Лоховня

Я хорошо помню осень 1943 года. Чтобы рассказать о ней, о делах бригады, мне придется вернуться назад, к тому времени, когда мы покидали Опочецкий район...

Заморосили дожди. Надвинулись зябкие дни. В один из них наша бригада уходила в урочище Ло­ховня. Впереди колонны ехали конные разведчики. Заломив на затылок кубанки с красными лентами, по­качиваясь в самодельных седлах, они весело перегова­ривались. За разведчиками с группой командиров сле­довал Гаврилов. На своем высоком рысистом жеребце он казался ещё стройнее. Партизаны очень уважали комбрига. Когда он был рядом, у всех появлялось осо­бое чувство уверенности. Мы знали смелость и реши­тельность Гаврилова в бою, умение быстро ориентиро­ваться и принимать решение в самой сложной обста­новке.

Впереди показалась зеленая гряда Лоховни. К ко­мандиру взвода бригадной разведки Батейкину подъ­ехал Гаврилов:

— Ну как, разведка, все тихо?

— Тихо,— ответил Григорий Никанорович и пере­дал бинокль Гаврилову.

— Ничего, Гриша, теперь не сорок первый, когда мы в этих лесах из одного окружения попадали в дру­гое. Сейчас можно и потягаться,— весело сказал ком­бриг и повернулся к приближающейся колонне.— Это уже сила.

Лоховня — заболоченный хвойный массив, затерян­ный на стыке Опочецкого, Себежского и Идрицкого районов, был труднодоступен для людей, не знающих сюда путей. Черные топи сильно затрудняли движение в глубь урочища. Партизаны давно облюбовали этот малонаселенный район, но лагерем стали располагать­ся только с осени 1943 года.

Группа командиров 3-й и 10-й партизанских бригад

Отыскав сухой участок, отряды оборудовали про­сторные землянки в бору среди гигантских сосен. Каж­дый отряд устраивался капитально. Немцы боялись проникать в глубь урочища. Они еще летом разорили и сожгли примыкавшие к лесу деревни, Ломы, Рубаны, Поповку, Лубьево, Куньево и другие. Жители этих де­ревень вырыли землянки в глухих местах. Мы были их соседями.

В Лоховне в тот период расположились бригады Вараксова, Бойдина, Буторина. На границе с Латви­ей обосновалась латышская бригада Вилиса Самсона. В северной части находился отряд Ильи Жукова (он действовал в Красногородском районе). Позднее сюда прибыла спецбригада Назарова. Недалеко от деревни Лубьево расположился отряд Виктора Терещатова «Земляки». У Терещатова с Гавриловым еще с марта 1942 года сложились дружеские отношения. Виктор искренне уважал нашего комбрига. Алексей Михайло­вич при длительных разлуках говорил нам:

— Что-то давно нет Виктора. Видать, дела заедают.

В Лоховне мы впервые разместились в просторных землянках, тут работала баня. Хозвзод чинил и пере­шивал по размеру одежду, обувь. Здесь мне сшили третьи партизанские сапоги. Хорошо продубленная кожа оказалась очень ноской (в этих сапогах я вернул­ся в Калинин). Нам, разведчикам, Григории Никанорович Батейкин постоянно говорил:

— Конь спасет, если ты ему дорог. Плохие сапо­ги— плохой помощник разведчику.

В первые же дни мы облазили всю Лоховню и вскоре имели полное представление об этом обширном лесном массиве. Он уже не казался нам таким недо­ступным. Но на всю жизнь мы запомнили первый день перехода бригады по болотам. Многие партизаны тог­да чуть было не погибли, трех лошадей засосали чер­ные окна... Мох под ногами ходил ходуном. Соблюдая осторожность, мы шли друг за другом на расстоянии трех шагов. Замыкающие брели по пояс в болотной жиже.

Здесь, в Лоховне, начальник штаба бригады Зубехин как-то зашел к нам в землянку.

— Нужна гербовая печать, ребята, вот так! — и он ребром ладони провел по горлу.

Гербовая печать действительно была необходима. Подрывники и разведчики, уходя на задание, не имели при себе никаких документов. Иной раз при встрече с партизанами из других бригад дело доходило до оружия.

Все молчали:

— Товарищ капитан, будет печать,— вдруг сказал обычно молчаливый Семен Карпов. Разведчики удив­ленно посмотрели на него. Все знали, что Семен умеет ремонтировать часы, оружие, но чтоб изготовил на­стоящую печать, сомневались.

— Дайте только резины.

Найти кусок резины в этот день оказалось нелег­ким делом. У всех командиров и бойцов сапоги были шиты из самодельной дубленой кожи или трофейные. Мы обшарили весь лагерь, но резины не нашли. Во вто­рой половине дня в лагерь возвратились Холоденок, Корехов и Киселев. Иван ловко соскочил с коня и хотел было уже докладывать Батейкину о результатах разведки, как Иван Ефимов воскликнул:

— Резина, братцы! Ваня, твои сапоги войдут историю. Снимай!

Холоденок удивленно уставился на Ефимова. Но к нему подскочили Горецкий и Боженков, повалили на землю и стащили сапоги.

— Пойдет?  — подавая Карпову, спросил Ефимов,

Семен внимательно осмотрел подметку, а потом финкой отодрал резиновый каблук.

— Не шуми, Иван, надо,— сказал Батейкин.

На следующий день, после обеда, Семен Карпов принес в штаб бригады круглую печать 3-й Калининской партизанской бригады. Она в ту пору сыграла важную роль.

Вечером после ужина Павла Пузикова, Ивана Холоденка, Ольгу Михайлову, Федора Михайлова — местного жителя, недавно вступившего в партизаны, и меня вызвали в штабную землянку. У карты стояли Батейкин, Петров, Зубехин, Гаврилов и Васильев. Ко­гда мы вошли, комбриг весело сказал:

— Выглядите бодрыми. По всему видно, отдохнули хорошо. Завтра пора и за дело. Вот мы, посоветовав­шись, решили начать выкуривать немцев из ближай­ших гарнизонов. Вашей группе необходимо все раз­узнать о гарнизоне Ладыгино. Это рядом с Лиственкой, поэтому Ольга будет хорошей помощницей.

Утром вышли на задание. Трое суток мы тенями бродили по заросшим берегам речки Веть. На нашем берегу в километре друг от друга находились неболь­шие деревушки Горушка и Гребещино. А за рекой, тоже в километре, на возвышенности виднелся гарни­зон Ладыгино.

Местность вокруг была болотистая. Единственная дорога от Лоховни к Опочке лежала через Веть и Ла­дыгино. Немцы здесь обосновались год назад. За это время хорошо укрепили все подходы к деревне. Построили четыре дзота, вырыли разветвленную сеть траншей, ходов сообщений и посередине деревни на вершине старого тополя оборудовали площадку для скорострельного пулемёта.

Вечером на третий день, переправившись вброд через речку, мы с особой осторожностью обошли во­круг гарнизона. В бинокль было видно: вражеские часовые на площадке у пулемета вели себя беспечно.

В Ладыгине постоянно находилось два взвода фа­шистов. Неся караульную службу, они чувствовали себя спокойно и особой активности не проявляли. Ко­мендант гарнизона фельдфебель Лонге слыл хитрым человеком. Он понимал сложность своего положения. Оберегая свою шкуру, заигрывал с жителями деревни. Угощал их сахарином, галетами. Деревенские дали ему меткую кличку «пан Сахарин».

— «Пан Сахарин» надеется перезимовать в Лады­гине,— докладывала Ольга Михайлова, вернувшаяся из разведки (она ходила в соседние деревни).

Наши сведения командование учло при разработ­ке операции по разгрому гарнизона. Заместителю ко­мандира пятого отряда Алексею Алексеевичу Романо­ву поручалось бесшумно снять часового, стоящего у бункера со стороны деревни Запеклево, откуда мень­ше всего немцы ждали партизан.

Убрать часового Романов решил при помощи Гус­тава Штойбе, немца-партизана. Этот русоволосый веснушчатый парень до войны работал в Мюнхене на папиросной фабрике. В 1941 году был призван в ар­мию. В нашу бригаду пришел совсем недавно, в сен­тябре. Из полоцкого гарнизона к партизанам бежал вместе с пятью русскими военнопленными. При доп­росе Николай Ионович Лежнин спросил:

— Почему вы раньше не переходили?

— Боялся.

— Чем можете доказать, что пришли к нам по убеждению, а не по заданию гестапо?

— У Полоцка мне пришлось минировать фугасами железную дорогу. Я знаю их размещение и могу взор­вать,— ответил Штойбе.

И он взорвал. Поезда не ходили тогда почти целую неделю. Густав был зачислен партизаном в отряд Либы.

Командир отряда П. С. Филиппов

Партизан С. Н. Ядрышников

 Гарнизон обложили в ночь на 20 октября. С северо- западной стороны располагались боевые группы отря­да Либы, Филиппова и взвод автоматчиков Ивана Кутанова из отряда «Смерть фашизму!». По сигналу им первым предстояло ворваться в гарнизон. Другие от­ряды перекрыли все подступы к деревне.

— Начнем! — приказал комбриг.

Густав Штойбе вышел на дорогу, что петляет от Запеклева до Ладыгина. Притворившись пьяным, он распевал песню на своем родном языке. За ним, переодетый в немецкую форму, шел с бесшумной винтов­кой Романов. На некотором расстоянии двигались автоматчики Кутанова, разведчики Куличков а и груп­па Чижова из отряда Либы.

— Пароль! — окликнул из темноты часовой. Гус­тав, не останавливаясь, шатал на окрик и продолжал петь песню.

— Хальт! Пароль! — повторил немец и в недоуме­нии нерешительно сам вышел на дорогу.

— О, комрад, гут, гут! — произнес, приближаясь к нему, Штойбе. И когда до часового оставалось три шага, из-за спины Густава раздался легкий щелчок. Солдат обмяк и упал на дорогу.

Путь открыт. К ближайшему дзоту подбежал авто­матчик Василий Дмитриев и бросил в его черную пасть противотанковую гранату. Вторую гранату метнул Николай Журавлев. Сигнал подан. Взвод Кутанова сразу же ворвался в гарнизон. Автоматчики Владимир Крылов, Владимир Александров, Анатолий Феофанов, Николай Сухинин бежали впереди. Перепуганные, полуодетые немцы выскакивали из окон прямо под автоматный огонь.

В это же время штурмовые группы отрядов Либы и Филиппова ворвались в деревню с северной стороны. Немцы немного пришли в себя. Завязался бой. Из-за огородов на улицу выбежал Филиппов. За ним пуле­метчики Володя Скачков, Петр Петров, Василий Жи- волуп, Павел Васильев, Семен Ядрышников, Леонид Матвеев, Иван Файнлеб. Вырвавшись вперед, Матве­ев швырнул связку гранат в окно дома, где разме­щался штаб. От сильного взрыва крыша повисла. Но «пан Сахарин» с двумя своими помощниками сумел еще до взрыва укрыться в соседнем дзоте. Леонид ударил очередью из пулемета по амбразуре бункера. Но его тут же скосила ответная пулеметная очередь. Откуда-то из темноты вынырнули санитарки Мария Степанова, Надя Сидорова и Тоня Мякшина.

— Я еще живой,— простонал Леонид.

— Держись, Леня, я им, гадам, сейчас устрою! — крикнул Иван Файнлеб и кинулся к дзоту, который все еще огрызался огнем. Он попытался бросить гра­нату, но тоже был ранен.

— Врете, гады!— сплевывая кровь, кричал Иван.

Несмотря на сильную боль, он все-таки дополз и метнул одну за другой гранаты. Пулемет смолк.

Но полной победы еще не было. Два гитлеровца, воспользовавшись темнотой, сумели проскользнуть к площадке, устроенной на тополе, и открыли сильный огонь вдоль улицы. Огрызался и дзот, расположенный на западной стороне Ладыгина. Большая часть насту­пающих бойцов и командиров оказалась под огнем. Среди партизан появились убитые и раненые. Санин­структор Павел Евглевский проявил большое мужест­во, спасая раненых.

— Улицу не переходить!.— крикнул Филиппов,— Следовать за мной!

Перебегая от дома к дому, он со своими бойцами стал приближаться к дереву, но был ранен.

Вместе с разведчиками бригадной разведки в де­ревне появился Гаврилов. Оценив обстановку, прика­зал:

— Черновцы, с правого фланга, остальные слева, атакуйте пулеметы!

Автоматчики Кутанов, Николай Журавлев, Юли­ус Цукер, Владимир Крылов и Владимир Демидов, пробравшись огородами к тополю, с близкого расстоя­ния открыли огонь по немцам. Вскоре пулемет затих. Только яростно отбивался дзот. В деревне полыхали дома. Было светло как днем.

Взрывы гранат, густые очереди партизанских пуле­метов наконец сломили последний дзот противника. Гарнизон пал. Пятьдесят четыре оккупанта нашли свою смерть в Ладыгине, И среди них «пан Сахарин».

Разгромленный и пылающий в ночи гарнизон — зрелище впечатляющее. Нам достались неплохие трофеи.

Немцы не успели увезти в Германию сто шестьде­сят тонн награбленного зерна и большое стадо скота. Часть зерна была увезена партизанами, часть розда­на местному населению. Больше сотни коров наша бригада возвратила жителям разоренных деревень.

В Ладыгине среди немцев был животновод. Сол­дат до страсти любил овец. Он силой забирал живот­ных у населения. Его стадо досталось бригадной раз­ведке. Овцы, а их было сто пятьдесят три, не пони­мали наших окриков. Мы попытались переправить стадо через речку. Не тут-то было. Уперлись бараны и ни с места. Анекдот. Выручил Романовский. Сме­ясь, он крикнул:

— Ком! Шнель, шнель!

Овцы попрыгали в воду и поплыли.

— Немчурки и есть немчурки,—улыбались раз­ведчики.

Большая часть овец была возвращена населению. Оставшихся пригнали в лагерь для общего котла.

Ежедневно базу покидало несколько групп под­рывников. В этот период и отличились, минеры из взвода Николая Харченко. На перегоне Себеж — Зилупе, в районе глухого переезда, Семен Пешков, устанавливающий заряд, чудом уцелел. Выскочивший из-за поворота эшелон на полном ходу «сыграл» с насы­пи (Пешков в это время находился в тридцати метрах от дороги). Состав оказался с живой силой; паровоз и семнадцать вагонов в течение нескольких минут превратились в груды металла и дерева, охваченные огнем. Более трехсот солдат и офицеров погибло от  взрыва.

Добравшись до своих, Пешков, отдышавшись, нашел силы улыбнуться:

— Так их надо бить.

— Бить-то бить... Только вот как теперь сами вы­беремся из этого пекла? — спросил скорее самого себя подрывник Ткаченко.

Бежать действительно некуда. Немцы из охраны дороги успели зайти с тыла и отрезать все пути отхо­да. Отовсюду слышалась автоматная стрельба. Трое подрывников спустились в небольшую балку и, попро­щавшись друг с другом, зарылись в кучу валежника. Они решили живыми врагу не сдаваться. Но гитле­ровцы, оцепившие участок леса у места диверсии, по­думали, что партизаны сумели уйти, что нет смысла прочесывать лес, и вернулись к восстановлению же­лезной дороги. Ребята, поняв, что немцы их не заме­тили, выбрались ночью из «логова». Посоветовав­шись, двинулись ползком на другую сторону желез­ной дороги. Переползая насыпь, Ткаченко не удер­жался и установил под рельсом заряд нажимного действия. Скопившиеся на станции Зилупе с живой силой и техникой эшелоны не могли ждать. Не успели подрывники отойти и километра, как вновь раздался сильный взрыв. Еще один эшелон разметало вдоль насыпи.

Комбриг, пожимая руки бойцам, улыбнувшись, сказал:

— Полтысячи немцев за одни сутки вывести из строя втроем — такое не часто случается. Вы заслу­жили правительственные награды.

Позже мы узнали, что от первого взрыва погибло 194 и ранено 127 гитлеровцев. Второй эшелон имел шесть вагонов с живой силой и 13 платформ с авто­машинами. Из-под обломков аварийная команда вы­тащила 88 убитых и 65 раненых солдат и офицеров.

Опочецкий район для партизан был трудным: в гарнизонах оказалось до дьявола фашистов. А хоро­шие шоссейные дороги, пересекающие район во всех направлениях, позволяли оккупантам быстро пере­брасывать карательные отряды в любые деревни. И все-таки мы всегда вовремя ускользали от против­ника.

Надо сказать, что здесь, на территории Любимовского сельсовета, до нашего прихода действовал не­большой отряд армейцев старшего лейтенанта Павло­ва. Сколотив группу из окруженцев, Михаил Павлов начал разгонять «новую власть», истреблять окку­пантов и предателей. Фашисты пытались уничтожить армейцев. Но Павлов умелым маневром вывел бой­цов из-под удара, увел их из опасной зоны и присо­единился к партизанам 1-й Калининской бригады.

Действия нашей бригады взбесили фашистов. Для подавления партизан немецкое командование сняло несколько частей с передовой.

— Разведчики! На улицу! — крикнул Батейкин.

Корехов, Киселев и я выскочили из землянки.

— Володя, назначаю старшим. В Балтине появи­лись немцы. Выясните-ка, сколько их там и какое во­оружение.

От местных жителей мы узнали, что в деревнях Пеньково и Балтино остановились два батальона фа­шистов с минометами и пушками. В деревнях по Мозалевскому шоссе также расположились немецкие части. Оккупанты готовились к нападению. Вступать в бой с немцами на этот раз было невыгодно, да и боеприпасы на исходе. Командование бригады решает на время покинуть лагерь. Меня вызвал Гаврилов.

— Володя, заминируйте все большие землянки.

— Есть, товарищ комбриг.

Лагерь опустел. Только один я орудовал у земля­нок. Я так увлекся работой, что не заметил, как из болота вышли трое разведчиков и подошли к замини­рованной штабной землянке. Что-то меня заставило оглянуться.

— Павел, не двигайся, заминировано! — Пузиков замер на месте.

Я быстро подошел к нему, опустился на колени. Потом осторожно взял правую ногу Павла и сдвинул ее в сторону... Два сантиметра отделяли разведчика от смерти.

— Ты, Павел, в рубашке родился,— вытирая пот с лица, сказал я.

Два дня фашисты прочесывали леса и болота. Они обнаружили оставленный нами лагерь, но, после того как несколько солдат подорвались на минах, не тро­нув землянок, ушли.

В эти дни внезапно заболел тифом радист бригады Виктор Давыдов. Самолетом его успели отправить за линию фронта. Но вскоре тиф свалил с ног и нашу шифровальщицу Раису Крылову. Болезнь проходила тяжело. Надежды на ее выздоровление с каждым днем таяли. Но наша «птица» не стала подстрелен­ной: в бригаду прибыли радистка Тамара Иванова и шифровальщица Шура Родионова (обе москвички). «Аист» вновь расправил крылья. Связь бригады с Большой землей восстановилась.

Третьи сутки петляли мы по лесам и болотам, за­путывая свой след. Бригада из Лоховни вновь возвра­щалась в Белоруссию, в Россонский район, в запасной лагерь, который построили партизаны отряда Филип­пова, оставленные для этой цели еще в августе 1943 года. О лагере знали лишь немногие. Все это делалось на тяжелый час. И вот он настал. Большие каратель­ные отряды преследовали нас. Вступать с ними в бой не имело смысла.

Впереди железная дорога, которую предстояло пе­рейти.

— Разведайте Зуевский переезд. Если не будет сильных засад, там и перейдем,— сказал Батейкин, отправляя вперед Пузикова, меня и Дюбарева.

Через два часа мы добрались до места. Павел в промокшем ватнике, шагая от дерева к дереву, изред­ка на коре делал метки кинжалом. Это на случай от­ступления тысячной колонны с обозом тяжело ранен­ных.

Мы остановились на пригорке метрах в трехстах от Зуевского переезда и стали наблюдать. Из камен­ной будки вышли два солдата и пошли вдоль полотна.

— Павел, смотри-ка.

Метрах в тридцати от будки десять солдат рыли траншею. Рядом стоял пулемет. Немцы работали не­торопливо. Часто перекуривали. Томительно шло вре­мя. Дождь перестал, но густые, темные тучи низко плыли над лесом. Опускались сумерки. Go стороны Себежа показалась еще группа соддат. Фашистов было восемнадцать. Они скрылись в зарослях.

Пузиков шепнул:

— Володя, жми и доложи комбригу об обстановке.

— Ясно.

Гаврилов, внимательно выслушав меня, сделал по­метки на карте и спокойно заметил:

— Так и сделаем. Будем переходить через пере­езд. Веди штурмовые группы к засадам.

Вместе с двумя взводами автоматчиков из отряда «Смерть фашизму!» поехал и Батейкин. Пузиков и Дюбарев обрадовались, увидев своих.

— Где засада?— спросил Батейкин.

— Одна — прямо за будкой. Вторая — слева от дороги в кустах.

— Ясно. Чайкин — вправо, Кутанов — влево.

Первыми тихо подкрались к будке автоматчики Андрея Чайкина и внезапно открыли огонь. Перепу­ганные фашисты, не отстреливаясь, бросились бежать в чащу леса. Из кустов с левой стороны ударил пуле­мет, но развернувшаяся цепь взвода Ивана Кутанова открыла встречный дружный огонь. Сам Кутанов су­мел швырнуть две гранаты. Охрана, сидевшая в буд­ке, успела выскочить и скрыться за насыпью.

На своем Орлике на переезд выехал Батейкин.

— Путь свободен!

Подошла колонна. Боковые заслоны взводов Чай­кина и Кутанова короткими очередями простреливали окружающие кусты. Гаврилов, руководивший перехо­дом, приказал подрывникам взорвать полотно. Это было кстати. Дрезина с патрульной командой, спе­шившая на помощь, сошла с рельсов. А тем временем бригада без потерь миновала переезд.

В Россонском районе обстановка резко измени­лась. Во многих деревнях и даже в лесах расположи­лись немцы. Чувствовалось, что фронт приближается. В таких условиях наша большая колонна не могла остаться незамеченной. Оккупанты выставляли засло­ны, перекрывали нам пути движения. Стараясь не ввязываться в затяжные бои, мы вновь кружили по глухим лесным дорогам.

Шифровальщицу Раю Крылову несколько суток несли на носилках. Мы тогда уходили от карателей. Девушка находилась без сознания. Бойцы хозвзвода отбились от основных сил бригады и, поняв, что им самим не спасти больную, оставили ее у двух женщин, что жили в лесу, в землянке.

— Не беспокойтесь, родные, все сделаем, чтобы ее спасти,— провожая партизан, говорили крестьянки..

— А сколько лет старушке? — глядя на больную в темной землянке, спросила одна из них.

«Старушке» в те дни исполнилось только восемна­дцать. Через много лет Раиса Ивановна Корневская- Крылова рассказала мне: «Здоровье возвращалось медленно. Женщины делали все, чтобы спасти меня, но продуктов не было, кончилась соль. Кормили клюк­вой и отваром из еловых шишек. У меня пропала па­мять. Долгое время не помнила ни о себе, ни о своих товарищах.

Когда наша армия освободила местность, где меня скрывали от немцев, я собралась в путь. Около тысячи километров от белорусских лесов до Калинина про­шла пешком и в сентябре 1944 года переступила по­рог родного дома. Тут же отнялись ноги. Долго лечи­лась. Через военного коменданта узнала, что в Кали­нине наш партизанский штаб сдает в архив докумен­ты. С трудом пришла в штаб. Меня узнал Шиповалов. Он вручил документы и медаль «Партизану Великой Отечественной войны» I степени».

Но это я забежал намного вперед...

Внезапно пошел густой снег. Наступила настоя­щая зима. Бригада оторвалась от преследователей. На четвертые сутки окончательно выбившиеся из сил бойцы и командиры оказались наконец в расположе­нии лагеря. В землянках запылали печурки. На дру­гой день затопили баню. Люди помылись и словно сбросили с себя по пуду груза. А когда поели горяче­го, совсем повеселели, послышались шутки и смех.

В землянку бригадной разведки вошел Гаврилов.

— Как самочувствие, разведка? — громко спросил комбриг.

— Отличное. Третий лагерь подряд начали обживать. Не пора ли за дело? — за всех ответил Петр Денисенок.

— Понимаю. Сидеть без дела вы не привыкли.

Правильно, товарищ комбригу не привыкли,— согласился Батейкин.

— Ну и что же, готовьтесь. Хватит, погонял нас немец, теперь наша очередь...

Разведчики покинули лагерь и ушли к шоссейной дороге Полоцк — Себеж. А на следующую ночь отря­ды Кузнецова, Филиппова и Либы и два отделения бригадной разведки под общим командованием Пет­рова решили дать бой на шоссе, между деревнями Клястицы — Юховичи. На фланги выдвинулись пар­тизаны с противотанковыми ружьями и пулеметами.

Рассвело. Туман рассеялся. Постепенно стала ожи­вать и дорога. Со стороны Прохорово показался тя­желый танк.

— Огонь не открывать! — передавалась по цепочке команда.

Вступать в бой с патрульным танком было нера­зумно, Танк скрылся за поворотом. Через десять ми­нут показались автомашины. Когда автоколонна про­шла почти всю цепь засады, в небо взвилась ракета. И тут же в утренний рассвет гулко вцепились пулеме­ты и автоматы. Автомашины, врезаясь одна в другую, вспыхивали факелами. Недобитые фашисты, обезумев от страха, прыгали в нашу сторону и, сраженные пулями, падали в кювет. Минут через десять стрельба прекратилась. Первым на дорогу выбежал усач Романов, а за ним и бойцы. Начался сбор трофеев и уни­чтожение остатков техники.

С обеих сторон дорогу перед грудой металлолома и трупов подрывники быстро заминировали. Мы тут же ушли в чащу леса.

Через два дня после удачной засады бригада вновь возвратилась в Опочецкий район.