В третью военную зиму снег рано лег на изуве­ченные боями берега Синей и Иссы. Зима была не такой студеной, как в 1941—1942 годах, но морозных дней хватало. Часто кружили вьюги, и точно чьими- то злыми руками били в спины уходивших на бое­вые задания подрывников, разведчиков.

В январе — феврале 1944-го мы продолжали вой­ну на дорогах, но обстановка изменилась и далеко не в нашу пользу. Братский край фактически перестал существовать. Гитлеровцам удалось расчленить бригады, защищавшие его. Мы по-прежнему бази­ровались в лесных массивах междуречья, но неред­ко приходилось покидать лесные лагеря. Отряды и боевые группы укрывались в урочище Лоховня — основной базе бригады Марго. Частыми гостями там были партизаны бригады Бойдина.

Мели метели снежные. Свирепствовали метели свинцовые. Зимой и весной фашисты обрушили на калининских партизан удары 19 крупных каратель­ных экспедиций. Теперь в них всегда участвовали отменно вооруженные подразделения вермахта. Пос­ле победы советских войск в январе 1944 года на берегах Невы разбитые и потрепанные немецкие дивизии отошли от Ленинграда к оборонительной линии «Пантера», фашистскому командованию нуж­но было во что бы то нр! стало очистить их тыл от партизан и... населения. Все сжигалось, уничтожа­лось, истреблялось на пути карателей.

17 января из Себежа в район отправилась кара­тельная экспедиция: 600 гитлеровцев в сопровожде­нии танкеток. Двое суток мела свинцовая метель в Козельцах, Борисенках, Ломах, Воробьях, Машневе и еще в восьми деревнях. Дымящиеся пепелища и ни одной живой души — результат «сражения» сол­дат вермахта со стариками, женщинами и подрост­ками.

В это же время значительные силы гитлеровцев поддержанные авиацией, были брошены против 4-й Ленинградской партизанской бригады и наших ла­герей. Противостоять подразделениям 107-го охран­ного и 640-го учебного полков врага мы в открытом бою не смогли бы. Командиры отрядов имени Киро­ва и Жданова приняли правильное решение — организовали засады. Что бы там ни говорилось и писалось, все же позиционная война —не партизан­ское дело. Оставшись один на один с регулярными частями врага, партизанские формирования не мо­гут продолжительное время защищать занятые ру­бежи. Об этом свидетельствует опыт даже такого соединения народных мстителей, как бригада Алек­сандра Викторовича Германа — прославленного ма­стера гибкого маневра, партизанской тактики.

Если в середине января нам удалось в какой-то мере приостановить движение карателей и нанести им некоторый урон, то в период февральской кара­тельной экспедиции пришлось покидать места свое­го базирования. Началась эта экспедиция 7—8 фев­раля, но узнали мы про нее раньше. Уже 5 февраля Солдатов доложил:

— Товарищ комбриг, есть данные о готовящемся выходе вражеских сил из Латвии в нашем направле­нии.

— А что доносит разведка из Красногородска? — спросил я.

— Комендант стягивает в поселок полицейские группы. Очевидно, для охраны, а гарнизон присое­динит...

— Значит, новая карательная,— перебил я.

— Да. И размерами покрупнее предыдущей.

В. И. Марго - командир 5-й Калининской партизанской бригады

Мы сразу же связались со штабом Марго. Заме­ститель комбрига по разведке П. Н. Петрович под­твердил: экспедиция карателей вот-вот начнет дей­ствовать, в ней примут участие кроме охранных войск тыла два батальона вермахта с артиллерией.

Было ясно — гитлеровцы любой ценой попыта­ются до весны уничтожить или хотя бы рассеять бригады калининских партизан, действовавших в тылу и у границ линии «Пантера». Позже мы узна­ли (тогда лишь догадывались), что уже шли бои за Лугу и фашистская армия откатывалась к Пскову — Острову. Этому отходу вся­чески мешали ленинград­ские партизаны. Они созда­вали заторы для вражеской техники на шоссе Ленин­град — Киев, а советские авиаторы наносили штурмо­вые удары по скоплению вражеских колонн. Это в те дни в дневнике командова­ния группы фашистских ар­мий «Север» появилась за­пись: «В районе действий 18 армии сильная партизан­ская деятельность на шоссе Псков — Луга».

Наши разведданные бы­ли точными. Действительно в экспедиции приняли уча­стие три батальона охран­ных войск, два батальона вермахта с артиллерией и отряды полицейских. Дей­ствовали они с трех направлений: себежского, красногородского и из Латвии. Основной удар упал на брига­ду Марго. Ее отряды отбивались двое суток, а затем покинули Себежский район — ушли к лесной дере­вушке Осиновик Опочецкого района. Здесь, как рас­сказывал потом Владимир Иванович Марго, в пяти домах и надворных постройках временно размести­лись свыше тысячи человек.

Тяжелый четырехчасовой бой с карателями вели отряды Бойдина у деревни Овсянки. В нем участво­вал и разведотряд Бобруся.

В ночь с 10 на 11 февраля противник приблизил­ся к нашим лагерям и сосредоточился на рубежах деревень Рубанка, Поповка, Тряпичино, Опросово, Бубново, Блонты, Ноглово. Мы организовали оборо­ну западнее Тряпичино, южнее деревни Блонты и в населенных пунктах Лубьево, Церьковка, Копино. Весь день 11 февраля шла разведка боем, велась на отдельных участках слабая перестрелка. Очевидно, гитлеровцы не знали точно, одни ли мы или с нами оборону держат другие формирования калининских и ленинградских партизан. Наш штаб получил до­полнительные сведения о силах карателей. Они по­полнились большим отрядом айзсаргов.

— Придется прорываться. Многовато фашистов, 5 пушек, больше десятка минометов,— перечислял на коротком командирском совещании начальник штаба.

— Лучше ускользнуть,— настаивал Солдатов,— окружения полного пока нет.

И ночью мы ускользнули — вышли в тыл против­ника почти без потерь. Каратели утром разгромили пустые землянки двух наших отрядов и, уничтожая остатки деревень на своем пути, вернулись в Себеж и Латвию.

В боях с отрядами бригад Марго, Гаврилова, Бой­дина и Бабакова (последняя до февраля 1944 года действовала в Кудеверском и Новоржевском райо­нах) гитлеровцы потеряли более 400 солдат, офице­ров и полицаев.

Ускользнуть из-под носа превосходящего в силах противника нам помогла разведка, хорошо организо­ванная Солдатовым и командирами отрядов. Развед­чики смело проникали в расположение подразделе­ний карателей и любой ценой доставляли необходи­мые сведения. В подтверждение приведу эпизод, который мы вспомнили при последней встрече с ве­тераном 10-й Калининской Владимиром Ивановичем Величко, кандидатом технических наук, старшим на­учным сотрудником одного из научно-исследователь­ских институтов Ленинграда.

Володя, вступивший в ряды партизан еще до со­здания нашей бригады, со временем стал храбрым разведчиком и бывалым бойцом. В ночь на 11 фев­раля Солдатов послал его, Надю Дмитриеву и еще одного молодого партизана разведать путь для воз­можного отхода штаба бригады. Ребята поехали от­крыто на санках. Заглянули в одну деревню — гит­леровцев нет. Направились в конечный пункт — Ключки. Вблизи никого. Лишь лиса-огневка мельк­нула в кустарнике у реки. В Ключках тоже пусто, угрожающе тихо. «Что-то не так»,— подумал Ве­личко и быстро повернул сани назад. На околице деревни разведчиков накрыл кинжальный огонь ка­рателей. Ребята скатились с санок и врассыпную.

«Хорошо, что подоспели сумерки,— вспоминал Владимир Иванович.— Гитлеровцы не могли вести прицельный огонь, когда я, не задумываясь, бултыхнулся в Иссу. Конечно, им и в голову не могло прийти, что я переправлюсь вплавь по незамерзшей, но ледяной реке. Думали взять живьем. Спохватились. Усилили огонь. Пули, как осы, жужжали над головой, но полсотни метров от берега Иссы до густого подлеска я промчался с рекордной скоростью, Когда добрался до своих, то так продрог, что, как говорится, кишкам тонким больно было».

Легко   сказать — добрался, а ведь путь немалый — более трех километров. И это в обледенелой одежде и обуви... Как сейчас вижу: на небольшой поляне среди замшелых стволов у костра пляшет человек в чем мать родила. Подошел. Спрашиваю:

— Что за самодеятельность?

—  Володька Величко из разведки вернулся,— ответил кто-то из бойцов.— Возвращаясь, купальный сезон открыл.

— Ничего, товарищ комбриг,— усмехнулся пожилой партизан,— не убили в засаде — от воспаления легких не умрет. А вот подлечить бы парня не мешало. Задание-то выполнил.

Пришлось распорядиться выдать Володе из неприкосновенного запаса стакан первача.

Отбиваясь от карателей, мы не имели права забывать о главном. В феврале 1944 года подразделения бригады имели более двадцати столкновений с фа­шистами на коммуникациях, в марте количество боевых операций возросло вдвое. Из февральских довольно заметными были две: разгром имения Станкеева и диверсия в окрестностях Красногородска.

Имение находилось на северо-западной окраине города, в километре от зданий, где размещались солдаты охранных войск. Произвести налет крупными силами мы посчитали нецелесообразным. Поручили сделать его отряду «Смерть оккупантам». Рожко отобрал в боевую группу Д. Е. Холодкова (командир взвода), В. И. Красикова (политрук), И. В. Астратова, Н. И. Тихонова, И. П. Павлова и других раз­ведчиков. В ночь с 13 на 14 февраля 20 смельчаков неожиданно появились у складских помещений, ко­нюшни и скотного двора и обстреляли оккупантов. Не успели оставшиеся в живых солдаты поднять тревогу, как языки пламени уже лизали постройки. Пожар уничтожил 40 тонн сена, 50 тонн ржи и овса, почти весь сельскохозяйственный инвентарь.

Боевая группа вернулась без потерь. Кроме ору­жия и 900 патронов (нужда в них всегда была) раз­ведчики захватили «языка», а на конюшне выбрали 9 лучших лошадей с упряжью и пригнали их в бригаду. Успеху налета содействовали подпольщики, связанные с отрядом Жукова, особенно Анатолий Васильев. Он был за старшего среди батраков име­ния.

В Красногородск Васильев не вернулся, стал бой­цом в отряде имени Жданова. Ходил в разведку, участвовал в боях. В одном из них был ранен и эва­куирован самолетом на Большую землю. Вылечив­шись, попал в армию, дошел до Берлина. В настоя­щее время Анатолий Васильевич Васильев живет в Кисловодске.

В бригаде находился и брат Анатолия — Иван. Тоже был отважным бойцом. Здравствует ныне и он. Иван Васильевич живет и работает в Пскове.

Разгром имения Станкеева имел для нас важное значение. Гитлеровцы только что объявили об унич­тожении крупных партизанских сил, а эти «уничто­женные» партизаны смело хозяйничают почти в расположении красногородского гарнизона. Лучшего опровержения обмана не придумаешь.

Хорошо сработал против фашистской брехни и взрыв комбината на реке Синей, тоже вблизи Красногородска. Осуществила диверсию боевая группа отряда Жукова. Мину замедленного действия весом в 23 килограмма заложил боец М. Н. Родионов. Было это в ночь на 26 февраля. А в 10 часов утра громыхнуло. В результате взрыва были уничтоже­ны динамо-машина, освещавшая военный городок, шерсточесалка, мельница на два постава, лесопилка. Сгорело трехэтажное здание хлебокомбината и 12 тонн зерна.

Приближалась весна. Утром года называл Алек­сандр Сергеевич Пушкин март месяц. Утро 1944-го обещало новые победы советского оружия. Нас ра­довали успехи 2-го Прибалтийского фронта. От оккупантов были освобождены Новосокольники, Забелье, Локнянский, Ашевский, Бежаницкий районы, частично город Пустошка и Кудеверский район. Бои велись на подступах к священным местам русского человека — Пушкинскому краю. Фашистские диви­зии, оказывая сильное сопротивление, откатывались, хотя и медленно, на запад. В первых числах марта они оборонялись на рубежах: озеро Черешно (25 ки­лометров северо-западнее поселка Пушкинские Го­ры) — разъезд Русаки — населенные пункты Крыло­во, Заход, Маслиха (6 километров южнее города Новоржева) — озера Але, Калинное, Хвойно, Ученое, Лосно, Свибло, Нещедро.

В связи с наступлением войск нашего фронта начальник штаба партизанского движения Калинин­ской области издал специальный приказ, который требовал рассредоточиться для действия на дорогах поотрядно. В приказе отмечалось ослабление боевой деятельности некоторых партизанских отрядов, рас­считывавших на скорый приход в район их дисло­кации наших войск. Один из пунктов приказа требо­вал не давать фашистам при отступлении сжигать села, увозить в Германию мирных граждан, забирать скот.

За 10-й Калининской по-прежнему закрепля­лись дороги Опочка — Мозули, Опочка — Красногородск — Лудза и Красногородск — Мозули. Выше я уже говорил, что в марте мы удвоили количество диверсий на дорогах и налетов на мелкие гарнизоны врага. Назову некоторые из них.

3 марта группа бойцов во главе с командиром от­ряда Жуковым организовала засаду на шоссе Крас­ногородск — Опочка, вблизи деревни Кострово. Вско­ре со стороны Красногородска показалась колонна автомашин. Ее встретили пулеметным огнем. Был он губительным для гитлеровцев: одна машина сгорела, остальные три свалились в кювет.

В тот же день Жуков предложил комиссару Вол­кову:

— Давай завернем к Ночево. Тряхнем гарнизон.

Накануне гитлеровцы установили в этой деревне небольшой гарнизон из только что набранных, частично в принудительном порядке, полицаев. Стар­шим был назначен немец фельдфебель.

— Полицаи там свеженькие,— ответил Николай Александрович,— необстрелянные. Лучше предло­жим им сдаться без боя.

И еще одна засада. 11 марта группа бригадных разведчиков в составе А. Д. Дмитриева, Н. П. Ивано­ва, Е. А. Тереня, С. Д. Дмитриева, Л. 3. Егорова, Н. В. Бартеньева, Г. П. Петрова, И. Г. Баранова, П. Д. Дмитриева, Н. А. Петраченко, Н. Н. Орехова и пулеметчиков из отряда «25 лет Октября» С. С. Чапкевича и Н. Н. Чапкевича под командованием П. 3. Позднякова дала бой гитлеровцам на шоссе между деревнями Малая Язвица — Пески. Это в на­правлении к станции Идрица. И тут нам сопутство­вала удача. Из ста фашистов каждый пятый остался навечно в мозулевских снегах.

В штабе партизанского движения понимали, в сколь тяжелом положении стали мы находиться в связи с приближением к нашим районам линии фрон­та. Штаб усилил переброску нашим бригадам воору­жения, взрывчатки, снаряжения и продовольствия. Летчиками части, которой командовал подполковник Золотов, за 15 летных ночей марта в бригады кали­нинских партизан, действовавших в районе Себеж — Идрица — Красногородск — Опочка, было перебро­шено 50 пулеметов, около 100 автоматов, 406 ООО пат­ронов для ППШ, более 2000 гранат, свыше 3600 мин, 4000 килограммов тола и другие необходимые бое­припасы. Кроме того, поступило около 1 тысячи пар холодной обуви, некоторое количество продовольст­вия, медикаменты и для раненых партизан 91 кило­грамм сахара.

91 килограмм. Мизерная цифра по нынешним временам, но тот, кто партизанил вблизи линии фронта в огненном кольце вражеской блокады, зна­ет, что такое кружка чая с куском сахара для тяже­ло раненного партизана или для ребенка. А ведь ре­бятишек, укрывшихся в лесных лагерях (они носили название — гражданские) вместе с матерями под за­щитой партизан, было более тысячи.

Как правило, в обратные рейсы летчики забирали с собой тяжело раненных и сильно больных парти­зан. В те февральско-мартовские дни были спасены таким образом 207 наших боевых товарищей.

В засадах на дорогах мы теперь теряли меньше людей, чем летом или осенью, но ощутимы стали потери в разведке. Сказывалась высокая концентра­ция вражеских войск под Идрицей, Себежем, Опоч­кой, в соседних уездах Латвии. Тревожным ознобом сердца отзывался каждый доклад командиров отря­дов о потерях. 8 марта 1944 года слушаю началыника штаба отряда имени Кирова Иванова:

— В деревне Мулдово разгромили молочно-сли­вочный пункт немецкой ортскомендатуры. Оборудо­вание все уничтожено. В квадрате 00 — 68 приняли бой с подразделением противника. Фашисты поте­ряли убитыми более десяти человек.

Говорит Иванов словно нехотя, сам мрачнее ту­чи. Присутствовавшая в штабе Анастасия Васильев­на Павлова не выдерживает:

— Да не тяни ты за душу, Ерофей Федорович, говори, кого потеряли.

— Степана Андреевича,— выдавливает Иванов.

— Андреева? — кричит Павлова.

— Андреева? — переспрашиваю и я, хотя и так ясно, что погиб еще один из легендарной «неулови­мой восьмерки».

7 марта командир взвода отряда имени Кирова Андреев с небольшой группой своих бойцов отпра­вился в разведку. Что-то подвело опытных парти­зан, и они напоролись на засаду. Врагов было раз в пять больше. Прикрывая отход группы, Степан Андреевич засел в одном из крайних домов деревни Мулдово. Фашисты окружили и подожгли его. В от­вет на предложение сдаться из горящих сеней в гитлеровцев полетела граната.

А командира «неуловимой восьмерки» Алексея Васильевича Андреева мы потеряли немного рань­ше— в разгар зимы. И он погиб, прикрывая отход своих бойцов. Две последние гранаты в наседавших фашистов — и те в замешательстве отпрянули назад. Но пуля одного из них угодила герою в сердце. Бой­цам удалось унести тело командира. Последнее «про­сти» мы сказали Алексею Васильевичу под грохот салюта в деревне Афанасьева Слобода. Теперь могила Андреева на братском кладбище у Томсино Себежского района — прославленного партизанского села.

Василий Михайлович Орехов, Алексей Василь­евич Андреев, Степан Андреевич Андреев. Храбрей­шие из храбрых. Вечная им память!

Всю вторую половину марта 1944 года мы и со­седи отбивались от карателей. Удары следовали один за другим. 15—16, 22—24 марта и 27 марта. Позже от Марго я узнал, что эти удары по нашим рассредоточенным отрядам гитлеровцы называли «весенним патрулированием». Документ о целях этой экспедиции и ее план партизаны бригады Мар­го нашли у убитого ими фашистского лейтенанта.

Упорные бои разгорелись в районе деревни Блон- ты. Здесь удар карателей приняли на себя отряд «25 лет Октября» нашей бригады и два отряда 15-й Калининской бригады партизан под командованием Дмитрия Александровича Халтурина.

Бригада Халтурина формировалась во второй половине 1943 года, но сам комбриг повидал уже много партизанского лиха. Кадровый военный, вы­ходя из окружения, он в декабре сорок первого по­встречал на своем пути народных мстителей, да так и остался в их рядах. Командовал боевой группой, отрядом, подорвал бронепоезд, в первые дни рейда Калининского партизанского корпуса выиграл круп­ный бой в районе Клиновое у регулярной части вер­махта, выиграл по всем правилам воинского искус­ства. Позже на посту начальника штаба бригады Дмитрий Александрович вместе с комбригом Бойди- ным организовал несколько удачных налетов на до­вольно крупные гарнизоны врага.

Но в марте 1944-го сказалось превосходство в си­лах карателей, и отряды Халтурина были оттеснены с рубежей обороны. Под покровом ночи отошел и отряд Ветковского из нашей бригады. 16 марта фа­шисты ворвались в опустевший лагерь отряда Жу­кова, а затем повернули в сторону расположения от­рядов бригад Гаврилова и Марго.

Отходить без больших потерь, да так, чтобы ка­ратели не приняли наш маневр за бегство, нелегко. Много умения, выдержки и отваги требовалось и от командиров, и от бойцов. Но каково было тем, кто оставался в потаенных землянках с тяжело ранен­ными и больными тифом? У меня сохранилось пись­мо-воспоминание Валентины Бусовой (ныне Бело­вой) написанное по моей просьбе сразу в послевоен­ные годы. Валю оставили охранять и помогать в ле­чении разведчиков, которые, возвращаясь с боевого задания от линии фронта, подхватили в дороге тиф. Привожу это письмо почти полностью:

«За всеми больными тифом ухаживала бригадная санитарка Женя Лапкина, скромная, очень добросо­вестная девушка, моя землячка. Я ей помогала: ки­пятили в котле одежду тифозных, готовили пищу. Ребята молодые. Дело пошло на поправку. Пришли в себя Митя Лебедев, Яша Жагора, Ваня Ярослав­ский, дед Минай из бригадной хозчасти и другие то­варищи, чьи фамилии запамятовала. Мне нужно было со связным уходить в отряд, но тут привели в наши землянки разведчика Ивана Сергеева, ранен­ного в обе ноги. Я замешкалась с уходом, а рано утром 15 марта к нам прибежал разведчик и сказал, что немцы на «ноге» — наступают, значит, уже в трех километрах от лагеря.

Мы с Женей быстро одели всех больных и поса­дили на две повозки. Торопились — иначе несдобро­вать. Когда проезжали мимо деревни Церьковки, по­пали под огонь карателей, но ничего — обошлось. Добрались до потаенных землянок на болотном островке. Разместили своих подопечных: больных — в одной землянке, раненых — в другой. Вскоре всех нас сморил сон.

Спала, как в детстве, крепко-крепко, проснулась от грохота — гитлеровцы стреляли по островку. Схватила свой карабин, выбежала из землянки, а Женя уже погрузила тифознобольных. Была на дру­гом островке у нас еще запасная землянка. Хотела бежать за повозкой, чтобы в случае прикрыть огнем, смотрю — ползет Иван Сергеев. Не оставлять же то­варища врагу на поругание и смерть. Подхватила его под мышки — потащила. А фашисты все ближе и ближе. Ну, думаю, конец. Слышу шорох сзади. Оглянулась — славная Женька ко мне на помощь ползет. Еще метров двести ползком... Когда подня­лись, землянки наши полыхали огнем. Рвались гра­наты.

Что делать? Бежать за своими, за повозкой — поздно, да и след каратели могут взять. Затаились в кустах. Просидели, мокрые, замерзшие и до смерти усталые, ночь. Днем встретили отбившихся от отря­да партизан-латышей. Вместе с ними добрались до своих. И надо же — все живы остались. Сергеева перебросили в советский тыл самолетом».

Неустрашимость Вали и Жени в те страшные часы — она почти неосознанная — из сердечных глу­бин, от твердого понимания: «Так надо!»

Последний удар в марте каратели нанесла 27-го. В сохранившемся у меня донесении командира от­ряда Жукова сообщалось:

«27 марта 1944 года противник силою до 1000 че­ловек, вооруженный тяжелыми минометами и пуле­метами, в 9-00 предпринял наступление против от­ряда имени Жданова в районе дислокации — квад­рат 90—80. Наступление шло с трех сторон — север­ной, восточной и южной. С западной стороны была устроена засада. В результате 40-минутного боя от­ряду удалось выйти из окружения».

Вот так лаконично и скромно в донесениях. А на деле? Отряд только что расположился на отдых. На­кануне вечером командир Жуков и комиссар Волков водили бойцов в налет на полицейский гарнизон в селе Богородицком. Возвращаясь после разгрома очередного «осиного гнезда», пришлось иметь боевое столкновение в районе деревни Березица с запоз­давшей вражеской подмогой разбитому гарнизону. Подрывная группа отряда в это же время была на минировании дороги на шоссе Опочка — Себеж.

И вот вместо отдыха — бой в окружении, когда на каждого бойца 5—б гитлеровцев.

Сила прорыва. Она — производное многих факто­ров. Постоянная разведка и хорошо организованное охранение лагеря не позволили карателям застать партизан врасплох. Несдобровать бы отряду, если бы командиры не разгадали замысла противника на­вязать партизанам прорыв в сторону леса. И конеч­но, неукротимость духа, отвага.

А ведь каратели поначалу уже торжествовали победу. С их стороны раздавались крики: «Сдавай­тесь или всем капут!» При сближении автоматчики старались стрелять по ногам — нужны, видимо, были гитлеровцам пленные для получения сведений о партизанских лагерях.

Прорвался отряд. И раненых спасли — спрятали в болоте. Ночью Зина Плюскова переправила их в себежские леса.

С. А. Андреев - командир взвода	В. П. Клинаев - фельдшер отряда

В тех боях был тяжело ранен военфельдшер Ва­силий Клинаев — ветеран бригады. Досрочно окон­чив фельдшерскую школу, Василий ушел на фронт в составе добровольческого коммунистического пол­ка. . Попал в плен. Дважды бежал от гитлеровцев. Первый раз выпрыгнул из железнодорожного эше­лона с военнопленными, но был пойман и зверски избит. Второй побег удался. Скрывался у крестьян- белорусов. Здесь судьба и свела его с лейтенантом Лебедевым, формировавшим партизанскую бригаду «На запад». У нас он как специалист пользовался авторитетом, участвовал во многих боевых операци­ях. Бойцы, несмотря на молодые годы Клинаева, на­зывали его уважительно: товарищ доктор. Нам вско­ре удалось эвакуировать Василия на Большую зем­лю. Ныне Василий Павлович Клинаев — заслужен­ный врач РСФСР. Живет и работает в Саратовской области.

Нельзя еще раз не сказать о наших медиках доб­рое слово. На смену метелям в апреле пришла сне- жица — весенняя талая вода. По народному поверью она возвращает силы. Все это так, но раненые наши находились на болотных островках, там же таились жители сожженных врагом деревень. Холод и отсут­ствие хорошей обуви вызвали вспышку заболеваний, участились случаи тифа и малярии.

Самоотверженно наши доктора, фельдшера, ме­дицинские сестры и санитарки боролись за жизнь бойцов. Медикаментов не хватало. Присылали их из советского тыла немного. Выручали подпольщики из населенных пунктов, где стояли гарнизоны про­тивника. Доставали всякими правдами и неправда­ми. Шло изготовление разных настоев и микстур и кустарным способом из корней лекарственных трав, коры, сушеной ягоды. Как-то иду с адъютантом и двумя автоматчиками к отряду Ветковского — на­встречу группа бойцов. Вооружены, но в руках ка­кие-то мешочки, лукошки. Спрашиваю у старшего:

— Куда посланы?

— Заниматься журавлиной работой,— улыбается командир.

— Какой-такой журавлиной? — не понял я.— Что за шутки?

— Идем по приказу комиссара отряда собирать клюкву для санчасти,— отрапортовал сержант и, не сдержав официального тона, добавил: — Говорят, то­варищ комбриг, из-под снега она сверхлечебная.

Через руки нашего медперсонала прошло только тяжело раненных около полутораста человек. Смерт­ность не превышала двух процентов. А сколько ран пришлось перевязывать в бою, скольких людей ле­чить в гражданских лагерях от навалившихся болез­ней. Кто это сосчитает! В дни войны не было приня­то говорить о клятве Гиппократа, да вряд ли про этого выдающегося врача и естествоиспытателя древ­него мира знали наши медсестры и санитарки. Но все они поступали так, как того требует клятва на верность священному долгу целителя-врача. И за это наше партизанское спасибо тогда, сейчас и на будущие времена хирургу В. П. Щелкуновой, воен­ным фельдшерам Е. А. Башкирову, Н. Ф. Брюхову, Р. Ф. Габайдуллину, П. Е. Сафонову, медицинским сестрам А. И. Морозовой, А. Н. Наумовой, 3. Д. Его­ровой, А. М. Никитиной, бесстрашным санитаркам Н. М. Захаровой, М. Г. Григорьевой, К. Г. Зуйковой, Л. М. Карузиной, М. С. Лой, С. Д. Муравьевой, Т. К. Крестьянской, В. П. Зотчик, Е. Р. Кругляковой и другим медицинским работникам бригады.

Каждая новая карательная экспедиция уменьша­ла число жителей деревень Красногородского и Сб- бежского районов. Зато возрастало население лесных лагерей. До трех тысяч женщин, стариков, подрост­ков и детей размещалось в лагерях «Митрин остров», «Гора Камениха», «Черная речка», «Волчьи ямы», «Костино поле», «Яблочкино». Главной хозяйкой по «расквартированию» у нас была А. В. Павлова — член Красногородского подпольного райкома партии. Действовала она энергично, поступала справедливо. Ее слушались и старые и малые.

Лагеря, как правило, устраивались в труднодо­ступных для врага местах. Например, лагерь «Мит­рин остров» был расположен на островке площадью в один гектар, окруженном малопроходимым боло­том. С целью маскировки верхушки крупных де­ревьев на нем были подрезаны. Строго соблюдались правила топки печей. Проходы и выходы к лагерю осуществлялись не одной дорогой, а мелкими тропа­ми. На высокой ели находился наблюдательный пункт. Дежурство на нем неслось круглосуточно.

Охраняли «Митрин остров» юные бойцы, имено­вавшие свою группу громко и солидно: взвод охра­ны. Храбрые подростки Сергей Дубровин, Николай Дубков, Иван Андреев, Аня, Вася и Иван Барабаш- кины, Иван Борисов и другие «орлята» — всех фа­милий их уже не помню. Командовал ими шестнад­цатилетний Юра Зубков, тот самый парнишка, что вместе с отцом прибыл в наше распоряжение в пер­вые дни прихода бригады в междуречье. Ребята были хорошо вооружены. Они не только охраняли лагерь, но и ходили в разведку.

Население гражданских лагерей всецело жило жизнью нашей бригады. Женщины выпекали хлеб для отрядов, шили белье из парашютного полотна, стирали, топили землянки-бани. За порядком в лаге­рях следили несколько человек, которым была предо­ставлена немалая административная власть. За вся­кое нарушение штаб бригады взыскивал с них. Ну, а они, в свою очередь, не давали спуску нарушителям порядка. Одним из таких «лагерных комендантов» был участник гражданской войны И. М. Прокофьев. До войны Иосиф Матвеевич работал участковым ми­лиционером, и, надо сказать, его профессиональная привычка блюсти железный порядок была очень кстати. Любую мелочь подмечал. Бывало развесят женщины свое немудреное бельишко на. деревьях после стирки, а Прокофьев тут как тут, шумит:

— Вы, что, сороки-белобоки, воздушных разбой­ников приманиваете. Хотите под арест попасть?

Иному нарушителю приходилось ночь-другую провести в холодной бане. Это за мелочь, за больший проступок наказывали строже.

В апреле стало в лагерях очень тяжело с питани­ем. Запасы поистощились. Выходить жителям на пе­пелища родных деревень, чтобы вырыть спрятанные в ямах продукты, было почти невозможно — свиреп­ствовали каратели. Особо большая нужда была в соли и жирах. И тогда комиссар бригады предложил:

— Давай-ка, Николай Михайлович, попросим по­мощи у латышей. Самсон сейчас, кажется, кое-чем располагает.

— А разведданные у тебя верные? — шутливо спросил я у Романова.

— Абсолютно,— в тон мне ответил Павел Гаври­лович.

И вот мы в пути. Апрель набирает силу. Снег еще цепко держится за вывороченные пни, пластами ле­жит в ложбинках. Лошади часто идут по весело жур­чащей весенней воде. А на душе невесело. По всему видно, фашисты вот-вот обрушат на наши отряды новую карательную экспедицию. Масштаб ее, очевид­но, превзойдет все остальные. А у нас возможности для маневра ограничены.

Мои думы подтвердил и Вилис Петрович Самсон. Принял он нас хорошо. На нашу просьбу ответил:

— О чем разговор. Поделимся. Соль есть. Жиры найдем — потрясем кое-кого из той породы людей, о которых русская пословица говорит: «В бок не дви­нешь, так и с места не сдвинешь».

Самсон командовал в это время 1-й Латвийской партизанской бригадой. Штаб Самсона тоже распола­гал данными о готовой к выходу новой карательной экспедиции.

Весеннее половодье, необходимость охранять мир­ных жителей, лишенных крова и хлеба, создали до­полнительные трудности для отрядов. Однако поли­тико-моральное состояние бойцов бригады не снизи­лось. В этом была большая заслуга коммунистов и комсомольцев. Ряды отрядных партийных и комсомольских организаций к весне 1944 года пополнились боевым народом. 101 коммунист, 270 комсомольцев- немалая сила. И она давала себя знать. Прежде все­го, конечно, в боевых делах. Каждый вступающий в те дни в партию или комсомол знал: воевать он те­перь обязан лучше, с него должны брать пример дру­гие. Бывший подрывник отряда «Смерть оккупантам» Виктор Михеенко вспоминает:

«Мне не было полных шестнадцати лет, но я уже не раз ходил на боевые задания. Командир нашей подрывной группы Володя Кирьянов хвалил меня, и я думал, что достоин стать комсомольцем. Подал за­явление. Заседал комитет на лесной опушке. Члены его сидели на пнях и были такими строгими и все такие боевые по делам, что я сдрейфил — решил: не примут. Приняли, а напутствие дали такое: «С се­годняшнего дня ты, Виктор, двужильный. Будешь первым в бою, неунывающим в походе, последний сухарь пополам с товарищем».

Поначалу пятнадцатилетнего паренька из деревни Яшково Идрицкого района Витю Михеенко не хотели брать в партизаны, советовали подрасти. Упрямый подросток отправился вслед за бригадой. Шел 30 ки­лометров, и тогда командирское сердце дрогнуло... Став комсомольцем, Михеенко точно следовал нака­зу, полученному на опушке леса. Позже храбро вое­вал в рядах армии, был танкистом в прославленной Кантемировской дивизии. Закончил войну в Праге коммунистом. Вот она, славная боевая юность!

Коммунистам и комсомольцам было тоже с кого брать пример. Политруки взводов И. Я. Порядин, Юрий Якимов, Вера Ганюшкина, Н. Я. Ерофеев, Я. Тереня, С. Ф. Иванов, И. А. Тучинский, И. Красиков, Н. Ф. Прищепов, А. П. Захаров, П. Е. Гришанов — что ни фамилия, то неустрашимый человек... Шел бой с апрелковским гарнизоном врага. В какой-то момент дрогнули ряды атакующих парти­зан под яростным пулеметным огнем. И тогда раздал­ся звонкий голос вожака комсомола Веры Ганюшкиной:

— За мной, ребята!

Девушка первой бросилась к зданию, где засели пулеметчики.

Таких примеров много в боевой летописи бригады.

Ни снежные, ни свинцовые метели не могли пре­кратить большую политико-массовую работу наших коммунистов и комсомольцев в деревнях, которые еще не были сожжены дотла карателями, в крупных населенных пунктах, где стояли гарнизоны врага. Сводки Совинформбюро, переписанные на обрывках бумаги, наши листовки и листовки штаба партизан­ского движения часто появлялись там, звали к со противлению. На какие только ухищрения не шли наши агитаторы. Сауликова и ее помощники вписы­вали наиболее важные сообщения из советского тыла в статьи фашистской газетенки, которая вывешива­лась во многих видных местах Красногородска, Мозулей и в других населенных пунктах. Радовались блю­стители «нового порядка» тому, что жители проявля­ют большой интерес к их печатному слову. Не сразу разгадали «междустрочный секрет» партизанской агитации.

А она была действенной. Тому подтверждение — создание новой подпольной группы в самом Красногородске (Василий и Владимир Тарасовы, Юрий Вальковский и другие), переход в бригаду группы польских военнопленных во главе с Тадеушом Гонсировским, работавших на строительстве новой ветки железной дороги, 18 солдат-латышей из 327-го дорожно-строительного батальона. Стали не редки слу­чаи добровольной сдачи в плен солдат-немцев. Один из таких солдат — двадцатилетний Ганс, в прошлом рабочий, попросил доверить ему оружие и несколько раз участвовал в боях против гитлеровцев. Ганс был храбрым партизаном и отменным шутником. Когда гремели последние залпы партизанских автоматов на старой латвийской границе, ему доверили отвести несколько десятков пленных на сборный пункт к Опочке. По дороге Ганс заставил их разучивать «Ка­тюшу». К концу пути они хотя и не очень стройно, но довольно старательно выводили: «Расцветали яблони и груши...»

Улучшилась, стала более конкретной и оператив­ной политработа в отрядах и боевых группах. Комис­сары Волков, Федоров, политрук Порядин, комсо­мольские активисты Сауликова, Якимов, Орлова и другие товарищи почти всегда провожали (если сами не уходили с группой) бойцов на боевое задание на­путственным словом. Вернувшихся в лагерь подрыв­ников и разведчиков информировали о последних из­вестиях, принятых по радио. На вооружении полит­работников были и хороший рассказ из истории Ро­дины и, конечно, песня. Особенно любили слушать бойцы рассказы Ерофея Федоровича Иванова о пар­тизанских боях в Сибири, в которых прошла его бое­вая молодость в годы гражданской войны.

Трудно ответить на вопрос, кто и когда подобрал слова песни «Мать и сын», часто звучавшей в зем­лянках. Немудрые слова ее повествовали о встрече парня с матерью на пепелище родного села, сожжен­ного фашистами. Сжималось невольно сердце от слов:

Вышла откуда-то старая мать:

— Где же, сыночек, тебя принимать?

Немцы-враги все забрали, сожгли,

Настю, невесту твою, увели.

Последние слова песни рассказывали о решении парня уйти в партизаны. И это было понятно, близко сердцу и слушателей и исполнителей:

Ловко прилажен походный мешок,

Свежий хрустит под ногами снежок.

Вьется и тает махорочный дым,

Тропой партизанской к друзьям боевым.

На мотив известной песни «Сотни юных бойцов» пели в наших отрядах песню «Месть», которая начи­налась словами:

Под лозиной густой партизан молодой

Притаился в засаде с отрядом.

Под осенним дождем мы врага подождем,

Уничтожим фашистского гада.

Популярны были песни «Кубанка», «Женька». Звучали и принесенные из-за линии фронта «Синий платочек», «Темная ночь». Оттаивали сердца от пес­ни, горе, невзгоды и тяготы походной жизни как-то отодвигались на второй план.

В. А. Ершов - командир группы

Конец первой недели апреля принес в наши ла­геря весть о выступлении карателей против бригады Лисовского и других партизанских формирований, находившихся в лесах в южной части Себежского и Идрицкого районов. Одновременно узнали мы о бом­бежке вражеских гарнизо­нов в Опочке и Идрице со­ветскими самолетами. Мы в эти дни провели несколько удачных диверсий на ком­муникациях врага. Группа партизан отряда имени Жда­нова (командир В. А. Ер­шов) на шоссе между гарни­зонами противника в дерев­нях Малиновка и Кременцы сняла полевой провод связи протяжением в три кило­метра. Отряд «Смерть окку­пантам» под командованием И. П. Рожко устроил засаду на дороге к Латвии. Из про­тивотанковых ружей и пу­леметов была обстреляна вражеская колонна. Три ма­шины были уничтожены. Фашисты большими сила­ми устремились преследовать партизан, но отряд, не понеся потерь, растворился в ближайшем лесу.

Числа 13 или 14 апреля в сопровождении Георгия Самоучкина я отправился в урочище Лоховня. Стоял теплый день, но тучи, из-за которых время от време­ни показывалось солнце, были серо-грязными. Впере­ди нас громыхнуло.

— Пушки бухают,— встрепенулся задумавшийся Георгий.

Я прислушался. Опять и опять громыхнуло.

— Нет, Жора. Не канонада, а первый весенний гром.

Да, это был гром, необычный для апреля. Под его раскаты мы и прибыли в «партизанскую столицу» Лоховню. У Марго застали Бойдина. От него узнали название готовящейся новой карательной экспедиции. Гитлеровцы закодировали ее под именем «Пасхаль­ная»— приближался религиозный праздник пасха. Спросил у Федора Тимофеевича:

— Откуда название известно?

Бойдин рассмеялся:

— На бронированном хорьхе сам комендант Опочки в бригаду заезжал. Сказал — капут нам.

— Поэтому и дрожишь как осиновый лист,— по­шутил Марго.

— Жрать хочу, Володя. В желудке у меня все волки Лоховни зубами лязгают.

— Потерпи. Сейчас распоряжусь — принесут кот­летку из конины.

— Нох айне.

— Чего? — не понял Марго.

— Еще одну,— перевел Бойдин,— соображаешь: одну и еще одну.

В бригаде Марго зарезали несколько лошадей. Угощая нас котлетами, Владимир Иванович расска­зывал, какой бой пришлось из-за этого выдержать с членом бюро Себежского подпольного райкома пар­тии Павлом Силантьевичем Васильевым, в чьем ве­дении были партизанские комендатуры. Оно и понят­но: приближалась посевная страда. А какая пахота без лошадей.

Ранним солнечным утром 16 апреля разразилась самая большая в 1944 году свинцовая метель в нашей округе, продолжавшаяся четверо суток. Началась она градом бомб на Лоховню и некоторые другие базы бригад Бойдина, Гаврилова, Карликова, Бабакова и Халтурина. Бомбежке и пулеметному обстрелу под­вергались и деревни партизанской зоны. Вражеские самолеты поднимались в воздух с идрицкого аэродро­ма и шли волна за волной. Затем двинулись каратели общим числом до 10 тысяч человек, с артиллерией и танками.

В наиболее трудном положении оказались бригады Марго, Бойдина, спецотряд Гришмановского, отряд Либы из бригады Гаврилова. Карателям удалось ов­ладеть несколькими партизанскими лагерями, нару­шить связь между многими отрядами. Противник на­столько был на этот раз уверен в успехе, что в штаб охранных войск командующий экспедицией отправил радиограмму: «1400 партизан окружены плотным кольцом в районе Матвеево, Городище, Фетьково. 17.4 окруженные партизаны будут уничтожены». Это хвастливое заверение было перехвачено и дешифро­вано в штабе нашего фронта в конце первого дня «Пасхальной».

Критическое положение создавалось для нас у реки Веть, К вечеру 16 апреля в районе брода сосре­доточилось не менее тысячи человек. Отряды Марго, один из отрядов Халтурина во главе с комбригом, партизаны других бригад, в том числе группа под­рывников (старший Валентин Ершов) нашей брига­ды, партизанский госпиталь, эвакуированный из Лоховни,— все это нужно было переправить через сту­деную Веть. Переправлялись с боем. Каратели вскоре пристрелялись к броду. Не всех досчитались в отря­дах после ледяной купели. Раненых, не сумевших преодолеть водную преграду, каратели зверски до­били.

Переправившиеся через реку партизаны углуби­лись в большие болота. Мокрые с ног до головы, отси­живались на островках и на кочках. Строжайший приказ запрещал разводить костры, курить, перекли­каться. Непроглядную ночь расчерчивали во всех на­правлениях трассирующие пули, на берегах реки взлетали в небо ракеты. Беспрестанно строчили пу­леметы.

Из кашей бригады бой с карателями вел отряд Ветковского в районе южнее деревни Блонты, Фаши­стов было около 800 человек с минометами и артил­лерией. Рядом отбивали натиск карателей бойцы бригады М. П. Карликова. Эта бригада была сформи­рована из бойцов 8-й Калининской бригады, разби­той карателями весной 1943 года в Кудеверском районе. Соединение небольшое — чуть свыше 200 человек.

Остальные наши отряды находились в северной части Красногородского района и в зону активных действий экспедиции не попали. Тяжелые испытания выпали на долю большой группы бойцов из отряда имени Кирова. Группа под командованием лейтенан­та Павла Петрова, возвращаясь издалека в лагерь, выдержала неравный бой с гитлеровцами, израсходо­вала все боеприпасы, а на подступах к лагерю вече­ром обнаружила карателей. Об экспедиции Петров и его товарищи не знали.

В разведку пошли четверо: фельдшер Аркадий Ярдаков, пулеметчик Станислав Воронков, разведчи­ки Василий Соколков и Эдуард Сипченко. Ребята от­дали им последние патроны. Не прошло и двадцати минут, как послышалась перестрелка, взрывы гра­нат... Идти в лагерь с одним холодным оружием Пет­ров не решился. Стали ждать возвращения разведки.

Вспоминая ту страшную ночь, Павел Петрович про­живающий ныне в городе Холм, пишет:

«Лишь на рассвете вернулся Сипченко. Он расска­зал: Ярдаков и Соколков убиты, Воронков ранен ла­герь взорван и сожжен, каратели ушли. Мы напра­вились к лагерю. По дороге нашли обезображенное до неузнаваемости тело Ярдакова. Рядом валялись окро­вавленная медицинская сумка и наган без единого патрона. По куче автоматных гильз обнаружили мес­то, где принял бой Соколков, но трупа нигде не было. Можете представить нашу радость: в лагере нас встретил верхом на лошади Василий. Раненный в обе ноги, он отполз в кусты, а когда каратели ушли — поймал лошадь, бродившую по опустевшему лагерю. Вот они, настоящие герои нашего далекого прошлого: Ярдаков, Соколков, Воронков, Сипченко. Вчетвером дрались против сотни врагов».

К этому эпизоду следует добавить: по моему при­казу группа Петрова, пополнив боеприпасы, через несколько часов вступила в бой. От населенного пункта Ровно двигалась колонна карателей — около 300 солдат. Нужно было задержать ее. Петров с 60 бойцами сделал засаду в районе кладбища. Гитлеров­цам удалось окружить партизан. Кольцо стало ежи- ! маться. Худо пришлось бы ребятам, но в это время | с тыла по карателям был открыт сильный автомат­ный огонь. Это на выручку подоспели партизаны бригады Самсона. Гитлеровцы не выдержали боя и отошли.

Четверо суток полыхали пожары. Каратели, пре­следуя маневрирующие отряды партизан, уничтожа­ли на своем пути деревни, хутора, лесные лагеря. За­хваченных стариков, детей, женщин загоняли в сараи и, облив их бензином, поджигали. Только в Себеж- ском районе в те дни фашисты расстреляли и заживо сожгли более 260 жителей, из них 50 детей, угнали с собой около 600 человек.

Карателям удалось обнаружить лесной лагерь жи­телей деревень Машнево и Ноглово. Часть из них фа­шисты загнали в большую землянку, вырытую в горе Камениха, набросали соломы у входа и зажгли ее. Тех, кто пытался выскочить из огня, кололи штыка­ми, добивали ножами. Остальных жителей погнали на поляну под пулеметный огонь. Чудом спаслись девочки-подростки Катя и Зина Борисовы. Раненные, они притворились мертвыми. От них мы и узнали подробности этой трагедии.

Так же зверски поступили каратели и с жителями деревни Репшино. Пулеметный огонь скосил всех. Уцелела лишь одна семья — Татьяна Григорьева и ее трое малолетних детей. Землянка их была очень ма­ленькой. Один из карателей пытался просунуться в дверь — не получилось. Тогда другой в трубу землянки бросил гранату. К счастью, она не взор­валась.

19 апреля каратели окружили деревню Бараново Красногородского района. Вытолкав из изб 27 ста­риков и подростков на площадь, потребовали сказать, кто в деревне связан с партизанами. Все молчали. Офицер повторил приказ. Опять молчание. Предводи­тель карателей злобно выкрикнул:

— Жечь!

Запылали избы. Не сразу поняли запертые в сарай жители, какая смерть с нечеловеческими муками их ожидает. Но вскоре дым заполонил постройку. Более сильные ринулись к двери. Сломали засов, но на ули­це попали под автоматные очереди врага. Из 27 муж­чин спаслось 7. Двое из переживших этот кошмар здравствуют и ныне. Николай Алексеевич Алексеев, рабочий совхоза «Калининский», и Михаил Федоро­вич Федоров, колхозный пенсионер — живые свиде­тели зверств немецко-фашистских захватчиков.

«Пасхальная» карательная экспедиция не достиг­ла главной цели. Основные силы калининских парти­зан сохранились, и в мае их боевые группы обрушили новые удары на коммуникации врага.