Разведчики все чаще и чаще приносили нерадост­ные вести о концентрации немцев вокруг партизанского края. Особенно много их собралось под Опочкой.

Утром 16 апреля двадцать батальонов регулярных войск, власовские и полицейские подразделения при поддержке самолетов, пушек и минометов выступили против партизан со стороны Опочки, Себежа, Идрицы, Мозули и Латвии.

Немецкое командование решило разделаться с на­ми раз и навсегда. Это была тотальная мобилизация карательных и охранных формирований. Пользуясь близостью фронта, немцы подтянули резервные части регулярных войск. Захваченный разведчиками немец на допросе рассказал о планах большой карательной экспедиции против партизан. При нем имелся пакет, в котором говорилось: «...Несмотря на то, что многие банды прорвались к Красной Армии и увели с собой сотни жителей, сопротивление по-прежнему не осла­бевает. Вы должны принять самые решительные меры, чтобы покончить с этой опасностью в нашем прифрон­товом тылу.

Вас совершенно не должно интересовать, что оста­нется после ваших действий на этой территории».

Карательная операция была названа «Пасхальная чистка».

Начало операции назначалось на первый день пас­хи, 16 апреля 1944 года. Отсюда ее девиз: «С нами бог. Он всесилен. С его помощью бандитов покарает твердая рука солдата».

Надвигались тяжелые дни. На совещании команди­ров было решено, что каждый отряд будет действовать самостоятельно, не прерывая связи со штабом бригады. Хорошо, что в начале апреля мы получили самолетами боеприпасы. На этих же самолетах мы отправили в тыл больных и раненых.

Большой карательный отряд пытался с ходу форсировать реку Веть и уничтожить партизан, которые заняли оборону по берегу реки вблизи деревни Матве­ево. Карателям это не удалось. Партизаны отряда Кузнецова на переправе у разрушенного огурцовского моста встретили их пулеметным огнем.

Гитлеровцы ответили артиллерийским и минометным обстрелом. У партизан появились убитые и раненые. Уложив клади на выступающие из воды сваи, че­ловек тридцать вражеских солдат бросились в наступление. По ним ударили пулеметы. Солдаты срывались с кладей в воду. Тот, кто еще был жив,  обезумев, отталкивая себя льдины, пытались плыть к противоположному берегу. Но ни одному из них не удалось уйти от партизанских пуль.

В этом бою особенно отличилась группа пулеметчиков, которую возглавлял политрук взвода Иван Ананьев. Три пулемета были очень удачно установле­ны на огневой позиции возле огурцовского моста, и пулеметчики стойко отражали натиск карателей.

Опустилась непроглядная ночь. Расположившись на поросшем кустарником острове среди небольшого болота, партизаны ждали дальнейшего решения ко­мандования бригады. Все устали... Морозило. Мокрая одежда дубела. Хотелось обогреться и поесть чего-ни­будь горячего. Но об огне и горячей пище не могло быть и речи.

Час ночи. Гаврилов, Батейкин и Васильев, посове­товавшись, решили уводить людей из зоны боев.

— Заболотнова ко мне, — приказал Гаврилов.

— Я здесь, товарищ комбриг.

— Возьми рацию. Отвечаешь головой. Понятно?

— Ясно!

Комбриг мог этого не говорить: каждый из нас знал цену рации.

Колонна медленно тронулась. Петляя, мы шли к де­ревне Стаклина Гора. Движение ускорилось. Неожи­данно слева, с горы, на колонну обрушился огонь пу­леметов. Темноту ночи прорезали разноцветные трассы пуль. Колонна дрогнула. Все смешалось. Передние бросились бежать назад в глубину болота. Кое-как удалось собрать основную часть колонны. Комиссар Васильев и Батейкин, посоветовавшись с командиром отряда Василием Филипповичем Рыбаковым из пар­тизанской бригады Ф. Т. Бойдина, повели людей дру­гим маршрутом. Этот путь оказался удачным. Колонна вышла из окружения и достигла старого лагеря Рыба­кова в урочище-Лоховни. Все прибывшие разместились в землянках. Василий Филиппович приказал вскрыть яму с продуктами неприкосновенного запаса. Вскоре партизаны поели горячей болтухи.

Но не всех тогда досчитались. Многих рассеял тот шквальный огонь фашистских пулеметов. Не было и комбрига. Как потом выяснилось, от простуды и нерв

ного перенапряжения у него отнялись ноги. Партизаны, оказавшиеся вместе с ним, вынесли Алексея Михайло­вича на руках из топи. Эта группа сумела пробраться в лесной лагерь отряда имени Сергея Лазо.

Мне тоже не повезло. Во время обстрела я оказался возле немецкой засады. Пришлось окунуться в воду и ползком выбираться из опасной зоны. Под утро я окончательно выбился из сил. Присел на кочку и по­терял сознание. Очнулся от того, что кто-то шел на меня. Пальцы сжали автомат.

— Кто идет?

— Свои, — послышалось из-за кустов.

— Кто свои?

— Володя, это я, — устало произнес разведчик Фе­дор Михайлов.

Вторым тоже был разведчик, Алексей Васильев. Оба местные.

— Ну и зажали, гады,— обтирая шею рукавом, проворчал Михайлов.—Дважды пытались выйти, и дважды каратели нас обстреливали.

Совсем рассвело. Голодные, по пояс в воде, стояли мы друг против друга и перебирали разные варианты выхода из болота.

— Вот что, ребята, была не была, идите за мной,— сказал Алексей. — Заберемся на берегу реки в кустар­ники переждем до вечера. А ночью уйдем за реку.

Пасмурное, холодное утро нас застало в голых за­рослях кустарника.

— Здесь и остановимся, — сказал Федор,— сюда ни один гад не сунется.

Усталость поборола, все задремали. Прошел день. И. опять наступила ночь. Под ее покровом мы попыта­лись выйти к воде. Но вскоре поняли бессмысленность своей попытки: вокруг болота горели костры. Всюду были немцы.

Прошел еще один тревожный и мучительный день. Каратели несколько раз прочесывали болото. Стрель­ба, стоны раненых слышались с разных сторон.

На третью ночь я и мои товарищи все-таки пере­брались на другой берег реки. Всюду горели костры, хотя возле них никого не было.

— Даю слово, что немцы в засаде,—прошептал Федор,— знаю я их, гадов.

— Что же делать? - к кому не обращаясь, сказал Алексей.

— Братцы, бежим прямо на огонь, а потом резко свернем в темноту. А? — предложил я.

—  Давай!

Мы побежали прямо на костер, а потом резко свернули.

Фашисты сидели в темноте между кострами... За нашими спинами затрещали автоматные очереди. Мы упали и поползли по-пластунски.

Около деревни Матвеево услышали лай собак и немецкую речь. По дороге шла патрульная команда с двумя овчарками. Переждали в низине. Когда уда­лился патруль, наша тройка перевалила дорогу, быст­ро углубилась в большое болото. Обессиленные и промокшие до нитки, только под утро мы наткнулись на своих из отряда Филиппова, который разместился на острове озера Гарь.

— Сообщите фамилии прибывших,— попросил Гав­рилов.

— Федор Михайлов.

— Алексей Васильев.

— Владимир Заболотнов.

— Жив, Володя? Рация цела?

— Цела, товарищ комбриг,— снимая с плеч тяже­лую сумку, ответил я.

— Давай сюда.

Я передал рацию и в изнеможении опустился на нары.

Отряд Ивана Григорьевича Либы после тяжелого боя укрылся среди непроходимых болот на Лебединых островах за деревней Осиновкой Опочецкого района. 'Каратели и не предполагали, что там могли находить­ся партизаны. Но их выдал предатель по фамилии Григорьев.

Немцы пришли в Осиновку и вызвали к себе лес­ника Ивана Алексеевича Сорокина.

— Поведешь на Лебединые острова,— сказали они ему.

— Слушаюсь,— ответил лесник, а у самого обмер­ло сердце: ведь его сын Василий был разведчиком в четвертом отряде и погиб во время мартовской кара­тельной экспедиции, а дочь, работающая в заверняйском гарнизоне на кухне, выполняет задания командо­вания бригады.— Слушаюсь,— повторил Сорокин,— я только домой забегу, переоденусь.

— Десять минут тебе на сборы.

Иван Алексеевич, забежав домой, сказал дочери:

— Немедленно беги к Либе и сообщи, что меня заставили вести карательный отряд на их остров. И еще скажи, что поведу я их по открытой местности.

— Папа, тебя могут убить!

— Молчать! Скорее на остров!..

Сорокин повел немцев. Но чем дальше они заходи­ли в топь, тем больше погружались в воду.

Дядя Ваня, так ласково называли партизаны Со­рокина. По совету командования нашей бригады он работал лесником. Лесник в ту пору был важной фи­гурой. Гитлеровцы ставили лесников не столько для охраны леса (они сами безжалостно уничтожали его), сколько для шпионажа и выслеживания партизанских стоянок и баз. Естественно, и партизаны прилагали усилия, чтобы лесниками были свои люди.

Много пришлось поработать нашей разведке, чтобы прошел в лесники Иван Сорокин. В его преданности Родине и ненависти к врагу мы не сомневались. Умыш­ленное распространение провокационных слухов, лож­ное преследование самого Сорокина и его семьи — все было использовано для того, чтобы обеспечить доверие оккупационных властей к дяде Ване.

И это нам удалось. Иван Алексеевич беспрепятст­венно ездил в Опочку и другие гарнизоны, передавал немцам заранее подготовленные командованием бригады доносы на партизан и значился у фашистов не на плохом счету. Пользуясь этим, он ловко выужи­вал у врага ценные сведения, узнавал о намерениях противника и обо всем очень аккуратно и обстоятель­но докладывал партизанам.

В течение нескольких месяцев Иван Алексеевич поддерживал связь с советской патриоткой Раей Гав­риловой, которая работала в хозяйственной коменда­туре в Опочке. Рая сумела достать и передать парти­занам важные документы и ценные сведения об окку­пантах.

В то же время, зная в родных местах каждую лес­ную тропинку, Сорокин был незаменимым партизанским проводником. Своих лагерей мы, разумеется, от него не скрывали, а иногда он и сам помогал подыскивать подходящие места для стоянок. И вот наш уважаемый дядя Ваня ведет на партизан целый немецкий батальон.

Лесник слышал, как булькнула вода в высоких лакированных голенищах офицерских сапог. Фриц зябко съежился, злобно выругался. Шедший сзади за ним долговязый солдат зацепился ногой за корягу и с шумом упал, обмакнув в болотную воду свой дав­но не бритый подбородок. Сорокин чуть было не рас­смеялся, но, закусив губу, сдержался.

Мысль о том, что партизаны могут заподозрить дядю Ваню в предательстве, неотступно мучила его. Тем временем фашистский отряд все дальше и дальше углублялся в болото. Сквозь редкую болотную поросль Сорокин уже отчетливо видел темно-зеленые высокие деревья. Это Лебединый остров. Там — партизаны.

Уже начали встречаться камыши и даже ему, рос­лому человеку, вода стала по пояс.

Вдруг Иван Алексеевич почувствовал резкий тол­чок в спину. Он остановился и обернулся назад. Перед ним, стуча от холода зубами, по грудь в воде стоял все тот же коротконогий офицер.

— Так далеко ли этот проклятый остров? — с не­скрываемой злобой спросил немец.

— Точно не знаю, может быть, километра три до него осталось, а может, и больше.

— А будет ли глубже?

— О да, вода будет вот так,— Сорокин ткнул себя большим пальцем в грудь, чуть пониже горла.

Злобная гримаса искривила рожу гитлеровца.

«Сейчас засветит в висок из пистолета»,— подумал старик.

Но офицер внезапно повернулся и почти поплыл назад, спотыкаясь о коряги и кочки. Он подошел к дру­гому офицеру, и они некоторое время о чем-то совеща­лись.

— А может быть, есть лучший путь к острову? — перевел ефрейтор вопрос офицера.

— Лучше я не знаю, должно быть, нет. Видите, ка­кое море? — ответил проводник.

— Так веди, сука, назад, там я с тобой разберусь.

Как стопудовый груз свалился с плеч старика: «Слава богу, будь там что будет, а я своего добился».

— Вы напрасно ругаетесь,— как бы с обидой про­молвил Сорокин, поравнявшись с офицером.— Я же, видите, стараюсь...

Наблюдая за движением противника, партизаны поняли, что Сорокин умышленно заводит гитлеровцев в озеро, в самую непроходимую трясину. А если даже им удастся выбраться из нее, они появятся перед мсти­телями с самой невыгодной для них стороны. Южная оконечность острова наиболее высокая, а подходы к ней почти совсем открыты и очень топкие.

И, прошлое дело, когда каратели повернули вспять, бойцы не обрадовались. Наоборот, испытывали досаду: такой «кусок» уходит из-под рук. Некоторые даже поругивали дядю Ваню. Вслед за ними была выслана сильная группа автоматчиков во главе с командиром отряда «Смерть фашизму!» Андреем Чайкиным, наз­наченным вместо Чернова, ушедшего в 13-ю бригаду.

Сорокин почти был уверен, что, выйдя из болота, немцы прикончат его. «Что им стоит,—подумал он,— дадут в затылок, и пошел к праотцам...»

Но вышло, можно сказать, хорошо. Опоясав два раза плеткой — знай, мол, наших,— офицер отпустил проводника домой.

Немцы недолго были в Осиновке. Обшарив пустые дома в надежде чем-нибудь поживиться, они выступи­ли из деревни в направлении Опочки.

Не успел последний солдат скрыться за пригорком, как в деревне появились партизаны. Коротко погово­рив с дядей Ваней, парни с автоматами юркнули в лес.

Обойдя лесом населенные пункты, партизаны опе­редили врага и, никем не замеченные, устроили засаду на пути к шоссейной дороге.

Предвечерняя тишина огласилась автоматным ог­нем и гулкими разрывами ручных гранат. С фланга часто строчил пулемет Алексея Васильева. Стреляя на ходу, на дорогу выскочил автоматчик Николай Журавлев, его поддержали партизаны. Ошеломленные каратели бросились врассыпную. И пока гитлеровцы приходили в себя, Чайкин приказал отойти всем в лес.

Каратели, возвращаясь в гарнизоны, свирепствова­ли. Выполняя приказ своего командования, они жгли все на своем пути, убивали детей и стариков. Только в Идрицком районе было уничтожено более двухсот детей. Особенно зверствовали фашисты в деревне Глубочище. Многих жителей они закопали в землю за­живо.

Разведчица 3. В. Васильева	Командир взвода В. В. Филатов

Каратели доставили нам много печальных дней, но пришла пора и сквитаться. Командование обдумывало операцию по ликвидации армейского склада боепри­пасов, расположенного где-то за деревней Орлово. Требовалось быстрее его уничтожить. Дело в том, что вдоль большака Опочка — Мозули проходила вторая полоса обороны немцев под названием «Реер».

Выполнить это задание комбриг поручил Владими­ру Филатову. Смелый парень, командир взвода из пер­вого отряда с группой своих бойцов ночью покинули базу. Прошел день. Другой. К вечеру на третьи сутки группа Филатова вернулась на остров, где базировал­ся первый отряд. Владимир невесело доложил комис­сару Блокову:

— Облазили каждый куст, но этого чертова склада так и не нашли. Может быть, фрицы перевели его в другое место?

— Почему может быть?

— В лесу на берегу Иссы мы наткнулись на учас­ток, обнесенный колючей проволокой. Внутри его ос­тались только прокладки от двух больших штабелей.

Комиссар отряда долго смотрел на осунувшегося командира взвода.

— А ну, покажи, где этот участок,— и комиссар согнулся над картой.

— Вот здесь.

— Нет, это не то. Склад за рекой, где-то в районе деревни Орлово. Идите отдыхайте.

Блоков любил всякое дело доводить до конца. Он попросил Гаврилова откомандировать в первый отряд литовца Зарембу.

Прибыв в отряд, Заремба, волнуясь и путая рус­ские слова, сказал:

— Разрешите, я поведу моих друзей к складу.

— Хорошо, договорились,— одобрительно кивнул головой Блоков.

В этот раз за реку отправился взвод Кирюшина. Ночью партизаны скрытно переправились через Иссу. переползли открытое место и только вступили в пе­релесок, как тут же наткнулись на засаду. Немцы об­стреляли взвод с близкого расстояния. Сразу же был убит один из наших и двое ранены. Остальные рассея­лись в темноте. На базе собрались через двое суток. Заремба так и не вернулся, Его судьба осталась неиз­вестной. У некоторых партизан появились подозрения.

Разведчики, возвращаясь с заданий, докладывали комбригу печальные вести: в последней операции нем­цы сожгли многие деревни, а те, которые не тронули, словно вымерли — люди разбежались по лесам.

Мы уже освоили пути-маршруты через «мирные зо­ны» — так партизаны стали именовать лесные посе­ления из шалашей и землянок. В них в вечном страхе коротали время женщины, старики и дети.

В тот раз мы завернули в лесной лагерь у деревни Борисово. Михаил Корехов и Петр Денисенок уже по­бывали в нем раньше и знали многих его обитателей.

— Ой, лихонько мое, ребятки, как вы кстати. У нас раненый,— зачастила, всплескивая руками, тетка Марья.

— Кто такой, где? — спросил Корехов.

— Да у меня, но не поймем, чей он, вроде бы наш.

В землянке на нарах мы увидели обросшего щетиной мужчину. Его грудь и рука были перевязаны полотенцами, воспаленные глаза блестели.

— Заремба! — воскликнул Денисенок.

Да, это был литовец.

Той ночью, когда взвод Кирюшина попал в засаду, литовец был дважды ранен, но нашел в себе силы, что­бы переплыть реку. А потом, как он рассказывал сам, почти теряя сознание, брел и брел по лесной дороге. Под утро он все-таки рухнул. Женщины его нашли без сознания и перетащили в землянку.

В «мирной зоне» имелась всего-навсего одна лоша­денка. Женщины с какой-то непонятной в то время для нас тоской отдали нам лошадь, чтобы перевезти литовца. С огромным трудом -перевезли мы его по кладкам через болото к острову, на котором базиро­вался первый отряд.

Примерно через час в землянку, в которой устрои­ли литовца, спустился Владимир Филатов. В руках у него была карта.

— Ты еще не скоро встанешь на ноги, а время не ждет, надо кончать волынку со складом. Укажи, где он.

Заремба долго изучал карту.

— Вот здесь, — наконец тихо вымолвил он.— Сразу за хутором у дороги увидите большой валун. От него идите в сторону шоссе и попадете на склад.

Филатов и семеро парней той же ночью ушли в сто­рону Орлово. Обойдя места, где предполагались заса­ды, на вторые сутки они вышли к Иссе, Тишину позд­них сумерек нарушал всплеск волны.

— Командир, время подходящее, пора,— шепнул Алексей Хохлов.

— Нет, Алеша, давай еще понаблюдаем за тем берегом. Я не хочу больше краснеть перед комиссаром.

Филатов вытащил из вещмешка краюху хлеба, раз­делил ее на всех поровну. После «закуски» он сказал:

— А сейчас спать. Утро вечера мудренее. Дежу­рить будем по двое. Через пару часов меня разбудите.

Но сон к Владимиру не шёл. О многом он думал, но больше всего тревожило то обстоятельство, что в группе нет взрывчатки, если не считать тех трех четы­рехсотграммовых шашек тротила, которыми и пред­стояло взорвать склад. Все его парни понимали, что дело это трудное. Думал он и о том, что до сих пор остаются неизвестными пути подхода к объекту.

— Да спи ты, командир, спи,— прошептал кто-то из партизан.

Проснулся Филатов сам. Тут же проснулись еще двое.

— Как дела, Алеша?

— Тихо,— откликнулся Хохлов.

— Ложись отдохни.

Там, на горизонте, в кромку неба уже вгрызался рассвет. Вскоре появился правый берег. Было тихо, безлюдно. Один за другим просыпались бойцы. В ста шагах от стоянки на берегу лежал штабель бревен, видимо свезенный сюда зимой.

— Переправляемся,—толкая бревно, в форме при­каза сказал Филатов и первым скатил его в воду.

За командиром последовали остальные.

На другом берегу бойцы залегли в кустах и стали наблюдать за местностью. Впереди простирался луг,  примерно с километр шириной, а за ним и лес. Но прежде чем до него добраться, ребятам пришлось пе­режить немало тревожных минут. Луг оказался зами­нированным. Филатов чуть было не подорвался. При­шлось обходить луговину, переходить болото, снова ползти в редком кустарнике... Солнце уже скатыва­лось за горизонт, когда отыскали большой валун. Не­далеко от него в перелеске бойцы залегли. Неожидан­но появились немцы. Трое солдат шли вдоль дороги и время от времени проверяли кабель, который наверня­ка вел к складу.

— Хохлов остается за старшего, а мы с Магарьяном уходим к складу,— распорядился старший группы.

В сумерках Филатов и Магарьян наконец доползли до зоны, окруженной колючей проволокой. В глубине ее возвышался объемистый штабель ящиков. По до­рожке вдоль штабеля ходили парные часовые. Солда­ты с автоматами сошлись примерно посредине шта­беля и, о чем-то поговорив, разошлись в разные сто­роны. Этим «окном» и воспользовались ребята, Ни­колай поставил рогатки под колючую проволоку. В брешь первым нырнул Владимир, а вслед за ним и Магарьян. Ящики штабеля были обложены бревнами и накрыты сеткой. Филатов, не мешкая, просунул между бревнами к ящику со снарядами заряд тротила с зажигательной трубкой. Подпалив бикфордов шнур, пригибаясь, они бросились к лазу в проволочном за­граждении. Проскочив его, партизаны скрылись в ку­стах. По ним не стреляли, значит, не были замечены. Неожиданно плотный резкий вал — взрывная волна — сбил Филатова и Магарьяна с ног. И только затем раздался мощный взрыв. Земля вздрогнула. Сверху на их головы градом посыпались комья глины и камня. Вскочив, они бросились бежать вперед. Возле боль­шого валуна их окрикнули:

— Сюда, сюда!

Через речку они переправились под фейерверк ра­кет и трассирующих пуль.

На четвертые сутки вся группа вернулась на базу.

Комбриг перед строем отряда всем участникам опе­рации объявил благодарность.