Операция «Концерт»
— Удачи вам, трудяги. Знаю, от моста в Осетках останется одно воспоминание,— провожая подрывников, говорил вернувшийся из госпиталя Гаврилов.
Трудяги... Так за тяжелый и опасный труд называли подрывников в нашей бригаде.
— Постараемся,— весело ответил старший группы.
Утро. Солнце уже поднялось высоко. Лес заискрился, наполнился птичьим гомоном. Николай Бородулин, широко ступая по влажной от утренней росы земле, вел своих товарищей к далекой деревне Осетки.
Трудные военные дороги прошел этот человек. На третий день войны оружейный мастер артиллерийского полка в Двинской крепости Николай был ранен в руку. Но боль от раны была пустячной по сравнению с болью и тоской по той земле, которую оставляли они врагу.
Кажется, целая вечность прошла с тех пор. А он, Бородулин, все в пути. И всюду за ним шагают друзья. Только нет среди них больше Бориса Зайцева.
Сосны покачивались и чуть слышно шумели. Подрывники, исходившие сотни километров по тропам оккупированных районов Калининской области, хорошо ориентировались. Осторожно спустившись по склону, поросшему редкими деревьями, они круто повернули на север. Мост, который им предстояло взорвать, находился вблизи деревни Осетки. Его охрана расквартировалась в двух крайних домах. Пробраться к мосту было очень трудно: в двухстах метрах от железнодорожного полотна проходила шоссейная дорога, а метрах в пятистах, в деревне Замостье, расположился немецкий гарнизон. Только темная ночь, находчивость и мужество помогали подрывникам выполнить задачу.
Часа через полтора показался сизый булыжник шоссейной дороги. Стояла тишина. Но она бывает обманчивой. Немцы, напуганные частыми диверсиями на железной дороге, усиленно охраняли все подходы, особенно те участки, где лес близко подступал к магистрали. Подрывники хорошо это знали и решили выйти на луг у гарнизона, чтобы под самым носом у немцев перейти шоссе.
Благополучно проскочив дорогу, они залегли в кустах на склоне небольшого холма. Через час из Себежа в Идрицу по шоссе проехали две автомашины. На окраине Замостья вспыхнула осветительная ракета. Ее тусклый отблеск на мгновение выхватил из темноты железнодорожный мост и сутулую фигуру часового, стоящего на насыпи в сотне метров от партизан.
— Видите, толкач... Еще немного подождем и будем убирать,— прошептал Бородулин.
Потянулись минуты. Вокруг было тихо.
— Давайте, — скомандовал Николай.
Политрук взвода подрывников Ю. А. Дешевой | Командир взвода подрывников Н. П. Шитов |
Юрий Дешевой с бесшумной и Леонид Михайлов с автоматом поползли к железной дороге. Остальные приготовились поддержать их огнем.
Юрий скорее понял, чем увидел, что прямо перед ним вырос часовой. Подняв ствол бесшумки, он нажал спуск. Прозвучал легкий щелчок, и черная фигура упала между рельсами. Тишина.
Леонид, осмотревшись вокруг, подал условный сигнал: крякнул по-утиному. И сразу же к насыпи со взрывчаткой приблизились Бородулин, Клюбин, Чибизов, Шитов.
— Дешевой уже на мосту,-—прошептал Михайлов.
— Действуй,— подтолкнул его старший группы и первым бросился вперед.
Обследовав массивный пятнадцатиметровый двухколейный мост, Николай приказал уложить два заряда над опорой.
Подрывники не знали, сколько времени оставалось до смены часовых, поэтому действовали быстро и расчетливо.
—Готово!
— Шитов, поджигай,— приказал Бородулин.
Николай под полой куртки поджег шнуры.
— Отходим.
Огонь, шипя и разбрасывая звездочки в темноту, быстро приближался к зарядам.
Ветки кустарника цеплялись за одежду, били в лицо, но партизаны, не замечая ничего, бежали к шоссе. Надо было торопиться. Немцы сразу после взрыва могли перекрыть дорогу.
Ночную темень прорезали яркие вспышки, и один за другим прозвучали два резких взрыва. Со стороны деревень Осетки и Замостье застрочили пулеметы. В небе повисли ракеты. Но немцы опоздали. Опять трое суток на участке Себеж — Идрица не ходили поезда...
В конце июля установились жаркие, безоблачные дни. Наступила пора уборки хлебов. Совместно с населением партизанского края многие бойцы и командиры, выделенные из отрядов, с косами и серпами вышли в поля. Предстояла длительная тяжелая борьба с оккупантами, поэтому необходимо было быстро убрать рожь, обмолотить зерно, засыпать его в тайники. Ставилась задача: не дать врагу хлеба.
Оккупанты тоже не дремали. Коменданты многих гарнизонов под охраной специальных команд выгоняли крестьян на поля. Снопы сразу же увозились в гарнизоны и там обмолачивались. В эту пору основные наши силы готовились к ведению рельсовой войны. Начальник Центрального штаба партизанского движения генерал-лейтенант П. К. Пономаренко приказал калининским партизанам нанести сокрушительный удар по двум железнодорожным магистралям: Новосокольники — Латвия и Невель — Клястицы,
Для проведения столь необычной операции ночью на самолетах доставляли взрывчатку, которая тут же распределялась по бригадам.
В один из вечеров мы, несколько разведчиков, сопровождали Гаврилова на аэродром. С собой мы пригнали трех оседланных коней. Комбриг кого-то ожидал и заметно волновался. Разведчики поняли, что прилетает человек не рядовой. Так оно и оказалось: одним из самолетов прибыл подполковник Соколов. Комбриг коротко доложил Степану Григорьевичу обстановку, и мы поехали в «нашу столицу». Начальник оперативной группы штаба партизанского движения оказался неплохим всадником. Он с Гавриловым ехал быстрой рысью. Нам частенько приходилось погонять своих лошадей, пускать в галоп, чтобы не отстать от командиров.
С приездом С. Г. Соколова закипела подготовительная работа во всех подразделениях калининских партизан. Вплоть до 2 августа шло обучение подрывному делу, составлялись боевые расчеты на операцию, велась разведка путей подхода к железной дороге, уточнялись расположение и численность гарнизонов, охранявших железнодорожные объекты. Со всем личным составом политработники вели беседы о битве под Курском, о военном и политическом значении операции «Рельсовая война».
Деревня Двор Черепето превратилась во временный учебный центр по ускоренной подготовке подрывников. В отрядах с утра до позднего вечера инструкторы проводили практические занятия.
Вскоре партизаны уже умели быстро делать короткие зажигательные трубки из капсюля-детонатора, огнепроводного шнура, куска пенькового фитиля. Боевой расчет личного состава отрядов разбивался на подрывников, охранение, отвлекающие группы и разведчиков. За каждой бригадой закреплялся определенный участок магистрали. Общее руководство операцией «Рельсовая война» осуществлял Штрахов. После выполнения задачи 3-й бригаде необходимо было перебазироваться в Опочецкий район. Перед бригадной разведкой ставилась задача: собрать данные об опочецком гарнизоне и его оборонительных сооружениях. Необходимо было значительно расширить агентурную сеть в Опочке и вокруг нее.
Помощник командира взвода разведки П. А. Пузиков | А. С. Горецкая |
Под командованием Павла Пузикова пять разведчиков собрались за реку Великую. В группу был включен Иван Горецкий.
— Ребята, приглашаю заехать в гости к маме,— предложил Иван.
Оседлав коней, мы покинули партизанскую столицу. Кони сразу же взяли крупной рысью. До деревни Карзуново, в которой вырос Иван Горецкий, на конях двадцать минут езды. В доме его матери Анны Савельевны я бывал много раз, и всегда меня восхищала душевная доброта белорусской женщины. Три ее сына воевали. Сама она всем, чем могла, помогала народным мстителям.
— Ой, сынки мои! Как рада я вас видеть живыми и здоровыми!
Анна Савельевна в ситцевом платье, повязанная такой же косынкой, в свои сорок пять лет выглядела значительно моложе. Зная цену каждому нашему часу, она тут же всем нашла дело. Один пошел косить траву для коней, другой колоть дрова, третий носить воду в баню. Иван и Павел помогали дома по хозяйству.
После жаркой бани мы чинно уселись за накрытый стол. Анна Савельевна поставила большое блюдо со знаменитой бульбой и на своем плавном белорусском наречии сказала:
— Кушайте, сынки, кушайте.
После ужина все полезли на сеновал. Свежее, ароматное сено, домотканое покрывало, большие подушки. Тишина и покой. А утром мы вновь оседлали коней.
Когда выехали за деревню, Иван Горецкий остановил коня и обернулся. Я тоже посмотрел назад. На крыльце дома все еще стояла мать.
Со мной поравнялся Пузиков.
— Да, Вова, мать и Родина... Их надо сильно беречь,— сказал он и пришпорил коня.
Я крепко подружился с Пузиковым, понимал его душевное состояние. Он был старше меня на четыре года. За войну уже многое успел увидеть и пережить. С первых дней Отечественной войны его часть в Латвии попала в окружение. Много техники погибло в те дни. Но Павел на своей автомашине, груженной боеприпасами, настойчиво пробивался на восток. Бойцы, выходившие из окружения, неоднократно предлагали Пузикову уничтожить автомашину. Но парень всегда серьезно отвечал:
— Взорвать — дело нехитрое, а вот до своих добраться — это посложней.
Бензин подходил к концу. Объехав районный центр Пустошка, он принял отчаянное решение: забрызгав грязью борта кузова, с наступлением темноты выехал на шоссе, прибавив газа, поехал в сторону Новосокольников.
Впереди двигалась колонна немецких автомашин. Пристроившись в хвост, Павел поехал с немцами. Перед утром он хотел вновь свернуть на проселок, но позади вплотную подошли автомашины с фашистами. Что делать? Через полчаса его разоблачат. У разбитого моста образовалось скопление техники. Павел затормозил свой ЗИС-5 рядом с передней автомашиной, поджег метровый конец огнепроводного шнура с детонатором, заранее вставленным в килограммовый заряд между снарядами, и бросился в придорожные кусты.
Взрывом разметало две вражеские автомашины. Раздались вопли раненых, поднялась паника. Уже светало, и Пузикова заметили. Началась погоня, кончился редкий кустарник. Нужно было пересечь открытое, поле, за которым сразу начинался густой лес. Наперерез из деревни бежали фашисты... Трое из них догнали Павла. Верзила сильно ударил Пузиковаприкладом карабина. Падая, Павел выстрелил из нагана. Воспользовавшись замешательством, вскочил с земли и, петляя, бросился к спасительному лесу. Позади открылась беспорядочная стрельба, но было уже поздно: он углубился в чащу.
Долго Пузиков скитался один по лесам, жил у крестьян в глухих деревнях. А осенью 1941 года, услышав от местных жителей, что в лесах появились партизаны, пошел на их поиск. Встретившись однажды с Григорием Батейкиным, он стал с ним неразлучен...
Труден путь по незнакомым, опасным местам, но в течение суток мы благополучно добрались до Великой. Переправившись через реку и собравшись вместе, дрожа от холода, мы торопливо оделись и, оправив на конях седла, углубились в лес. Необходимо было разыскать местный партизанский отряд Ивана Константиновича Никоненка, для которого везли секретный пакет о проведении операции «Рельсовая война».
Объехав деревни Жеги, Гороватки и Ржавки, мы на рассвете вышли к широким холмам, заросшим низкорослыми деревьями.
— Стой! Кто идет? — неожиданно остановил окрик.
— Разведчики 3-й бригады,— поспешил ответить Павел Пузиков.
— Слезай с коня! Один ко мне, остальные на месте! — скомандовали из-за кустов.
Пузиков спешился.
Часовой, не подпуская к себе старшего группы, долго громко расспрашивал: откуда прибыли, кто командир? Павел начал сердиться, требовал вызова старшего. Неожиданно с двух сторон, на холмах, между деревьями появились вооруженные люди. Разойдясь в цепь, они спускались к дороге.
Ощетинившись автоматами, мы приготовились дать отпор, но впереди бегущий в военной гимнастерке и фуражке пограничника громко спросил:
— Кто такие?
— Из 3-й…
— Фамилия командира?
— Гаврилов.
— Отставить тревогу! — скомандовал он партизанам.—Мы вас за полицаев приняли.—Подойдя к нам, он представился: — Никоненок.
Иван Константинович, с опаленным солнцем худощавым скуластым лицом, туго обтянутый ремнем, походил на кадрового военного, хотя был потомственным крестьянином. С первых дней нападения фашистов стал воевать помощником командира огневого взвода на Двинском и Великолукском направлениях. В жестоких боях под Старой Руссой попал в окружение. Пробирался глухими местами на восток. Фронт ушел далеко, и старший сержант Никоненок создал партизанский отряд, который назвали именем Фрунзе.
Его люди воевали храбро и хитро. Это им удалось без единого выстрела перевести из деревни Гужево в свой отряд весь гарнизон, составленный из военнопленных армян. Заранее договорившись с тремя солдатами-армянами, Никоненок с группой бойцов ночью прорвался в гарнизон. Часовых сняли тесаками. Комендант гарнизона сонным был взят в плен. Иван Константинович приказал фашисту всех солдат поднять и передать их партизанам. Перепуганный офицер беспрекословно выполнил его распоряжение. Тридцать шесть военнослужащих немецко-фашистской армии, армян по национальности, с полным вооружением прибыли в партизанский отряд и стали воевать против гитлеровцев...
За разговорами мы не заметили, как пришли в расположение лагеря. Хорошо замаскированные землянки трудно различались даже с близкого расстояния. Гостеприимные хозяева радушно встретили нас.
А на другой день мы распрощались. За одни сутки мы побывали во многих окрестных деревнях. Население, редко видевшее партизан, настороженно встречало нас, неохотно отвечало на вопросы.
С рассветом мы решили остановиться на дневку в небольшой деревне Куденково, расположенной в восьми километрах от Опочки. Осмотревшись вокруг, Пузиков указал на крайний дом, стоящий у опушки леса:
— В нем остановимся.
Спали по очереди. Нерасседланные кони находились в широком сарае. Незаметно наступили сумерки. Когда совсем стемнело, поблагодарив хозяйку, двинулись дальше. Непривычно было слышать собачий лай в хуторах. Обычно немцы не разрешали в населенных пунктах держать собак. В чем дело? Оказалось, что здесь фашисты специально разрешили держать псов. Их лай — сигнал о приближении партизан.
Въехали в деревушку Шиберово. Пузиков попытался вызвать на улицу хозяина одного из домов, но на его стук никто не выходил. Спущенные с цепей собаки неистовствовали. Кони не стояли на месте.
— Да, трудновато будет в этих местах налаживать связи,— сказал Пузиков.— Поворачивайте к Великой.
Крутой спуск с высокого берега был опасен. Кони в темноте спотыкались. Но все обошлось благополучно: перейдя шумную плотину, мы достигли противоположного берега.
Рассредоточились за деревьями. Прямо против нас на шоссе появилась белая лошадь, тянущая за собой борону. За ней устало двигались еще две в такой же упряжке. По обочине, держась за длинные вожжи, шли мужчина и две женщины. За ними поодаль — восемнадцать немецких солдат.
— Ишь, гады, что придумали, боронами мины ищут. Людей на смерть посылают!— зло выдавил Холоденок.
Как только фашисты скрылись за поворотом, мы перемахнули шоссе. У всех было желание отомстить гадам за издевательство над мирным населением.
Возле шоссе залегли.
— Здесь и накроем первых попавшихся,—сухо сказал Павел.
За бугром под присмотром Михаила Корехова остались кони. Ждали долго. Лес уже озарился лучами солнца... Со стороны Екимцево послышался рокот моторов. На повороте дороги между деревьями замелькали автомашины. Первая уже поравнялась с нами. Павел сорвавшимся голосом скомандовал:
— Огонь!
Четыре автомата обрушили огонь на кабины двух автомашин. Раскрашенный под зебру дизель, круто повернув, ткнулся в кювет, задрав кверху груженный ящиками кузов. Его мотор запылал. Водитель второй автомашины не сбавил скорости и приблизился к засаде. Сраженный очередями Ивана Горецкого, шофер вывалился из кабины. Неуправляемый грузовик неуклюже встал поперек дороги. Другие автомашины резко затормозили. Немцы открыли по кустам сильную стрельбу.
Поздним вечером мы возвратились во Двор Черепето. В штабе бригады заканчивалась напряженная подготовка к предстоящей большой операции. Перед Штраховым и Гавриловым, склонившимся над картой, стояли разведчики Петр Денисенок и Прохор Киселев, прибывшие из-под Пустошки. Они трое суток разведывали подходы и охрану участка железной дороги между деревнями Шевино и Коськово. Их товарищи —командир отделения Александр Божеников, разведчики Иван Меньшиков и Семен Карпов — остались наблюдать за магистралью.
Алексей Иванович, увидев нас, устало улыбнулся и приветливо произнес:
— Рады видеть вас живыми. Прибыли вовремя. Утром отправляйтесь на усиление группы Боженикова.
2 августа 3-я бригада вышла на боевую операцию. Далеко впереди двигались небольшие группы бригадной разведки. Задача состояла в том, чтобы скрытно выйти к озеру Березно, расположенному у шоссе Москва — Рига, параллельно которому в двух километрах проходила железная дорога.
Я вновь находился в группе Пузикова. Еще засветло около деревни Москалево мы пересекли шоссе и углубились в лесной массив, примыкавший вплотную к магистрали. Петр Денисенок, пришпорив своего вороного, поскакал вперед по заброшенной лесной дороге.
— Петро, сильно не хорохорься. А то своих перепугаешь! — крикнул ему вслед Павел.
— Ничего, наши не из пугливых. Они тут недалеко.
И действительно, минут через десять мы отыскали разведчиков, расположившихся на бугре, с которого в бинокль хорошо просматривался большой участок железной дороги. Иван Меньшиков сидел у подножия холма на пне и курил свою неизменную трубку. Увидев нас, заулыбался:
— Вот это подмога! Фрицам надо заранее пятки смазывать.
— Да, Земеля, сегодня ночью на железке будет жарко,— в тон ему сказал Холоденок.
Все тщательно продумано. Наши дозоры должны встретить партизанские отряды и вывести их к заданному участку железной дороги. Вокруг спокойно. Ежечасно в обе стороны проходят составы. Охрана магистрали лишь изредка, для профилактики простреливает обочины из пулеметов. Приближается вечер. Пора встречать наши основные силы.
— Петро, Володя, сообщите комбригу, что все спокойно,— распорядился Пузиков.
Вскочив на лошадей, мы поскакали по знакомой дороге. Моя низкорослая, но быстрая кобылица еле успевала за горячим конем Денисенка. Вскоре он неожиданно резко свернул в молодой сосняк.
— На шоссе конный отряд немцев.
— Чепуха. Откуда им здесь взяться? — съехидничал я.— В двух километрах наша бригада, а ты— «немцы»... Может, наши не дождались, выехали нам навстречу?
— Если б так...
Раздвинув ветки, я увидел в двухстах метрах белесый булыжник шоссе, по которому на тучных конях парами ехали всадники в немецкой форме. Поглядывая по сторонам, они скрылись за поворотом. Немного спустя на дороге показалась большая пешая колонна. Нам было совершенно непонятно, откуда и почему по давно бездействующему шоссе так некстати передвигалось какое-то соединение противника. Время шло. Совсем стемнело. Мы заволновались. Может, в бригаде и не подозревали о появлении такого большого количества войск. Неужели сорвется так тщательно подготовленная операция? А по дороге уже тянулись груженые повозки, походные кухни, на конной тяге пушки. Мы уже начали сбиваться со счета. Из-за наступившей темноты стало почти ничего не видно, а войска все шли и шли. И тогда я решил, что вернусь к Пузикову, а Петр останется на месте и, когда появится разрыв между частями противника, перейдет шоссе и доложит комбригу о положении.
Встретившие меня разведчики подумали, что я веду колонну бригады. Никто не ожидал, что мы зажаты с одной стороны охраной железной дороги, с другой —двигающимися по шоссе войсками...
Около часа ночи сначала возле Идрицы, а затем у станции Пустошка загрохотали взрывы, затрещали пулеметные очереди, небо озарилось трассирующими пулями, частыми вспышками осветительных ракет. Беспрерывные взрывы слились в сплошной рокочущий гул.
— Началось... Но где же наши? — взволнованно произнес Божеников.
— Да, не повезло,— отмахнулся Пузиков и, помолчав, добавил: — Мы с Володей посмотрим, что делается на шоссе.
В том месте, где я оставил Петра, никого не оказалось. Прошло около двух часов, как мы расстались. Могло всякое случиться. На железной дороге внезапно все стихло. Немцы в гарнизонах тоже замолчали. Лишь слышался шум двигавшихся по шоссе войск.
Медленно наступало утро. Части противника продолжали беспрерывно следовать мимо нас. Столько немцев я видел впервые. Для нас было непонятно, почему командование этих частей безучастно отнеслось к событиям, происходившим на железной дороге.
В пять часов утра под охраной танков проехала большая колонна автомашин. И сразу с противоположной стороны показались два всадника. Приглядевшись, мы узнали Денисенка и замкомбрига по разведке Петрова.
Петр узнал нас и весело крикнул:
— Ребята, окружение снято!
— Что кричишь, немцы в гарнизонах услышат,— остановил его Павел.
— Пусть слышат. После такого «концерта» им еще долго не опомниться, — сказал Петров и, поздоровавшись, спросил: — Ну как, заждались?
— Ночь очень длинной показалась,— ответил Пузиков.
— Все на месте?
— Да.
— Фашистские части 223-й дивизии перекрыли нам путь. Комбриг решил перенести выполнение задачи на следующую ночь.
Вскоре мы добрались до лагеря и решили позавтракать. Каждому досталось по ломтю хлеба и небольшому куску мяса.
Видно, ночью здорово поработали соседи,— уплетая хлеб, заговорил Божеников.— Я наблюдал с бугра. За все утро ни одного немца на полотне не появилось.
— Я уже ветки по своему маршруту разбросал. Выведу подрывников быстро,— откровенно признался Холоденок.
— Ты всегда что-нибудь учудишь,— подзадорил его Михаил Корехов.
— А ты, Земеля, дорогу своей люлькой, поди, освещать собираешься? — откликнулся Иван Горецкий.
— Ладно, смейтесь. Завтрашний день покажет, кто как справился со своей задачей.
Время прошло быстро. Петр Денисенок и Семен Карпов, направленные встречать бригаду, вскоре прибыли в наше расположение вместе с Гавриловым.
— Как настроение, парни? — оживленно спросил комбриг.
— Прекрасное. Пора бы и на железку,— за всех ответил Прохор Киселев.
— Ну вот и отлично. Батейкин ведет колонну. Она уже рядом.
Вскоре прибыли три отряда. С ними был Штрахов. Комбриг, посоветовавшись с ним, приказал выступать.
Десять групп подрывников из первого отряда Чернова вышли на двухкилометровый участок магистрали между деревнями Шевино и Павлово. Четвертый и шестой отряды ушли в Коськово.
Снова на землю легла мгла. И как-то сразу ночную тишину нарушили резкие частые взрывы. Осколки рельсов с визгом разлетались в разные стороны.
Немцы молчали. Перепуганные ночными взрывами, заняв оборону, они ждали нападения на свои гарнизоны. Только когда мы уже отошли от железной дороги и подходили к шоссе, со стороны Нащекино прозвучало несколько пулеметных очередей. Пятый отряд Либы, находившийся в засаде, ответил. И вновь воцарилась тишина. Отряды отходили к месту сбора, в деревню Житники.
Железная дорога бездействовала и 5 и 6 августа. Оккупанты не принимали никаких мер по восстановлению магистрали. Партизанский удар они приняли за боевые действия регулярных войск Советской Армии, которые якобы высадили воздушный десант в восемь тысяч парашютистов. Страх и растерянность перед возможными новыми ударами партизан заставили гитлеровцев распространять слух о том, что Советская Армия прорвала фронт и движется вдоль железной дороги.
Алексей Иванович Штрахов в эти дни встретился с бригадной разведкой и приказал выяснить результаты массового удара. Через агентуру нам стало известно, что комендант гарнизона станции Кузнецовка доложил своему командованию: «Массированный налет на железную дорогу, проведенный партизанами, был настолько неожиданным, что мы не могли понять, откуда свалилась такая беда... В результате налета было уничтожено более пяти тысяч рельсов, заменить которые не представляется возможности. Приостановлено движение поездов по всей линии от Новосокольников до Зилупе».
За допущенное массовое разрушение важной магистрали и непринятие решительных мер по ее ремонту и восстановлению были сняты с постов целые комендатуры в Пустошке, Идрице и Себеже. Командование охранных войск отдало специальный приказ об усилении охраны железной дороги. За бездеятельность комендантам грозил приговор полевого суда вплоть до расстрела. Вновь назначенные военные коменданты приступили к ликвидации разрушений. Немцы мобилизовали все население, подвезли из тыла батальоны железнодорожных войск. Из-за нехватки рельсов восстанавливалась только одна колея. Для усиления охраны дорог все гарнизоны войск РОА заменялись немецкими фронтовыми частями. Вдоль полотна железной дороги через каждые 700—800 метров оборудовались дзоты, на каждые 100 метров выставлялись патрули. Но все это не дало ожидаемых результатов. Железная дорога действовала с большими перебоями.
«Рельсовая война» продолжалась. В сентябре началась вторая битва на рельсах, закодированная под названием «Концерт». Партизаны изменили тактику. Ежедневно из нашей бригады в разные направления уходили мелкие группы подрывников. Пользуясь темнотой, они подбирались к магистралям. Подрывники успевали заложить несколько зарядов и исчезали в ночи. Группы в десять — пятнадцать подрывников до утра успевали подорвать по сто и более рельсов. Особенно в эти дни отличались группы Николая Шитова, Тимофея Дмитриева, Трофима Ефимова, Степана Соболева, Николая Шканда, Юрия Дешевого, Ивана Кутанова. В сложных условиях они нанесли большой урон оккупантам.У Штрахова были надежные ординарцы — Владимир Баранов, кувшиновский парень, откомандированный из отряда «Земляки», и Федор Михачев, из деревни Липник Великолукского района. Оба воевали в партизанских отрядах , с 1941 года. Парни смелые и расчетливые в бою. Оба выполняли ответственные поручения начальника оперативной группы, А когда выпадали дни затишья, сами ходили на задания. Алексей Иванович не удерживал их, понимал порыв.
В этот раз на подрыв рельсов отправились девять человек, среди которых находились Баранов и Михачев. Ребята выбрали горячий участок магистрали, в полуверсте от Нащекино. Выбор на этот участок пал не случайно. Тут в боях за савкинские мосты погиб майор Веселов и его ординарец Ваня Беляев. Партизаны не могли забыть своих павших товарищей.
Проскочив шоссе Москва — Рига, подрывники мелколесьем вышли к железной дороге. Вокруг тишина.
— Рвем по девять рельсов, — поднимаясь на насыпь, передал Владимир Баранов по цепи.
Подрывники быстро разошлись по обе стороны дороги. Находясь в центре, Баранов заминировал свой участок первым и, оставаясь на насыпи, наблюдал за действиями товарищей. Через несколько минут надо будет уходить — начнутся взрывы. Со стороны Нащекино низом насыпи бежали Владимир Крылов, Виктор Иванов, Николай Сухинин и Федор Михачев. С правой стороны к месту сбора торопились остальные партизаны.
— Быстро в кусты! — крикнул Владимир товарищам.
В тот же момент прозвучал первый взрыв. В ответ ударили два пулемета, затрещали немецкие автоматы. Пули прошили Баранова крест-накрест.
— Ребята,— простонал он, падая.
Федор Михачев и Владимир Крылов, не обращая внимания на перекрестный огонь, ползком добрались к подножию насыпи и вытащили тело друга... На железной дороге рвались заряды, с воем разлетались осколки рельсов. Да еще немцы вели беспрерывный обстрел кустов. Казалось, сама страшная ночь салютует победе и смерти Владимира Баранова.
Когда Алексей Иванович узнал о гибели своего ординарца, он попросил оставить его одного. Через час он вышел подавленным из дома.
— Жаль, отличный был парень, — сказал он своим соратникам.
Вскоре из Калинина мы получили листовку:
«Молодой подрывник Иван Мартынов пустил под откос шесть вражеских эшелонов с боеприпасами и живой силой врага, следовавших на фронт. В результате разбито шесть паровозов, сто семь вагонов и .платформ, десятки танков и автомашин, убито более тысячи гитлеровских солдат и офицеров.
Подумай, сколько потребовалось бы наших сил и техники, чтобы на фронте вывести из строя такую воинскую часть?
Так комсомолец Иван Мартынов помогает Красной Армии.
Молодые партизаны и партизанки! Помните: железная дорога — самое уязвимое место для гитлеровцев. Разрушайте пути, рельсы, мосты, стрелки, крестовины, сигналы, средства связи и блокировки!»
Эта листовка придала партизанам новые силы. Теперь взрывы слышались днем и ночью.
Немцы начали зверствовать. Они расстреливали всех, кто без разрешения оказывался вблизи железной дороги. На перегонах появились дополнительные дзоты. Увеличилась спецслужба по разминированию. Частенько саперы-охранники сами взлетали на воздух. Ведь они имели дело с партизанскими минами.
Однажды Николай Шитов и Юрий Дешевой, возвращаясь с молодыми и неопытными подрывниками на базу после выполнения задания, организовали занятие по постановке мины на полотне железной дороги. Все было так, как при настоящей диверсии, только моделью мины (боеприпасы кончились) послужила банка из-под трофейных консервов. Ее-то они и заложили под полотно вблизи деревни Барсуки. Немцы долго возились с «миной», обнаружив ее по блеску металла, а потом хохотали, довольные тем, что на этот раз партизаны только подшутили над ними.
Оккупанты, усилив охрану магистралей, все чаще стали обнаруживать партизанские мины. Снятые с дорог заряды они хранили в сарае на краю деревни Логуны. Местные патриоты рассказали об этом подрывникам. Вскоре партизанские соединения облетело известие: ночью в Себеже неизвестными взорвана казарма, в нижнем этаже которой гитлеровцы хранили боеприпасы. Как позже выяснилось, эту «козу» фашистам устроил сибиряк Иван Лукин из 4-й бригады, которого Новосибирский обком комсомола с группой добровольцев направил в школу партизанских кадров в деревню Прямухино, что недалеко от Кувшиново. Там он и освоил азы подрывного дела.
Иван по совету комиссара бригады Вакарина собственноручно «испек пирог с начинкой». В шашке тротила он высверлил небольшое отверстие, вставил туда химический взрыватель замедленного действия, затем шашку уложил в деревянный ящик и залил ее расплавленным тротилом. Когда взрывчатое вещество остыло, сверху на него Иван положил вторую шашку, вставил взрыватель нажимного действия и накрыл крышкой. Это «угощение» он небрежно установил под шпалой недалеко от Логунов.
Патрули-минеры, естественно, без труда обнаружили партизанскую «штучку», извлекли ее, вынули взрыватель нажимного действия, прослушали, нет ли часового механизма, и, убедившись, что нет, увезли мину в деревню Логуны. На другой день по чьему-то приказу все партизанские заряды из деревни немцы перевезли в Себеж.
— Еще лучше, — довольно потирал руки Иван.
— Что ж тут хорошего? — недоумевали товарищи.
— Потом поймете, — только и ответил Лукин.
В Себеже «пирожок» ухнул. Очевидцы рассказывали, что от взрыва стены двухэтажной казармы разлетелись в куски и здание обвалилось. Погибло семьдесят фашистских вояк.
Саше и Петру Боровковым было по шестнадцать. К партизанам они пришли в начале 1943 года. На них никто не обратил внимания. Но вскоре о братьях заговорили: мальчишки оказались бесстрашными бойцами. _
Как-то у деревни Замошье разгорелся бой с большим карательным отрядом. Партизаны уже порядком потрепали фашистов. Но к немцам подошло подкрепление. И нашим пришлось отступать. Неизвестно, чем бы это кончилось, если б не братья Боровковы. Они первыми с криком «ура» бросились на карателей. За ребятами устремились и все остальные. Немцы, не ожидавшие такого оборота, бросились к лесу, оставляя на поле боя убитых и раненых.
Профессия подрывника — рискованная, требующая быстроты действий, ловкости, осторожности. Она, если хотите, даже романтична. Наверное, поэтому и решили братья взяться за диверсионное дело. Они быстро его усвоили и вскоре сами стали пускать под откос военные эшелоны, взрывать автомашины.
На очередное задание под Идрицу отправилась группа из шести человек. Возглавлял ее Саша Боровков. Невысокого роста, юркий, он, однако, все делал неторопливо, с толком.
Неожиданно возле озера группа Боровкова столкнулась с карательным отрядом. Ребятам надо было бы отойти, но в порыве ненависти к врагам они приняли бой, хотя силы были далеко не равными. К тому же у подрывников кончились патроны. Немцы стали окружать ребят. И тогда Саша крикнул:
— Всем отойти в лес! Я прикрою!
Последняя очередь, и автомат смолк. Саша оглянулся. Ребята уже достигли леса.
Стояла тишина. Немцы не стреляли. Они решили взять парня живым.
— Рус, сдавайся! — кричали каратели.
— Это вы, гады, бросьте! Комсомольцы не сдаются! — крикнул в ответ Саша.
Немцы с трех сторон. За спиной озеро. Он сорвал предохранитель, швырнул в фашистов последнюю гранату и, воспользовавшись замешательством, бросился в озеро. Каратели открыли бешеный огонь. Через минуту вода сошлась над его головой.
Судьба второго брата еще поучительнее. В партизанском крае стало известно, что по восстановленной железной дороге из Латвии к Новосокольникам проследует военный эшелон большой важности. Уничтожить его поручили Петру Боровкову и Антону Ермакову. Петр настойчиво просил командование отряда направить его на задание, он рвался отомстить фашистам за своего любимого брата.
Подойдя к железнодорожному полотну, ребята залегли и стали ждать момента, чтобы поставить мину. Но по насыпи через каждые пять — десять минут ходили патрули. Вот уже донесся гудок паровоза, а затем из-за поворота показался и сам состав. Раздумывать было некогда.
— Нет, не уйдет,— прошептал Петр и начал обвязываться взрывчаткой.
— Ты что задумал?— испуганно спросил Антон.— Петр, ты не смеешь без меня! Я с тобой!
Когда поезд подошел совсем близко, парни выскочили из кустов и побежали к насыпи.
— Прощай, Петр!
— Прощай, Антон!
Обнявшись, они метнулись под колеса паровоза. Заскрежетало железо. Паровоз полетел под откос, увлекая за собой вагоны...
В городе Себеже есть улица имени братьев Боровковых. Советские люди помнят и чтут героев...
«Рельсовая война» спутала все расчеты фашистов и вынудила их отказаться на этом участке от использования железной дороги для переброски воинских подразделений.
Калининские партизаны нанесли противнику огромный урон. Оккупанты вынуждены были на автомашинах и пешим порядком двигаться к линии фронта. Поставленная перед партизанами задача была полностью выполнена.