Недопетая песня
Готовясь ознаменовать 25-ю годовщину Великого Октября, Разумов разработал план разгрома нескольких гарнизонов и коммуникаций противника. Его осуществление началось с кицкого и максютинского гарнизонов в Идрицком районе. В одну из темных ночей на станцию Нащокино ворвался отряд В. С. Карговского. Запылали станционные постройки. Партизаны уничтожили гарнизон, вывели из строя путевое хозяйство.
8 октября не по-осеннему светило солнце. В Дубровке, что в двадцати километрах от Идрицы, на перекрестке шоссейных дорог Себеж — Опочка и Идрица — Борисенки днем и ночью сновали автомашины. Фашисты жили словно за каменной стеной. Они совсем забыли о партизанах. Им напомнил об этом взвод наших автоматчиков, засевший на кладбище: внезапно открыл огонь по школе, где размещались основные силы дубровского гарнизона.
Немцы кинулись к кладбищу, ослабив оборону. Партизаны бригады Ф. Т. Бойдина в стремительном броске ворвались в село. Завязался бой. Продвижению вперед мешал огонь пулемета из-за церковной ограды. Бойцы залегли.
Комкор Разумов подполз к одному из наших пулеметчиков:
— Ну-ка, парень, посторонись!
Дуэль с фашистами продолжалась минут пять. Она ничего не дала. Тогда кто-то из наших бойцов подполз к ограде. Но вскоре вскрикнул и затих. Ринулся было второй боец.
— Назад! — сердито приказал капитан.
Вражеский пулемет продолжал работать.
— Вот что, ребята,— сказал Разумов бойцам,— быстренько обойдите с тыла. Пусть они на вас огонь перенесут.
Когда с тыла фашистов заработали пулемет и автомат, Разумов пополз к ограде кладбища. До фашистов осталось метров тридцать. Они заметили капитана, но было поздно: одну за другой он швырнул гранаты... Вскоре гарнизон пал. Бой стих. Часть партизан бросилась помогать жителям спасать дома, которые подожгли полицаи, а другие стали собирать трофеи.
Разумов и комбриг Бойдин, также участвовавший этой операции, зашли в штаб гарнизона. Извлекая из стола бумаги, капитан все поглядывал на телефон.
— Федор,— Разумов кивнул на аппарат,— интересно, с кем он соединен?
— С Идрицей или с Себежем.
— Давай позвоним,— вдруг озорно сказал капитан стал накручивать ручку.
Ответила Идрица.
— Какого черта вы там спите? Скорее окажите помощь! Партизаны сожгли сырозавод и сейчас наступают на село! — закричал в трубку Разумов.
— Кто говорит?
— Командир полицейской роты. Мы ждем от вас помощи.
— Высылаем! Держитесь!
Партизаны погасили пожар и покинули село.
Для встречи «помощи» осталось несколько взводов партизан. Они выбрали возле дороги удобную высотку при въезде в Дубровку и залегли. Вскоре подошла автомашина. Ее сразу же забросали гранатами.
Пока основные силы корпуса наносили удары на железной дороге и уничтожали фашистов на северо-западной окраине Калининской области, группа разведчиков собирала сведения о крупном гарнизоне, расположенном в Идрице. Здесь расквартировались два батальона 9-го полка 281-й дивизии, дислоцировался батальон конников. Была техника: артиллерия, бронемашины, легкие танки. Во многих местах гарнизон обнесен несколькими рядами колючей проволоки.
Разведчики обо всем информировали штаб корпуса. Командование решило разгромить фашистское гнездо.
В бригады, действующие вдали от центральной группы, ушли связные. Они несли приказ штаба о нападении на гарнизон, через который проходила железнодорожная магистраль, питающая передний край Великолукского направления. Приказ был радостно воспринят партизанами.
Под вечер в один из последних октябрьских дней все бригады корпуса вышли к Идрице. Но операцию пришлось отложить: в районе озера Демино передовая колонна наскочила на крупную немецкую засаду. Завязался бой. Партизаны вынуждены были отойти.
Центральная группа, которая направлялась к Идрице из-под Опочки, между большаками Опочка — Пустошка и Опочка — Себеж попала в кольцо карателей. Положение осложнилось. Тогда Разумов принял хитрое решение: навязать фашистам бой невдалеке от большака Опочка — Пустошка, чтобы создать видимость, будто партизаны пытаются пробиться в этом районе. Каратели стянут сюда силы с западной стороны. На это и рассчитывал командир корпуса.
Когда совсем стемнело, пулеметчики партизан открыли огонь, демонстрируя отчаянную попытку прорыва. Немцы никак не предполагали, что в это время основные силы партизан уходят в западном направлении.
Василий Васильевич, догнав Гаврилова, молча шел рядом. Видно было, что Разумов очень огорчен срывом операции. Потом он тихо спросил:
— Обидно?
— Обидно. Но я думаю о другом: почему мы наткнулись на засаду? Случайность? Не верю. Какая-то мразь действует.
— Я об этом тоже думал.
— Давай-ка завтра в спокойной обстановке при кинем, что к чему... Да не унывай! Мы это логово еще расколошматим так, что кирпича целого не сыщешь.
— Разве я сомневаюсь? Просто обидно: столько сделано — и на тебе...
— Сегодня опять «Аист» депешу принял: бригаде-фюрер СС Готберг недоволен нами,— улыбнувшись, после небольшой паузы заговорил Разумов.— Перехвачено донесение, в котором он похваляется разделать нас в ближайшие недели... Обмозгуем-ка это дело. Завтра следует подготовиться к встрече.
— Мы уже не раз пуганы. Не впервой они нас добить собираются. Да, видно, лапки коротки,— в тон ему откликнулся Бойдин, сидевший на повозке.
— Знаете, о чем я сейчас подумал: а не изменить ли нам направление? Давай колонну на юг повернем, На Зуевский переезд. Наверняка они нас там не ждут. Немцы размышляют так: партизаны, мол, несколько раз уже с боем переходили переезд и больше не сунутся сюда, поскольку понимают — охрана переезда усилена. Так оно и было. Но, прознав про идрицкую операцию, они сняли основные силы из засады.
— Логично,— ответил Гаврилов.
— Вот что, Алексей, чуть не забыл, завтра загляни ко мне с двумя толковыми разведчиками. Пощупаем-ка гарнизон Аннинское.
— Хорошо.
Колонна повернула на юг. Докучливо и монотонно что-то нашептывал дождь. Люди устало двигались вперед. Вот уже который час по ухабистым лесным дорогам они шли без перекура навстречу неизвестности. И казалось им, что этим дорогам не будет конца, что еще далеко-далеко, а отдых остался где-то позади. Засыпая на ходу, они натыкались на спины товарищей. Задремал в своей повозке и капитан Разумов. Снились ему барханы, пески, горячее солнце Азии. А потом ледник. Сверкающий, голубой и огромный, он медленно наползал на Разумова. И где-то там, чуть ниже гор, в ущелье, громыхала гроза...
— Товарищ капитан...
— Да, слушаю,— он моментально очнулся от сна, заслышав голос адъютанта.
— Разведчики докладывают, что на переезде тихо.
— Будем переходить?
— Будем. Выставить по бокам охрану!
Как он думал, так и произошло: на Зуевском переезде немцы были, но совсем незначительный отряд. Когда почти вся колонна перевалила через железную дорогу и уже было снято боковое охранение, фашисты открыли огонь. Взвод прикрытия огрызнулся.
— В бой не вступать! Отходить! — приказал Разумов и вскочил в свою повозку.— Гони!
Неожиданно он услышал щелчок, похожий на тот, когда срывают чеку у гранаты.
«Все, конец,— мелькнула мысль,— ведь в кармане лимонка».
Капитан попытался выхватить ее, но было уже поздно.
— Прощайте, друзья! — крикнул Разумов и боком навалился на гранату.
Прозвучал приглушенный взрыв...
Василия Васильевича Разумова, грозу фашистов, прекрасного боевого товарища, похоронили со всеми почестями возле деревни Двор Черепето Россонского района на земле братского белорусского народа...
Крупный гарнизон в селе Аннинское, что в двадцати километрах от Себежа, доживал последние дни. Его уничтожение было предусмотрено планом Разумова. В этом гарнизоне немцы организовали подсобное хозяйство, разместили госпиталь и различные склады.
Для сбора сведений о гарнизоне была выделена группа из бойцов отряда «Смерть фашизму!». Одному из разведчиков, Борису Сергееву, в Аннинском удалось познакомиться с девушкой, которая охотно согласилась помочь партизанам. В одну из встреч она сказала:
— В меня, кажется, полицейский влюбился.
— Нашла о чем рассказывать,— обиделся Борис.
— Да ты не понял. Я думаю, он будет работать на нас.
— Это другое дело. А как с ним встретиться?
— Завтра устрою.
Встреча состоялась у озера, недалеко от Аннинского. Борис, «прощупав» полицейского, дал ему задание уточнить расположение огневых точек в гарнизоне.
Второй раз они встретились уже на окраине села. На этот раз Бориса сопровождали партизаны Никола Волков и Григорий Сенин.
— Показывай хозяйство, как оно есть,— повелительно сказал Сергеев полицейскому.
Тот стал объяснять:
— Вон там, где виднеются рвы,— окопы, а левее на берегу озера, в парке,— окопы и дзот с большим сектором обстрела. Немцы живут в двухэтажных зданиях...
За день перед операцией в селе Аннинское под видом беженки побывала разведчица Татьяна Москвина. Возвращаясь, она доложила:
— Изменений в гарнизоне нет.
Поздняя ночь. В домах давно погасли огни. Только окна двух зданий светились. Отряд Чернова и взвод Соболева тихо подошли к селу и залегли в ста метрах от домов. А отряды Петрова и Филина блокировали большаки и проселочные дороги, ведущие к гарнизону.
Ровно в час ночи в воздух взлетела красная paкета.
— Вперед, товарищи! — крикнул Чернов, увлекая за собой людей. Но партизанам тут же пришлось залечь: немцы с чердака двухэтажного дома открыли пулеметный огонь.
Командиры взводов Николай Иванов и Василий Фролкин первыми проникли в здание, с чердака которого бил пулемет. Вход на чердак был чем-то завален изнутри.
— Вот гады,— прокричал Василий, сбегая по лестнице.— Забаррикадировались!
— Ты только не паникуй,— бросил на ходу Николай.— Сейчас мы оттуда их выкурим. Баикин, ударь-ка карманной артиллерией!
Взрыв противотанковой гранаты разворотил слуховое окно. Пулемет смолк. Партизаны всюду уничтоали фашистов. Лишь нескольким солдатам удалось вырваться из села. Их догнали около озера.
Когда телеги были нагружены трофейным оружием, продовольствием и обмундированием, заполыхали скотные дворы, маслозавод и склады. Партизаны двинулись из села, угоняя с собой стадо коров и овец.
Чуть более месяца действовал корпус. За это время партизаны провели пятьдесят шесть боев с противником. Было разгромлено тринадцать вражеских гарнизонов, шестнадцать волостных управ, под откос пущено пятьдесят два воинских эшелона; уничтожено более тридцати железнодорожных, шоссейных мостов около пяти тысяч фашистов.
Гитлеровцы старались скрыть свои неудачи. Они сбрасывали с самолетов листовки, в которых призывами к добровольному переходу партизан на сторону фашистских войск. «Иначе будет поздно»,— писали геббельсовские пропагандисты. Население многих деревень, своими глазами видевшее хваленый рай победителей, смотрело теперь на партизан как на реальную силу, ведущую успешную борьбу с оккупантами, и всячески вредило фашистам.
Корпус, выполнив поставленные задачи, был расформирован.