подпола, подняла голову и... на какой-то миг у нее потемнело в глазах. Она увидела начищенные до блеска хромовые сапоги, высокого плотного человека в немецкой форме, в каракулевой папахе, при оружии. Собрав всю волю, Григорьева отряхнула землю и легко выбросила тело из проема. Лейтенант Скиба насмешливо разглядывал девушку. А потом обратился к Наталье:
— Так, значит, с этим ребенком я должен вести такие серьезные разговоры? Неужели у них не нашлось человека посолиднее?
Нина не смутилась, хотя обида вот-вот могла вырваться наружу.
— Говорить с вами будут наши командиры, а мне поручено сопровождать вас к месту встречи и не допустить в пути никаких недоразумений,— блеснула глазами девушка и поправила торчавшую из-за отворота телогрейки гранату. Нас ждут, давайте торопиться.
— Что ж, это уже ближе к делу,— ответил офицер и стал натягивать полушубок.
Хотя немцев в деревне уже не было, все-таки Нина не решилась открыто ехать. Ей пришлось сесть на полок легких санок. Казаки сверху закрыли ее сеном. Девушка понимала, на какой риск шла. Эти люди могли повернуть рысака в ее родное село Покровское, где сейчас стоял казачий гарнизон, и виселица обеспечена. Но ради справедливого дела она была готова на все.
Сильный конь мчал по знакомым с детства местам. Когда проехали деревню Филиппово, Нина показала кратчайшую дорогу к партизанам.
Харченко вышел навстречу. Возок остановился. Из него первой выскочила Нина, а за ней офицер:
— Лейтенант Скиба,— представился он,— а это Семен, денщик,—указал Скиба на сопровождающего.
— Не понял,—с улыбкой сказал подошедший Зубехин.
— Вы о чем? — переспросил Скиба.
— Не понял, чье звание называете,— спокойно ответил Зубехин.
— А, вот оно что! — лейтенант помолчал, а потом нерешительно расстегнул полушубок. На нем был немецкий офицерский китель.
— Но перейдемте к делу, после короткого молчания начал Скиба.— Скажите, вы могли бы принять в партизаны людей, служивших у немцев в так называемом казачьем формировании, бывших военнослужащих Красной Армии?
— Могли бы,— Капитан закурил.— Но для этого необходимо уничтожить всех немцев и предателей в гарнизоне Покровское, захватить оружие, боеприпасы, продовольствие, лошадей, а остальное сжечь. Все это надо сделать нынче в полночь.
— Мы согласны,— отчеканил Скиба.
Переговоры длились еще минут пятнадцать. Наметили место встречи и порядок приема всех перешедших. Капитан посоветовал Скибе поставить в известность о начале операции только доверенных лиц.
Пузиков, наблюдавший за Скибой, толкнул меня локтем:
— Сейчас на все соглашаются, а день назад жилы на балалайку собирались натянуть.
— Да, к такому попадешь в лапы — хорошего не жди.
Прошли сутки. Никакого боя в гарнизоне Покровское мы так и не услышали. К месту встречи в назначенное время казаки не явились. Оставаться дальше на болоте было опасно. Разместившись в санях, собрались уже выезжать. Но в это время разведчики Юрий Данилов, Ефрем Устиненок и Николай Кузьмин из группы Харченко, посланные в деревню Рыжнево, привезли казака Семена, того самого, что приезжал вместе со Скибой. Он еле стоял на ногах. Из раны простреленного плеча сочилась кровь.
— Ничего не получилось,— сказал он.
Оказалось, что Скиба собрал казаков и сказал:
— С партизанами договорился. Давайте вечером в последний раз гульнем, а ночью устроим нашему есаулу проводы.
Вечером, вместо гулянья, началась массовая расправа над заговорщиками. Арестованного Семена привели на второй этаж к дивизионному есаулу Кулебяке. В большой комнате во время допроса присутствовал и ухмыляющийся Скиба. Это вызвало подозрение у казака. Понимая, что ему грозит смерть, он опрокинул стол, за которым сидел есаул, и, выбив раму, выпрыгнул на улицу. В него стреляли.
Вскоре из-под Красногородского группа Николая Харченко была отозвана на базу бригады. В пути в том месте, где лесистый берег вклинивался в реку Синюю, Ефрем Устиненок, шедший впереди всех, вдруг вскрикнул:
— Назад, засада!
По разведчикам ударили из автоматов. Ефрем упал. Пуля прошила ему живот. Но в горячке он вскочил и метнулся назад. Метров триста Ефрем пробежал, а потом упал в кустах, истекая кровью. Немцы преследовали основную группу разведчиков и его не заметили. Всю ночь разведчик пролежал без сознания. Очнулся утром. Снял с себя две рубашки и разорвал их на бинты, которыми стянул раны. Надел френч, и вновь силы оставили его. Очнулся ночью. Мучила жажда. Напился прямо из болота и медленно побрел в деревню Мыза. Но дома оказались пустыми, население убежало от немцев в лес.
Устиненок брел по кустам, падал, теряя сознание, приходил в себя и вновь ковылял дальше. Только на третий день его случайно нашли разведчики. Он лежал у дерева без сознания. В одной руке Ефим держал карабин и подсумок с патронами, а в другой гранату.
Мефодий Зинченко и Николай Кузьмин подхватили Устиненка и отнесли на островок болота. Здесь разведчики на костре вскипятили воду. Нина Григорьева развела марганцовку, промыла, перевязала раны. Парень очнулся.