Стратегическая победа наших войск на Курской дуге, успешно проведенная в масштабе всего советско-германского фронта, операция «Рельсовая вой­на» вызвали общий подъем партизанской борьбы. Мы это чувствовали по активизации боевых дейст­вий соседей. Отряды ленинградских партизан успеш­но громили вражеские гарнизоны на Сороти, выхо­дили на шоссе к Острову и Опочке. С бригадой ле­нинградцев под командованием Анатолия Дмитрие­вича Кондратьева мы дружно взаимодействовали третьей военной осенью.

Белоруссия к этому времени вся была в огне пар­тизанской борьбы — на ее территории действовало свыше 120 тысяч партизан. Нас радовали крупные успехи бригады имени М. В. Фрунзе (комбриг Иван Кузьмич Захаров), бригады имени К. К. Рокоссовского под командованием Александра Васильевич Романова. Вместе с отрядами этих бригад калининские партизаны основали Братский партизанский край, участвовали в отражении карательных экспедиций «Заяц-беляк» и «Зимнее волшебство», в Савкинской операции.

Ширился район действий партизан-латышей. Их влияние простиралось теперь не только на северо-восточную и северную часть Латвии. Наш старый знакомый Вилис Самсон, выполняя указание оперативной группы ЦК Коммунистической партии республики (группа базировалась тогда в Освейском районе БССР), направил несколько взводов в леса Абренского уезда. Они положили начало новым партизанским группам. Латыши называли их подотрядами. Беспокойной теперь стала жизнь оккупантов и в центральной части Латвии.

О превращении к осени 1943 года партизанское движения в Латвии в значительную силу свидетельствуют отчеты генералов вермахта об оперативных перевозках для группы армий «Север». Хорошо раз витая сеть железных и шоссейных дорог на латышской земле была для оккупантов в первый период войны «зеленой улицей». С лета положение резко изменилось. В генеральских отчетах сквозит нара стающая тревога о безопасности перевозок, приводятся данные о не попавших на фронт сотнях орудий, танков, о десятках железнодорожных эшелонов, сброшенных с рельсов партизанскими минами.

Начало осени наша бригада ознаменовала налетом на крупный гарнизон врага в населенном пункт Балтино. Он все лето, как в свое время Сутокский гарнизон, был для нас «бельмом на глазу» — контролировал дороги на Мозули и Опочку. Обороняв его противнику не представляло большого труда. Селение расположено на высоте. Рядом заболоченное озеро, река Веть. И все же гитлеровцы возвели укрепления. Даже около высокой каменной церковной ограды была отрыта и тщательно замаскирована глубокая траншея.

3 сентября в штабе мы с Романовым, который заменил заболевшего Козлова на посту комиссара бригады, слушали утренний доклад Авдохина о действиях групп, вернувшихся с боевого задания.

- Сожжена пекарня, обслуживающая батальон немцев,— неторопливо говорил начальник штаба.—  Разгромлен молочный пункт в квадрате 08—82. Уничтожено все оборудование. Командовал группой комиссар отряда имени Кирова Федоров Василий Андреевич.

 Авдохин тоже вступил в должность начальника штаба несколько дней назад. Заметно смущался.

Я пошутил:

— Дела молодецкие, а ты бубнишь. Лихо докла­дывать надо, Володя.

— Лихо доложу,— улыбнулся Авдохин,— когда...

— Что когда? — спросил Романов.

 — Когда бальтинских гитлеров потревожим. Мы с Рожко и Ветковским вчера головы ломали над этим. Есть примерный план.

— Три головы не дурно. Пять — совсем хорошо. Давай ваш план на стол,— резюмировал я.

Удар по гарнизону мы нанесли в ночь с 11 на 112 сентября. Операцию провели комбинированную. Отряды Рожко и Ветковского штурмовали непосред­ственно Балтино. А отряды Позднякова и Жуко­ва блокировали крупные фашистские гарнизоны в Мозулях и Креневе — откуда могла поспешить помощь.

Расчет был верным. В разгар боя в Балтино на дороге из Кренева появились два грузовика, пол­ных солдат. На горке машины остановились. Гит­леровцы начали спрыгивать на землю. И в этот мо­мент командир отряда Жуков подал команду:

— Огонь!

Сразу же заработал пулемет Александра Балышева и Василия Федоренко. Через минуту их под­держали Виктор Малашенок и Иван Павлюченко. Стреляли ребята точно. Гитлеровцы ретировались, бросив машины. В районе Мозулей слышались вы­стрелы, но подкрепление оттуда послано не было.

Фашисты в Балтино оказали более сильное со­противление, чем мы ожидали. И тому имелась при­чина. Утром в гарнизон приехало небольшое под­разделение солдат вермахта. Скорее всего это был случай, мы его не предусмотрели. Да и вряд ли следовало отменять налет.

Два часа с лишним гремели выстрелы на улицах Балтино. Свинцово-лиловая темень ночи озаряло взрывами гранат. А вести гранатный бой наши бойцы умели. Гитлеровцы были выбиты из всех зданий, где они располагались. И только из-за церковной ограды не прекращался автоматный огонь. Дважды бросались к ней партизаны. И дважды вынуждены были залечь. И тогда встал во весь рост команда взвода разведки коммунист Василий Михайлович Орехов:

— Вперед, братцы! За Родину! Ура!

Вскочил на ограду. За ним другие. Поднял свои бойцов и политрук взвода Иван Яковлевич Порядин...

Разгромили мы этот гарнизон. На улицах насчитали более сорока вражеских трупов. Уничтожил склад с боеприпасами. Захватили трофеи: оружие, 80 коров, 17 лошадей, много военного имущества. Главный же результат налета стал ощутим позже - фашисты больше в Бальтино гарнизонов не ставили.

Наши потери: 11 человек убитыми, 15 ранены: Дорого далась нам каменная ограда вокруг церкви. Из строя вышли комиссар отряда И. В. Федора начальник штаба отряда А. А. Волков, командир взводов П. Г. Осипов, К. К. Сентерев. Двадцатилетнему партизану Николаю Стрига пришлось срочно ампутировать ногу.

Щемящей болью в сердце отозвались безвозвратные потери. Погиб смертью храбрых молодой разведчик Иван Семенов. Оказывая помощь боевым товарищам, была сражена автоматной очередью медицинская сестра комсомолка Тамара Николаева. Настигла вражеская пуля и героя из легендарной «Восьмерки» Василия Михайловича Орехова.

«Радостное изумление перед духовной стойкостью и духовной красотою испытываешь, когда знакомишься с их делами, их биографией». Эти слова  Алексея Максимовича Горького о замечательна большевике Скворцове-Степанове и его товарищах из ленинской когорты могут быть отнесены и к жизни рядового члена нашей партии Василия Орехова.

Не сломила его нужда в юные годы. В семье Оре­ховых было 11 душ. Жили в двадцатые годы хуже нельзя. Посмеивалось кулачье над бедностью отца Василия: «Мишка гладкий, как орех. Не зря фами­лия такая у голоштанника». Рос Вася смелым, доб­рым, веселым. Все ладилось в его руках, любая ра­бота спорилась. Первым в деревне в комсомол запи­сался. После армии в колхоз вступил. Несколько лет председательствовал в нем—много трудов положил, чтобы хозяйство передовым стало.

Когда началась война, у Василия Михайловича было трое ребят один другого меньше, да двенадца­тилетняя племянница на каникулы приехала. Фронт быстро придвинулся к району. Тут бы эвакуировать­ся спешно, а Орехов остался — не мог отказаться коммунист от предложения чекистов затаиться для борьбы в подполье.

Арест. Пытки. Побег из-под расстрела. Ранение. Травля овчарками. Предостаточно для того, чтобы изменился характер человека, ожесточился что ли. Василий Михайлович по-прежнему душевно отно­сился к людям, был хорошим товарищем и семья­нином. А когда в его руки попадала тальянка, надо было видеть, как светилось лицо, каким весельем искрились глаза этого бесстрашного народного мсти­теля.

Находились товарищи в штабе, говорили: побе­речь надо человека, и так его жизнь — подвиг. По­ступить так — означало бы проявить неуважение к Орехову.

Не помню точно кто, но, думается, Рожко или Солдатов, взяли на себя тяжкую обязанность — ска­зать о гибели Орехова его жене Анне Павловне. Она вместе с детьми находилась в те дни в лагере от­ряда Ветковского. Горе не сломило эту мужествен­ную женщину. Она по-прежнему ревностно выпол­няла обязанности хозяйки в отряде. Ее материнское сердце было открыто не только для своих детей.

Анна Павловна и дети Орехова остались живы. Здравствуют и ныне. Как счастлив был бы наш бое­вой товарищ, зная, что его вдова, несмотря на ли­шения первых послевоенных лет, подняла детей. Выросли они настоящими людьми. Леонид — мастер на заводе в Кронштадте. Евгений — судосборщик на верфях Выборга. Ольга — высокой квалификации сварщик в Подмосковье. Не это ли лучший памятник Орехову!

Работая над рукописью своих воспоминаний, я встретился с племянницей Орехова, девчушкой, бывшей вместе с его семьей в оккупации, Алиной Александровной и ее матерью Федосьей Павловной Серебровой. Их рассказ помог узнать многое из жизни Василия Михайловича до прихода его в нашу бригаду. Не могу не пересказать один эпизод, связанный с попыткой ищеек Крезера поймать Орехова.

Однажды зимой Василий Михайлович на ночь пришел домой. Чей-то недобрый взгляд заметил его появление. На рассвете Анна Павловна пошла к родственнице в центр деревни (изба Ореховых стояла на отшибе, под горой) и вдруг видит — по дороге от Опочки едут гитлеровцы. Метнулась домой. Крикнула:

— Василий, за тобой!

Выбежал Орехов с наганом и гранатой в руках, бросился по горе к лесу.

— Мамка, следы.

Это сказал девятилетний Леня. И тут же, схватив санки, побежал вдогонку за отцом.

Гитлеровцы перерыли все в хате Ореховых. По­стояли, посмотрели, как лихо съезжает с горы на санках мальчишка. И пошли делать обыск к родст­венникам Василия Михайловича. Так смышлены! Леня помог спастись отцу.

После налета на Бальтино отряды бригады не проводили крупных операций осенью 1943 года. Да и соседи наши тоже. И тому была веская причина. 7 октября войска Калининского фронта выбили гит­леровцев из города Невеля. Было освобождено от оккупантов несколько десятков населенных пунк­тов на подступах к этому важному опорному узлу сопротивления вражеских сил. Несколько позже наши части вышли в восточную часть Братского партизанского края, но продвинуться дальше не смогли. Линия фронта стабилизировалась на рубеже город Пустошка — озеро Нещедро — город Дретунь. В остальной (большей) части края расположились фронтовые дивизии вермахта. Отдельные формирования калининских партизан (бригада Петра Васильевича Рындина и др.) соединились с частями Совет­ской армии. Большинство же бригад и отрядов про­должали борьбу в осложнившейся обстановке.

За три недели до освобождения Невеля подполь­ные райкомы партии Себежского, Идрицкого, Опочецкого и Красногородского районов приняли очень важное решение. Все партизанские отряды и штабы были передислоцированы из деревень в леса. Одна из причин — участившиеся бомбардировки и обстрелы с самолетов населенных пунктов, где находились партизаны.

—  Фашисты, конечно, не оставят партизанские деревни в покое,— говорил на совещании комбригов и комиссаров бригад председательствующий Андрей Семенович Кулеш,— и все же потери у населения будут меньше.

Последний раз штаб бригады ночевал в деревне Брод с 15 на 16 сентября. Вместе с отрядом «25 лет Октября» мы обосновались в лесах между деревнями Церковка — Ровново. Отряд имени Жданова перебрался на болотные острова южнее деревни Агафоново, отряд имени Кирова — на острова Великого болота, что северо-западнее селения Мулдово. Отряд Смерть оккупантам» стал базироваться в районе озер Близнецы.

В октябре и ноябре подрывные и боевые группы бригады действовали главным образом в Красногородском и Себежском районах. Примерно каждое пятое столкновение с гитлеровцами или диверсия на дорогах приходились на Идрицкий район. Командиры отрядов посылали партизан на боевые задания почти ежедневно. Проводились налеты на ссыпные пункты зерна, маслосырзаводы. Уничтожалась телефонно-телеграфная связь. Реже, но минировалась железная дорога. И конечно, наносились по подразделениям гитлеровцев удары из засад.

В ноябре были дни, когда на шоссейных дорогах одновременно действовали несколько наших боевых групп. Так, 17 ноября диверсии результативно совершили подрывники под командованием Артемьева, Колмычевского, Павлюченко, Иванова. А подрывная группа отряда «Смерть оккупантам» — в составе Владимира Кирьянова, Павла Константинова, Николая Ладисова, Егора Шваренка, Виктора Михеенко — на железной дороге Идрица — Себеж районе станции Кузнецовка тремя минами натяжного действия подорвала и пустила под откос эшелон противника, идущий от фронта в Латвию. В поезде в нескольких вагонах находились солдаты офицеры, а на платформах подбитые автомашины и орудия. В результате крушения были разбиты паровоз, 9 крытых вагонов и 6 платформ. На друге день боевая группа отряда имени Жданова в составе Федора Осипова (командир), Валентины Бусовой, Федора Колмычевского, Ивана Никитина, Петра Игнатьева, Александры Михайловой (медсестра), Николая Ильина, Егора Леонова, Павла Алексеева, Ивана Алексеева на шоссе Красногородск — Велья в районе деревни Стенисеево уничтожила два моста и телефонную связь на протяжении 1500 метров.

Член подпольного райкома партии Павлова, Сол­датов и его ближайшие помощники в отрядах, сек­ретарь подпольного райкома комсомола Мария Сауликова (Фаина) через связных и непосредственно имели довольно прочные контакты с подпольщиками. Часто на связь с ними ходили комсомольские активисты Вера Ганюшкина, Юрий Якимов, Егор Гаврилов, Елена Еремеева.

Николай Ильин - руководитель подпольной группы

С апреля по ноябрь 1943 года действовала подпольная организация молодежи в самом Красногородске. Начало ей положил и стал признанным вожаком подпольщик Николай Ильин. Двадцатилетний комсомолец до войны работал бухгалтером в МТС. В армию его не взяли из-за инвалидности. Паренек отважный, очень деятельный, Николай с первых дней оккупации вступил в противоборство с ненавистным врагом: собирал и прятал оружие, распространял советские листовки. Смело можно утверждать о его связях на первых порах с Самой­ловым. Припоминаю — мне об этом однажды гово­рила Павлова.

Агенты ГФП вышли на след связника Ефима Николаева, арестовали, зверски пытали в застенке. После пытки приводили в чувство. Требовал геста­повец, угрожал новыми мучениями:

—Кто приходил к тебе из поселка? Где назна­чена очередная встреча?

— Разные люди приходили. Одежонку меняли на хлеб. Разве всех упомнишь,— шептал разбитыми губами Николаев.

Никого не выдал патриот. Фашисты расстреляли Николаева, его жену Дарью, их пятнадцатилетнего сына Михаила.

Вот она, война огнем сердец!

Как правило, подпольщиков-одиночек знал весь­ма узкий круг наших товарищей. Обычно они зна­чились у нас под разными кличками. Так, В. П. Гри­горьев из деревни Авдеенки был Жуком, А. В. Ва­сильев из деревни Белоборье — Львом. Сосной стал А. И. Федоров из деревни Проглотино, Мучкой — А. И. Петрова из деревни Антоненки. К нашему ве­ликому огорчению, фамилии многих подпольщиков- одиночек не восстановлены. А списков их не состав­ляли. И все же я назову еще несколько имен. Они сохранились в памяти моих боевых товарищей, при­частных к связи с подпольщиками.

Заместитель командира отряда по разведке П. П. Петров вспоминает Евгению Васильеву из де­ревни Агафоново, достававшую сведения из Опочецкой полевой жандармерии, Антонину Лебедеву из деревни Сорокино, Е. Петрову из Белоборья. Вспо­миная погибшего Ефима Николаева, Петров лишь строчкой обмолвился о том, что сам был при аресте нашего связника. А ведь он не просто присутствовал при этом. Гитлеровцы схватили и его, но Павел су­мел по дороге разоружить полицая, которому при­казали доставить его в комендатуру.

Мария Семеновна Федорова (Орлова) в числе ак­тивно помогавших нам сбором разведывательной информации называет Раису Васильевну Васильеву, Марию Семеновну Бойкову, Евдокию Ивановну Ива­нову, Клавдию Порядину, Антонину Васильеву, Мат­рену Тимофееву, Владимира Лебедева, Анну Василь­еву, Марию Лебедеву. Письмо Федоровой напомнило о    ценных сведениях, которые получали партизаны от служившего в Красногородской полиции Влади­мира Никитина. Связь с ним держала Раиса Ва­сильева.

Осенью 1943 года и третьей военной зимой мы в основном действовали на дорогах. Наш «партизан­ский прожектор» вкупе с подпольщиками зорко сле­дил за ними и гарнизонами, расположенными в на­селенных пунктах на шоссе и большаках. Головным среди них был Мозулевский. Он контролировал до­роги Мозули — Красногородск, Мозули — Опочка, Мозули — Лудза. Гитлеровцы, обосновавшиеся в Мозулях, нередко действовали против нас вместе с подразделениями айзсаргов [1] из созданного на старой государственной границе с Латвией кор­дона.

Мы, как правило, знали о предполагаемых кара­тельных акциях этого гарнизона благодаря зоркому глазу и сметке А. А. Чугуновой, Т. К. Жукова, В. Е. Евсеева, Н. Е. Румянцевой, А. Д. Дмитриевой, М. Б. Борисовой. В гарнизонах, располагавшихся на дорогах Луга — Столбово, Майзелово — Коженцы, Покровское — Кренево,     за противником следили В. Л. Жукова, 3. М. Тихонова, И. Д. Дмитриев, К. Е. Бартеньева, И. Д. Чухнова, Е. И. Волкова, В. Л. Чухнов, У. С. Баранова, В. В. Васильева, В. Г. Гаврилов, А. А. Артемьева.

Мужественные подпольщики были у нас и в Себежском районе, где действовала разведывательная сеть П. Н. Петровича — заместителя командира 5-й Калининской партизанской бригады по разведке. Себежанка Е. А. Попова из деревни Замошье пере­слала в наш штаб схему расположения складов и аэродрома гитлеровцев. Мы немедленно передали эти сведения командованию. Наши летчики дважды успешно бомбили и склады и аэродромы. Е. П. Руденкова и ее сын Николай неоднократно пересылали нам графики движения поездов через станцию Кузнецовка, помогали подрывникам бригады в дивер­сиях на этом участке железной дороги. Добрым сло­вом нужно отметить подпольщиков из себежских деревень С. Р. Романова, П. П. Богданова, А. О. Федотенко, С. А. Абрамова, А. П. Алексееву, Е. И. Барейкина, А. И. Иванова, М. С. Васильева (Батька), С. О. Борисова, Т. И. Новикова.

Немалую роль в создании нашей разведыватель­ной сети играли семейные и родственные связи пар­тизан. «Глазами и ушами» нашей разведки были жена и сын ветерана бригады Ерофея Федоровича Иванова Ольга Владимировна и Петя. Смелый под­росток проникал в самые опасные места, куда взро­слые не могли даже приближаться, и замечал все то, что укрыто было у оккупантов под брезентом или на­ходилось за колючей проволокой. Шилин Степан Ере­меевич с сыном Михаилом воевали в составе отряда имени Жданова. Оба отличались завидным спокой­ствием, никогда не поддавались панике. Жена Шилина Ефросинья (партизаны звали ее тетей Феней) и их дочь Клавдия неустрашимо вели разведку, укрывали раненых и больных партизан. Так же поступали мать нашей подрывницы Елены Еремеевой —Пелагея Андреевна, родители Маши Орловой — Семен Тимофеевич и Маланья Егоровна близкие и родные других народных мстителей.

Помогали нам даже те, от кого, казалось, нельзя было ждать помощи. Жил в деревне Мулдово Красногородского района крестьянин Константин Василь­евич Васильев. Был он, как говорится, притчею во языцех в устах местного начальства. В колхоз всту­пить отказался, какое бы мероприятие ни проводили на селе — Васильев поперек. Бурчал, выражал не­довольство по любому поводу. Но вот пришел враг на берега Иссы и Синей — преобразился человек. Помогал партизанам оружием, хлебом, одеждой. А сколько у него было темперамента, гнева, когда обрушивался он на односельчан, поверивших в обе­щание оккупационных властей выделить половину собранного урожая в пользу крестьян при условии сдачи всего зерна в распоряжение хозкомендатуры.

— Волк ощерил клыки,— говорил Васильев со­седу, — а ты рассолодел совсем, решил, что он тебе улыбается.

— А тебе-то какая печаль? — пытался возразить собеседник. — Ты же единоличником был!

— Был для того, чтобы тебе, дурню, сравнивать можно было добрую колхозную жизнь с моим мы­каньем,— парировал Васильев.

Однажды в деревню приехало трое немецких фу­ражиров. Старший из них увидел Васильева, сидев­шего на завалинке, через переводчика спросил у него, где староста деревни.

Васильев степенно поднялся и с кривой усмеш­кой произнес:

— Где твой холуй-староста, не ведаю. А мой ста­роста в Москве. Всесоюзный. Калининым прозы­вается.

Плюнул и пошел прочь. Переводчик-полицай по­боялся точно перевести слова Васильева.

Е. Ф. Иванов - начальник штаба отряда	П. В. Бобрусь - командир спецгруппы "Гонтарь"

С некоторыми нашими подпольщиками-одиночками была связана спецгруппа Калининского штаба партизанского движения. После того, когда ее воз­главил П. В. Бобрусь, она быстро превратилась в крепко сколоченный отряд с хорошо развитой раз­ведывательной сетью. С Петром Васильевичем у нас были очень тесные и дружественные контакты. Хо­рошо помню его по концу 1943 года. Неброский на вид. Невозмутимый. Вот только дерзинка в глазах. Был у него поразительно здравый смысл в критиче­ские моменты. А их у Бобруся было предостаточно. И тогда, когда руководил он разведкой в бригаде смоленских партизан. И тогда, когда обеспечивал связь армейских и партизанских разведок. В декабре 1943 года фашисты сделали попытку уничтожить спецотряд неожиданным ударом двух крупных под­разделений вермахта. Мы об этом намерении врага узнали сразу. Я не мог оперативно направить людей на помощь, порекомендовал Бобрусю покинуть де­ревни Кишняки и Овсянки, где находился в то время отряд, дескать, не стоит в данном случае искушать судьбу. Петр Васильевич ответил:

— Лучше искушать, чем пребывать в неизвест­ности или бояться.

Разведанные агентами ГФП тропы к базе отряда встретили гитлеровцев взрывами партизанских мин. По солдатам ударили пулеметы из нежилых пост­роек. До сумерок держал Бобрусь карателёй в снегу и выскользнул из ловушки без потерь.

В районе Синей и Иссы действовали бойцы из спецотряда штаба Северо-Западного фронта. Коман­довал ими майор Константин Дмитриевич Чугунов. Мне на него жаловался Солдатов:

— Как же так, товарищ комбриг,— говорил он,— пришел человек в наш район действий, а при первой же встрече с железной категоричностью в голосе заявил о нежелании встречаться с нашими. Уж боль­но секретит все.

— Очевидно, у него задачи посложнее,— ответил я.— Да ты небось и сам это понимаешь. Разве за­был, как учил своих помощников: к секрету, дове­ренному двум, не подключать третьего?

— Оно конечно,— засмеялся наш главный раз­ведчик и добавил: — А мужик Чугунов — кремень.

Мне понравился Чугунов. В отличие от отряда Бобруся его отряд диверсиями занимался редко. Главным для него была разведка для фронта. Вел ее Чугунов масштабно. Его люди действовали под Себежем, Опочкой, в Латвии, на белорусской земле.

Знаю, что однажды за Чугуновым присылали с Большой земли специальный самолет и майор до­кладывал обстановку у старой Латвийской границы лично начальнику штаба фронта. Мне тоже, как и Солдатову, Чугунов при встрече, рассказав весьма коротко о своих задачах, сказал:

— Пусть ваши разведчики не садятся мне на «хвост». Тесно. Контактироваться буду при ката­строфическом положении, а его —тут он как-то ви­новато улыбнулся — мы не имеем права допустить.

Кроме старых добрых соседей — бригад Марго, Бойдина и отряда Самсона — всю вторую половину 1943 года рядом с нами и нередко вместе с нашими отрядами активно сражались с фашистами 4-я Ле­нинградская партизанская бригада и чекистская бригада «москвичей». Бойцы и командиры последней не были фактически москвичами. И засылало их в тыл врага УНКГБ по Калининской области, а не Москвы. Бригада носила имя военного партизана времен наполеоновского нашествия на Россию — Де­ниса Давыдова, но в народе ее упорно называли мос­ковской.

Небольшая, очень подвижная бригада провела за короткий срок несколько диверсий на железной до­роге (подорвала 12 воинских эшелонов) и на маги­стральном Ленинградском шоссе на участке Остров — Опочка — Пустошка. Чекисты добыли подробные сведения о карательных органах врага, очистили многие населенные пункты от скверны — предате­лей и изменников Родины. Командовал бригадой Александр Владимирович Назаров — человек еще молодой, но уже дважды побывавший со спецзада­ниями в тылу врага.

Партизаны-ленинградцы появились у нас в ок­тябре. Их командира Анатолия Дмитриевича Кон­дратьева я принял в своей землянке в районе дерев­ни Церковки. Над лагерем повисли лохмотья туч. Дождь плющился в стекло. А мы сидели у шквар- чащей на сковороде яичницы и вели неторопливый разговор. Кондратьев был первым живым источни­ком конкретной информации о положении в городе, готовящемся к последнему сражению за полное уничтожение блокады. Анатолий Дмитриевич рас­сказал мне о начавшемся всенародном вооруженном восстании в Ленинградской области. Защитники нев­ской твердыни и их верные помощники — партиза­ны — уже нацеливались на прорыв в Прибалтику. Это было видно и из задания Ленинградского штаба партизанского движения 4-й бригаде на зимне-весен­ний период 1943—1944 годов. Оно включало такие пункты, как «Разведать старую латвийскую грани­цу», «Насадить агентуру в городе Резекне».

— Пока враг отжал моих ребят от Острова,— го­ворил мне Анатолий Дмитриевич.— Уж больно войск у него там понапихано. Поживем немного вблизи твоих отрядов. А там рванем к морю Балтийскому.

До моря 4-я Ленинградская не дошла (не было необходимости), но в конце зимы она славно воевала на путях, по которым из Литвы, Латвии и Польши спешила помощь разбитым фашистским дивизиям под Ленинградом. Лихим налетом один из ее отря­дов разгромил сильно укрепленный участок «Панте­ры» в районе станции и поселка Ритупе, находив­шихся в 40 километрах юго-западнее города Остро­ва. Такие налеты усложняли и без того нелегкое положение 16-й немецкой армии. Историк группы армий «Север» Вернер Гаупт (он был участником отступления за линию «Пантера») пишет: «Против­ник напирал. Арьергардные части дивизий вынуж­дены вести энергичные оборонительные бои, чтобы не допустить обхода колонн с флангов. К тому же воз­никла опасность со стороны партизан».

А. Д. Кондратьев - командир 4-й Ленинградской партизанской бригады	Ю. Я. Якимов - политрук взвода

В разгар нашего разговора с Кондратьевым по­дошел комиссар бригады ленинградцев Михаил Ва­сильевич Павлов. Опытный партийный работник (до войны первый секретарь Новгородского городского комитета партии), он партизанил с осени сорок пер­вого года. Веселый, общительный, Павлов не расста­вался с гармошкой. Принес ее и в штабную землян­ку. Вскоре в моей «резиденции» раздался довольно стройный хор голосов... Давненько я не пел.

— А знаешь, Вараксов,— неожиданно прервал пение Павлов,— пока вы тут, комбриги, калякали, наши хлопцы обнаружили среди ваших бойцов ре­бят из Ленинграда. Где вы их поднабрали?

Пришлось познакомить гостей кратко с историей 10-й Калининской. На утро этот разговор имел свое­образное продолжение. Несколько партизан попросили у меня разрешения влиться в 4-ю бригаду. Мо­тив один: «Мы — ленинградцы».

— Твое мнение, комиссар? — спросил я у Рома­нова.

— Ленинград — особый город. И ленинградцы...

Я прервал Павла Гавриловича:

— Ты мне лекций не читай. Говори прямо — за или против?

— Конечно, за.

Был и такой случай, В землянку вошла партизан­ка Серова. На глазах слезы. Спрашиваю:

— В чем дело, Елизавета Дмитриевна? Обидел кто?

— Нет,— отвечает,—от радости плачу. Своих земляков повидала. Расцеловала каждого. Зовут с собой. А мне жаль с десятой расставаться. Сколько тяжелого вместе пережили. До конца буду у вас. А зашла обнять Анатолия Дмитриевича и благосло­вить по-матерински на последние бои за мой родной Ленинград.

Серова до войны работала в одном из ленинград­ских ателье портнихой. В начале июня сорок пер­вого поехала в отпуск к родным в Себежский район, да там и застряла. Было ей под пятьдесят, но она до­бровольно пришла в один из наших отрядов. Шила, чинила, штопала одежду партизан. Не отказывалась ни от какой работы. Золотые руки были у ленин­градки.

Славны дела подрывников, разведчиков, пуле­метчиков, но немыслимы их успехи без бойцов пар­тизанского тыла. Особенно холодной осенью и сту­деной зимой, в условиях, когда жильем партизана стала землянка. Как тут не вспомнить с сердечной благодарностью неутомимых старшин хозяйствен­ных частей С. ,. А. Алексеева, Я. Ф. Курицына, Я. П. Петрова, А. Ф. Дроздецкого, И. Т. Борисова, П. А. Макеенка, умельцев выделывать кожи, порт­ных, сапожников С. А. Андреева, В. П. Жагору, С. Е. Шилина, В. Ф. Федорова, Д. И. Васильченко, И. Е. Дмитриенко, Ф. Т. Георгиева, В. М. Николае­ва, В. И. Чапкевича, С. К. Евсеева и других «тыло­виков». Это они пошили 550 пар кожаной обуви, 350 полушубков, много курток и брюк из брезентовых мешков и парашютов, скатали 350 пар валенок.

Сказали свое слово и партизаны-плотники. На бревнах жилых землянок можно было прочесть име­на А. Д. Васильченко, С. Ф. Павлова, Н. В. Васильева, С. Ф. Шершнева, Ф. К. Данченко, Т. П. Иванова, М. А. Устинова, Н. И. Шваренок, В. И. Тимофеева, Р. М. Громова, Т. Н. Шарова, А. А. Шидловского. Их руками в лесных чащобах и на островках болот были сооружены землянки, в которых производился раз­мол зерна, выпечка хлеба, сушка сухарей, размеща­лись ремонтные и пошивочные мастерские.

Создавать уют на войне — искусство. Не пара­докс ли? Война и уют. И все же это так. И солдату и партизану обязательно нужно хотя бы час-другой в неделю душевно отдохнуть, почувствовать себя в домашней обстановке, что ли.

Когда наши отряды размещались в деревнях, было не очень трудно организовать досуг бойцов. Другое дело зимой — в лесных лагерях. Вот почему мы с комиссаром охотно поддержали предложение комсомольских вожаков Марии Сауликовой, Веры Ганюшкиной, Юрия Якимова построить бригадный клуб. Дело в свои руки взяли комсомольцы.

В середине декабря на опушке леса вблизи юж­ной окраины церьковского болота поднялась доброт­но сбитая из бревен землянка. «Зал» клуба имел пло­щадь примерно 70 квадратных метров. Была неболь­шая сцена. Вместо стульев — скамейки. Вместо эле­ктрических лампочек — самодельные светильники. Ведала клубом Мария Клементьева (ныне Цыганкова). Она с помощью комиссаров отрядов В. С. Антипова, Н. А. Волкова, В. А. Федорова и П. П. Макарова выя­вила желающих участвовать в самодеятельности, и вскоре клуб стал желанным местом отдыха молоде­жи (в бригаде большая половина бойцов имела воз­раст до двадцати лет), да и бородачи наши охотно сюда заглядывали. Однажды его посетил уполномо­ченный Калининского штаба партизанского движе­ния А. И. Штрахов. Он вместе со всеми аплодировал хору под руководством командира взвода И. Н. Па­щенко, исполнявшему украинские и белорусские песни, от души смеялся над сценой отступления фа­шистов от Москвы. Покидая бригаду, Алексей Ива­нович говорил:

— За клуб — молодцы. Сделайте его центром и политической работы. Самодеятельность у вас пре­восходная. Честно, так отдохнул на вашем вечере, будто в московском театре побывал.

На щите у клуба вывешивалась стенная газета бригады. Живая, колкая, она привлекала к себе вни­мание вернувшихся из боевых заданий подрывников, разведчиков. Рядом висели листочки со сводками Совинформбюро, последними известиями, приняты­ми по радио. Ими регулярно снабжали клуб радистка К. Н. Щекотихина и шифровальщик И. М. Тетеревников.

В клубе многие из нас встретили и новый, 1944 год. Небольшую поздравительную речь произнес комиссар бригады Романов. А потом новогодний вечер повел Василий Андреевич Федоров — большой мастак на шутки и острое слово. Выступал хор. Соло на балалайке исполнил Федоров. Чудесно не­сколько песен спел двенадцатилетний партизан из отряда Ветковского Юра Кораблев, попавший к нам из-под Ленинграда.

Еще несколько номеров, и Василий Андреевич объявляет:

— Ну а теперь краковяк в честь Нового года. Танцуют все присутствующие в зале.

Танцы не состоялись. Прозвучал сигнал боевой тревоги. Вблизи лагеря появились каратели...