Рядом с родной армией
Мы получили этот приказ в канун 1 Мая, а писало его наше начальство в день начала «Пасхальной» экспедиции гитлеровцев. Приказ № 133 начальника штаба партизанского движения Калининской области хотя, как и другие предыдущие документы, требовал одного — усиления боевой деятельности бригад, был в своем роде знаменательным. Его первые строчки прямо говорили; «В ближайшие дни должно завершиться полное освобождение Красной Армией Калининской области».
Дыхание фронта мы ощущали все больше и больше, особенно после разгрома фашистских дивизий под Ленинградом. Трещала теперь и пресловутая линия обороны «Пантера». Войска 2-го Прибалтийского фронта вели ожесточенные бои на участке Новоржев — Пушкинские Горы и севернее по реке Великой.
Приказ штаба разделял партизанские силы на шесть групп. В одну из них были включены бригады Карликова, наша и спецотряд Бобруся. Старшим назначался я. Район действий за нами закреплялся на шоссе Опочка — Красногородск — Голяшево, Красногородск — Мозули, вдоль узкоколейной железной дороги Красногородск — Опочка. Заканчивался приказ призывом действовать в завершающих боях так, чтобы фронт реально ощущал нашу помощь.
Уничтожив, как положено, текст приказа, я послал Солдатова и Е. А. Гаврилова в отряды, чтобы ознакомить с его содержанием командиров и комиссаров, а сам отправился к Бобрусю. Отряд его к весне 1944-го насчитывал до 80 бойцов и опирался на большую сеть разведчиков-одиночек. Не ошибусь, если скажу, что большинство наших бригад не имело такой обширной информации о вражеских планах, какую давали Бобрусю его 105 помощников в Опочецком, Идрицком, Себежском и Красногородском районах. Не случайно штабы советских войск смогли с помощью спецотряда установить дислокацию нескольких дивизий и 14 отдельных частей фашистских войск. Хорошо действовал чекист-пограничник!
![]() | ![]() |
Е. А. Гаврилов - начальник штаба отряда | О. М. Корнеев -подпольщик из г. Опочка |
Штаб бригады мы покинули на заре. Земля, умытая сильным обложным дождем, благоухала. В рост шла зелень. Показалось солнце. Было оно необычно ярким и каким-то веселым. И страшной дисгармонией к весенному торжеству природы чернели окрест пепелища сожженных карателями деревень. Никаких признаков жизни. Лишь из-за одной обгорелой печной трубы мелькнули зеленые огоньки одичалой кошки. Мелькнули и исчезли.
— Кошки и те людей бояться стали,— мрачно произнес ехавший со мной рядом Самоучкин.
Я промолчал. Вспомнился май 1943-го. Парад наших партизанских сил. Гирлянда салютных ракет над озером... Дело шло к очищению земли от фашистской скверны, но как тяжело достался минувший год тем, кто населял ее, кто пахал и сеял, кто выращивал хлеб. По данным командиров бригад, только в нашей округе — севернее и южнее Себежа в лесах и болотах весной 1944 года скрывалось около 9 тысяч жителей деревень, из них около 2 тысяч детей.
Страшное детство на болотных островках. Впроголодь. Без права разжечь костер днем. А многие детишки без матерей, на руках сестренок-подростков да сердобольных соседок. Такое не забывается. И сейчас нередко по ночам я вижу этих маленьких жителей наших лагерей с недетским взглядом, без улыбки, без радостного смеха. Это надо помнить, помнить всю жизнь и завещать тревожную память молодым, всем, кто придет нам на смену...
У Бобруся я застал его комиссара Андрея Максимовича Телятника. Оба они были в плохом настроении. Мое сообщение о приказе номер 133 приняли без особого подъема. Я даже поначалу растерялся и недоуменно спросил:
— Вы что, друзья, сумрачно весть радостную встречаете? Ведь речь идет о новом наступлении армии. Иль под мое начало идти не хочется? — пошутил в конце.
— Мы и так под крыло десятой частенько уходим,— ответил Бобрусь,— не в том дело.
— Так в чем же?
За Петра Васильевича ответ дал комиссар:
— Беда у нас, Николай Михайлович: в руки фашистов попали наши люди в Опочке.
— Все? —машинально вырвалось у меня.
— Нет, конечно. Но тех, кого забрали, уже никак не спасешь. Расстреляны.
Дубровский, Керчь, Фиалка, Онегин, Лида, Курок, Краснофлотская — весьма неполный перечень разведчиков в Опочке и в ее районе, снабжавших Бобруся богатой информацией о положении в стане врага. Гитлеровцам удалось выйти на след небольшой группы подпольщиков в Опочке, возглавляемой Николаем Васильевым (она имела связь и с бригадной разведкой Гаврилова), была схвачена также разведчица Кужель.
Под этим именем в спецгруппе была известна студентка Раиса Гаврилова, работавшая в опочецкой ортскомендатуре и пользовавшаяся доверием оккупантов. Это была смелая и в то же время осторожная разведчица. Был у нее «природный талант к разведке» —так утверждал Петрович — заместитель комбрига-пять. Оказывается, Гаврилова еще до выхода на нее людей Бобруся снабжала через разведчика Рэма Кардаша информацией «хозяйство» Петровича. Разведданные были всегда настолько точными, что он закрепил за Гавриловой кличку Абсолют.
Узнав о расстреле Кужели и ее помощниц, я не удержался — спросил:
— А как тот паренек из Опочки, что донесения подписывает: Мороз — и в конце рисует Деда Мороза?
Бобрусь улыбнулся:
— Здравствует Мороз. В гараже у фрицев работает. Весьма рискованно показал одному пожилому солдату советскую листовку на немецком языке. В выборе не ошибся. Солдат на другой день попросил «добавки». По схеме Мороза наши авиаторы в апреле накрыли зенитную батарею гитлеровцев, хитро замаскированную меж холмов на подступах к городу.
— В общем, лихой паренек,— резюмировал комиссар.
«Лихой паренек» дожил до Победы. Здравствует и ныне. Живет Олег Максимович Корнев в Ленинграде, работает в институте. При встречах нет-нет да и вспомним с ним Деда Мороза из разведдонесений.
Петр Васильевич порадовал меня сообщением о подготовке части его отряда к переброске на территорию Латвии. Она была намечена к моменту выхода наступающих советских войск к старой государственной границе. Комиссар добавил:
— А пока почаще по «зернышку» клевать будем на путях-дорогах отступающих фашистов.
«Зернышки» — мосты. Много их, взорванных и сожженных, было на счету у спецотряд а!
Я уже говорил о том, что до Бобруся отрядом командовал человек—поборник партизанской вольницы. Нелегко в короткий срок сплотить людей, создать боевой отряд. В решении этой задачи у Петра Васильевича были хорошие помощники. И в первую очередь военврач 3-го ранга Андрей Максимович Телятник, заменивший подорвавшегося на мине комиссара П. Ф. Федорова. Врач-комиссар, да еще в спец- отряде,— случай, конечно, редкий. Андрей Максимович оказался не только хорошим хирургом, но и на редкость душевным и принципиальным политработником.
И еще об одном помощнике командира спецотряда хочется сказать доброе слово—о молодом коммунисте Николае Анисимове. Был он уроженцем Красногородского района. Как и его отец Герасим Анисимович Анисимов, работал в колхозе, руководил сельской комсомольской организацией. А грянула война, стал помогать организовывать борьбу с оккупантами Петру Самойлову — первому секретарю Красногородского райкома комсомола. И до дня гибели его с риском для жизни выполнял задания райкома.
У Бобруся Анисимов показал себя смелым бойцом и хорошим организатором. Вскоре он стал секретарем комсомольской организации отряда. Кто-то из фашистских прихвостней донес в ГФП о политруке Анисимове. Фашисты расстреляли отца и мать Николая в Мозулях, а тела их бросили в болото. Не пощадили палачи в военных мундирах и его столетнего деда Алексея Ивановича Бордадынова.
Николай Герасимович Анисимов после войны долгие годы служил в органах МВД. Сейчас на пенсии. Живет в городе Кривой Рог.
Во исполнение приказа штаба партизанского движения № 133, мы весь май пытались усилить боевую активность бригады на коммуникациях врага. Действовали в трех направлениях: взрывали мосты, подрывали эшелоны и угоняли в лес (затем отпускали) рабочих, занятых на ремонте железных и шоссейных дорог. Вот два примера —строки из донесений командира отряда Жукова:
«Группа партизан отряда им. А. А. Жданова под командованием Сергеева третьего мая 1944 года в 8.00 заминировала шоссе Опочка — Красногородск в районе деревни Дехновка и подорвала автомашину, следовавшую из Красногородска в Опочку. При подрыве машины убито три солдата немецкой армии. Минировала Д. Ланина»;
«19 мая 1944 года в 6.00 в районе деревень Проглотино — Ломы подорван эшелон противника (рабочий поезд), следовавший из Опочки в Красногородск со стройматериалами. Поврежден паровоз и платформа, убито два солдата и машинист. Группу возглавлял Сафонов, минировала Ланина».
Аналогичные донесения поступали в штаб бригады и из других отрядов. Так, 29 мая боевая группа отряда «25 лет Октября» (командир взвода Д. С. Макеенко, политрук С. Ф. Иванов) в районе деревни Шуты минировала железную дорогу Себеж — Резекне. Минер С. И. Ярлыков заложил мины в двух местах. Поезд противника, следовавший из Латвии в сторону Себежа, был подорван двумя минами натяжного действия. В результате были сильно повреждены паровоз, два крытых вагона и пять платформ, груженных железнодорожными строительными материалами: рельсами, стрелочными переводами, шпалами.
Двумя днями раньше на диверсии отличился наш разведотряд (командир Г. А. Лапин) на железной дороге Псков — Карсава. Разведчики подорвали состав, идущий на запад — в Латвию. Одиннадцать его вагонов и платформ были загружены подбитыми в боях автомобилями. С конца мая и весь июнь большинство подорванных бойцами бригады железнодорожных эшелонов следовали через Латвию в Германию. Гитлеровцы, чуя, что их скоро вышвырнут в Прибалтику, увозили скот, зерно, лесоматериалы, подбитые танки, орудия, автомашины.
В одной из диверсионных майских операций мы потеряли хорошего подрывника — Евдокию Ланину. В группе Егорова (отряд имени Жданова) Ланина участвовала в минировании железной дороги в районе деревни Горбуново. Вторую мину было решено поставить вблизи стальной магистрали, на шоссе. В момент маскировки мина взорвалась.
Ланиной было 20 лет, когда она по велению сердца пришла в партизанский отряд. Командир его Жуков поначалу не хотел зачислять ее в подрывники (девушка видела лишь одним глазом), а потом не мог нахвалиться смелостью и выносливостью Дуси. Мария Семеновна Федорова вспоминает в своем письме ко мне:
«Накануне гибели Ланиной к нам в отряд пришел связной из штаба бригады. Он принес почту, доставленную нашими соколами-летчиками. Дуся получила сразу три письма от родных. Как она радовалась! Вслух мечтала о том, что будет делать сразу по окончании войны. В тот же день написала ответ домой. А в ночь ушла на задание и... не вернулась».
После «пасхальной» карательной экспедиции гитлеровцы в мае провели еще несколько карательных акций, но масштаб их был невелик. А главное, полевые войска против партизан не выступали. Им было теперь не до нас. Зато воздушные налеты на наши стоянки и гражданские лагеря участились. Фашистские летчики сбрасывали мелкие бомбы и, что страшнее, вели по людям пулеметный огонь.
Тактика карателей теперь изменилась. Они старались уничтожать партизан путем засад и окружения по частям. Реже выступали против отряда, а выслеживали взвод или боевую группу. Однажды в мае им чуть не удалось уничтожить одно из наших подразделений. Василий Михайлович Тарасов, наш партизан, ныне учитель Красногородской средней школы, вспоминая тот критический эпизод, рассказывает:
«На восходе солнца фашисты открыли минометный и пулеметный огонь по опушке леса, где мы находились. Затем начался прочес лесного массива. Солдат было много. Они шли с двух сторон, поливая автоматным огнем кустарник, лесные поляны, проходы между деревьями. Нам ничего не оставалось, как попытаться или просочиться сквозь цепи гитлеровцев поодиночке, или затаиться мелкими группами. Я, мой брат Владимир, Максимов, Егоров и Севастьянов залегли у болота в полузатопленные кусты дикой смороды. Лежали несколько часов, готовые к последнему бою. Каратели дважды метров на 40—50 подходили к нам, стреляли из автоматов, но мы ничем не выдали себя».
Тарасов пришел в бригаду в конце зимы 1943/44 года. До этого он был в одной из групп молодых подпольщиков, связанных с нашей разведкой. Вместе с Василием партизанами стали его отец, мать, младший брат. Каратели обнаружили Тарасову и еще нескольких пожилых женщин в горшановском болоте и расстреляли.
В те майские дни погибло немало бойцов и партизанских помощников и у наших соседей. Зверски расправились каратели с Марией Пынто — вторым секретарем подпольного Себежского райкома комсомола.
Не помню точно дату, но где-то после 10 июня я решил собрать в штабе бригады командиров нашей группы. Комиссар одобрил мое решение, сказал полушутя:
— Что-то вроде военного совета вверенных тебе войск собрать хочешь?
— Военный совет — громко, но итоги за май подвести следует. А главное — скоординировать наши действия нужно еще раз, — определил я задачу предстоящего совещания.
Приехали комбриги М. П. Карликов и Д. А. Халтурин, командиры отрядов П. В. Бобрусь и С. П. Архипов. Собравшиеся подтвердили вывод командира нашей бригадной разведки о стягивании подразделений охранных войск вермахта к латвийской границе, об эвакуации гитлеровцами награбленного имущества и части вспомогательной техники в Прибалтику. В руки разведчиков Бобруся и Карликова попали документы врага, в которых штаб охранных войск сообщал берлинскому начальству о том, что партизаны и население, укрывшееся в лесах, «методически уничтожаются авиацией и айнзатцкомандами СС».
Фашисты пытались на пути наступления советских войск создать зону пустыни. Позже мы захватили приказ командира 23-й немецкой пехотной дивизии в адрес командира запасного батальона. Последний должен был «...сжечь все населенные пункты и отдельные строения перед позициями «Рейер». И далее: «Всем частям дивизии при своем отходе угонять из деревень мужское население, скот и лошадей. При невозможности угона скота — уничтожать его. Гражданских лиц, встреченных вне населенных пунктов, считать заподозренными в сношениях с партизанами, немедленно расстреливать» [1].
Зная лютые намерения врага, видя каждодневно бедственное положение жителей гражданских лагерей, особенно детей, мы еще раз договорились о помощи им. Но все это были полумеры.
— Неужели так-таки нельзя хоть часть людей провести через линию фронта? — восклицал Павел Гаврилович Романов.
Моему комиссару ответил Михаил Прокофьевич Карликов:
— Разведчики бригад Буторина и Козлова несколько раз пытались нащупать проходы — тщетно. Сообщили об этом в штаб.
— И все же? —настаивал Романов.
— Вывести людей можно только с боем. Враг наглухо закрыл передний край.
Халтурин нервно усмехнулся:
— С боем раненых туда-сюда можно перебросить. Детишкам — верная смерть. Тревогу надо бить перед начальством. Никому не простится...— Дмитрий Александрович не договорил, махнул сердито рукой.
Все мы были взволнованы и даже подавлены. Некоторое успокоение внес Бобрусь:
— Секретари подпольных райкомов Кулеш и Васильев послали тревожные радиограммы в обком партии. Должны нам помочь. Единственный путь — воздушный мост.
Мы не знали тогда, что уже добрых полмесяца пять групп опытных разведчиков на большом участке фронта вели поиск проходов к нам со стороны советского тыла. После последней попытки командир оперативной группы капитан Яковлев радировал командованию: «17 мая группа Тетерева вышла в район озер Звериное и Лебединое. Встретили сплошную оборону врага. Вторично начали поиск 21 мая в районе Большая Шеперня — Подвялицы. Держали бой. Проходов нет».
И тогда бюро Калининского обкома ВКП(б) обратилось в Центральный Комитет партии с просьбой выделить для спасения детей в распоряжение Калининского штаба партизанского движения один авиационный полк. Просьба обкома была удовлетворена. 13-й полк ГВФ и 600-й полк ВВС получили приказ приступить к немедленной переброске детей в советский тыл.
Трудно передать на словах ту радость, которую первыми испытали мы (радист, начальник штаба, комиссар и комбриг), читая радиограмму подполковника Соколова:
«В соответствии с указанием ЦК ВКП(б) для эвакуации детей в советский тыл на ваши площадки направляются самолеты. Обеспечьте прием самолетов, безопасность детей при посадке, охрану посадочных площадок».
Аналогичные радиограммы были получены в бригадах Марго и Гаврилова.
Закипела работа по подготовке желанных гостей. Большие хлопоты взяли на себя партизаны отряда «25 лет Октября». Иван Николаевич Ветковский целыми ночами не смыкал глаз, лично проверяя готовность нашего аэродрома. На нем дежурили бойцы охраны, сигнальщики, ракетчики. Всю ночь не снимали наушников радисты.
Много было дел и у комиссара отряда Петра Павловича Макарова. Он и Фаина (Сауликова) отвечали за сбор и посадку детей. Родители встретили весть
об эвакуации сдержанно. Можно понять их. Попадая часто под бомбежки и обстрелы фашистских летчиков, они считали маловероятным благополучный исход полета. Мать троих детей Анастасия Яковлева, жительница деревни Лиственки, говорила разведчикам из бригады Гаврилова:
— Я лучше умру, чем разлучусь со своими кровиночками.
У военных летчиков и у авиаторов гражданского воздушного флота, действовавших против фашистских армий в боях за наш северо-запад, много на счету крупных операций, подвигов эскадрилий, полков. Но, не боясь ошибиться, скажу: не было более благородного и гуманного по целям подвига, чем 347 самолето-вылетов ради спасения детей в июньские ночи 1944-го.
Надо было слышать голос пожилого часового у землянки штаба бригады, чтобы понять, как ждали мы все эту весть:
— Гудят, гудят. Соколики наши летят.
Первым пробился сквозь неистовый огонь вражеских зениток, вырвался из щупальцев мощных прожекторов У-2 лейтенанта Сергея Борисенко. Было это в ночь на 22 июня 1944 года. Три года назад в такую же короткую полубелую ночь с запада на восток над нашей страной плыли, подобно огромной туче, воздушные корабли с черными крестами на борту. Теперь командование фашистской авиацией даже мечтать не могло о массированных ударах. Начинался четвертый год войны. Мы знали: трудный, очень еще тяжелый, но победный. В этой уверенности черпали силы.
Каждую ночь шли теперь к партизанскому аэродрому дети. Их сопровождали родители, политработ- ники и автоматчики. Вблизи гремели выстрелы, каратели прочесывали леса, и всякое могло случиться. В одном из своих писем из далекого Улан-Удэ Мария Григорьевна Авдохина (Сауликова) пишет:
«Сейчас не могу удержать слез, когда вспомню длинную цепочку маленьких измученных фигурок. То и дело шепотом делали перекличку -— кто отстанет, погибнет в трясине. «Тише. Поднимайте ножки осторожно. Фрицы услышат»,— говорили мы, как со взрослыми, с детьми, перепуганными насмерть пожарами, бомбежками. Как взрослые, они все понимали, были терпеливы. До сих пор в горле ком. Много лет прошло, но такое забыть невозможно».
Вспоминает Мария Семеновна Федорова (Орлова):
«Ребятишек, как огурчиков в бочку, напихаем в самолет по 11 человек. Летчик Курочкин говорит: «Все нормы перевыполнены, хватит. Эй, кто там из вас самый большой? Старшим будешь. Смотри, чтоб цыплята не высыпались. Поехали!»
В донесении штаба партизанского движения Калининской области приводятся такие данные о работе летного состава: вывезено из тыла противника ребятишек 1571, из них сирот 207. Кроме того, доставлены в советский тыл 93 кормящих матери и 105 раненых партизан.
Авиаторы 13-го полка ГВФ (командир майор Сидлеревич) не прилетали, как правило, пустыми. Бригады Бойдина, Гаврилова, Марго, Карликова и наша получили боеприпасы, оружие, медикаменты, обмундирование, соль — так необходимую всем. Мы щедро поделились ею с местным населением.
От летчиков мы узнали: детям устроен по тем временам хороший прием. В специальном детприемнике они проходили санобработку, получали обувь и одежду, горячую пищу. Позже мне рассказывали о подарке воинов 6-й гвардейской армии эвакуированным маленьким советским гражданам. Невдалеке от Невеля гвардейцы соорудили жилой городок на берегу озера: несколько домов, пищеблок, клуб, баню и даже причал с десятью лодками.
О том, что думало население нашего края в дни эвакуации детей, хорошо выразили в своем письме в адрес секретаря подпольного Опочецкого райкома партии Н. В. Васильева жители Борисенковских лесных лагерей. Они писали:
«С большой радостью мы услышали о том, что вы отправляете ребят в советский тыл. Вы спасли их от немецкого рабства. Только нашими избавителями вас и можно назвать. В советском тылу наши дети вновь получили возможность спокойно учиться. Они счастливы, и мы счастливы за них. Мы обещаем вам еще больше помогать громить фашистские орды. Красная Армия приближается к нам. Близок час, когда и мы вздохнем полной, свободной грудью. Спасибо вам, товарищи, за вашу отеческую заботу о наших детях. Передайте наше родительское спасибо партии и правительству».
Коротки июньские ночи. Светлы. Но подразделения бригады не снизили напряженной «ночной работы» на важнейших шоссейных и проселочных дорогах. На них действовали 12 подрывных групп, усиленных гранатометчиками. Они подорвали 86 автомашин противника, в том числе 7 легковых с различными чинами полевых войск вермахта. Было взорвано 9 важных мостов, спущено под откос 4 железнодорожных эшелона. Правда, до конца их уничтожить не удалось — уж очень густо стояли гитлеровцы у «железки». Отличились в те летние дни бригадные разведчики (командир взвода П. 3. Поздняков, политрук Г. Р. Винч) и спецразведотряд под командованием Г. А. Лапина.
Лето щедро раскрывало свои красоты. С каждым новым днем становились прозрачнее небеса. Неописуемо свежи были приречные луга. Молодо гремели первые грозы. А мы ждали «большую грозу». И дождались. Началась она на берегах Великой. Части нашей 3-й ударной армии (командующий В. А. Юшкевич), действовавшие в направлении Идрицы, 10 июля 1944 года устремились в прорванную брешь «Пантеры». В ожесточенных боях танкисты и пехотинцы расширили фронт прорыва до 50 километров. Не помогли гитлеровцам подкрепления, в том числе и головорезы из 15-й пехотной дивизии СС. 12 июля советские воины штурмом овладели важнейшим узлом сопротивления фашистов на путях в Латвию — станцией и поселком Идрица.
В эти же дни на правом крыле войск 2-го Прибалтийского фронта начала наступательные бои 10-я гвардейская армия под командованием М. И. Казакова. Наступление развивалось в направлении Опочка— Мозули — Резекне. О дне начала решающих боев партизанское командование в нашей зоне не было поставлено в известность. Первыми эту весть в штаб бригады принесли разведчики, да и нарастающий гул канонады — своеобразный сигнал. Наши штабисты (позже и командиры соседних бригад) выражали недовольство.
— Могли бы шифровку прислать,— говорил Авдохин.
— Мы же не последняя спица в колеснице,— вторил ему Романов.
Солдатов не разделял этой точки зрения, посмеивался:
— Да еще бы листовки сбросить над нашими лагерями с планами штаба фронта. По-детски обижаемся.
Я поначалу тоже придерживался точки зрения Авдохина и Романова, но логика подсказывала: за месяц были своим штабом предупреждены о возможном крупном наступлении в масштабах фронта, все последние недели создавали обстановку для дезорганизации тыла вражеских войск. Ну, а тайна есть тайна. Ведь это еще древние мудрецы утверждали: легче удержать горячий уголь во рту, чем тайну.
А весточку фронт нам все же прислал. Чуть попозже, перед встречей с частями наступавших войск, над линией нашей обороны по западному берегу Иссы появился самолет У-2, покачал в знак приветствия крыльями и сбросил вымпел со словами: «Дорогие партизаны, будьте осторожнее. Впереди наступает Красная Армия». Радости не было границ.
Первую операцию рядом с частями родной армии провел отряд И. П. Рожко. Утром 11 июля он ворвался в деревню Малеево и выбил оттуда гитлеровцев. А спустя два дня уже ударом трех отрядов (Ветковского, Коробкова, Рожко) мы разгромили большую колонну автомашин, спешащих к району Мозулей. При этом уничтожили шесть трехтонных грузовиков. В числе пленных был обер-лейтенант. Он показал: есть приказ об отводе тыловых частей в Латвию.
К исходу дня 14 июля подразделения Красногородской группы партизан находились на следующих позициях:
Отряды нашей бригады «25 лет Октября», «Смерть оккупантам», имени Кирова заняли оборону по западному берегу реки Иссы от шоссе Опочка — Мозули и далее по господствующим высотам на юг.
8-я бригада (командир М. П. Карликов) располагалась основными силами на шоссе Красногородск — Мозули в районе деревни Пушмачи, где находился вражеский гарнизон с артиллерийской батареей. 15-я бригада под командованием Д. А. Халтурина нацелилась одной группой на шоссе Опочка — Мозули в районе деревни Орлово, а второй группой расположилась в районе деревень Мишнево — Язвицы. Спецотряд (командир П. В. Бобрусь) остановился южнее Мозулей, в районе деревень Столбово — Козлово, а отдельный отряд С. П. Архипова — вблизи населенных пунктов Подборы — Лышкица.
Отряд имени Жданова нашей бригады развернул боевые действия в районе деревень Бахарево — Кадники, на шоссе Опочка — Красногородск и в районе озера Большое.
При такой расстановке сил под удары партизан были взяты все важнейшие дороги тыла войск противника. 32 подрывные группы, более 300 минеров-подрывников 10, 8 и 15-й партизанских бригад в ночь на 15 июля поставили более 500 противотанковых и противопехотных мин, взорвали 44 моста, сделали более 60 лесных завалов.
Правильность выбора позиции для наших сил подтвердили события 15 июля. Солнце едва поднялось из-за горизонта, как отходящие части гитлеровцев вышли к реке Исса у деревень Стоянино и Тряпичино и начали форсировать водный рубеж. Разгорелся жаркий бой. Партизаны отряда Рожко не пропустили врага на западный берег.
И. Ф. Федоров - командир взвода
В очень трудное положение попал отряд Ветковского. Сильный артиллерийский и минометный обстрел вынудил командира принять решение об отходе от шоссе Опочка — Мозули. Но это не изменило общего итога сражения на берегах Иссы — враг не прошел.
В 17 часов 30 минут на восточном берегу реки на опушке леса появились советские солдаты — бойцы прославленной 8-й гвардейской дивизии.
С командованием полка наш штаб согласовал совместные действия по разгрому фашистских сил (а их было немало) в Мозулях. Нам предстояло к утру 16 июля форсировать реку Синюю и овладеть высотой 180,1. Она господствовала на шоссе Мозули — Латвия.
Однако изменившаяся обстановка внесла коррективы в наши планы. Противник, спешно укрепляя оборону на западном берегу Синей, выдвинул в сторону Дымова батальон пехоты. Судя по донесениям разведчиков, гитлеровцы намеревались деревню сжечь, население уничтожить. Мы решили упредить вРага. В 20.00 отряд Рожко выбил фашистов из Дымова (150 жителей были спасены от верной смерти) и совместно с отрядом Ветковского южнее деревни форсировал Синюю. При поддержке артиллерийского огня гвардейского полка мы смяли оборону противника и стремительным броском овладели высотой 180,1. Западнее ее в это время на дороге Мозули — Петрученки укрепился отряд имени Кирова, прикрыв нас со стороны Латвии.
Примерно за час по полуночи тыловые части противника, сконцентрированные в Мозулях, начали отходить в Латвию. Около 400 солдат сопровождали 180 парных подвод. В обозе находилось более 300 коров.
Наши отряды открыли огонь из пулеметов и минометов. Было убито несколько лошадей и коров, уничтожено десятка три повозок. Они загромоздили грунтовую дорогу, и движение противника вперед прекратилось. Фашисты оказали упорное сопротивление в ночном бою. Высота 180,1 трижды переходила из рук в руки.
Рассвет 16 июля занялся в грохоте пушечной пальбы — это гвардейцы начали бой в Мозулях. Горизонт заволокло дымом. То была последняя дымная заря в летописи боев нашей бригады.
Вечером 16 июля мы прощались с большой группой наших разведчиков — они шли проводниками гвардейских частей по лесам и дорогам Латвии. А после я отдал последний боевой приказ по бригаде. Отряды Рожко и Коробкова получили задание очистить территорию от Мозулей до латвийской границы от бродячих групп гитлеровцев; бойцы отряда Ветковского должны были строить стеллажи в болотистых местах дорог наступления частей Советской Армии.
Не уронил своей боевой чести в последних боях и отряд имени Жданова (командир И. В. Жуков, комиссар Н. А. Волков), действовавший отдельно от основных сил бригады. 15 и 16 июля он провел успешные бои в районе деревень Кадники,, Мыза и Брыневка.
Советские воины, наступавшие от Опочки на Красногородск, встретили упорное сопротивление противника. Партизаны отряда Жукова провели по лесам и болотам части 22-й гвардейской стрелковой дивизии. Утром 17 июля она успешно форсировала реку Синюю возле Березницы.
На рассвете 18 июля 65-й гвардейский стрелковый полк под командованием подполковника Н. М. Сыркина при помощи партизан отряда Жукова штурмом овладел поселком Красногородск.
20 июля 1944 года подразделения бригады пришли на старое обжитое место — район деревни Церьковки. Отсюда маршем к Идрице, к озеру Белому. Таков приказ штаба партизанского движения.
Более 6 тысяч партизан прибыли к озеру Белому на митинг. Его открыл начальник штаба партизанского движения Калининской области С. Г. Соколов. Он коротко подвел итоги боевой деятельности народных мстителей.
От имени партизан 10-й бригады выступить поручили мне. Оратор я был неважный, но то, что сказал, говорил от чистого сердца. Благодарил партию. Вспомнил тех, кто не дошел до этого светлого дня. Доложил о готовности собравшихся идти в армию или браться за работу на пепелищах.
Война продолжалась. Она требовала новых и новых пополнений в ряды сражавшихся. 423 партизана нашей бригады (почти 60 процентов личного состава на день расформирования) стали солдатами и командирами Советской Армии. Они освобождали Польшу, штурмовали Кенигсберг, бились с врагом на Одере и Эльбе. На танке вошел в поверженный Берлин бывший политрук взвода разведки отряда имени Жданов-а Николай Андреев. Отважный минометчик Владимир Слесаренок в составе 1198-го самоходного артполка участвовал во взятии Дрездена. 9 мая 1945 года он встретил на берегах Эльбы. Наш храбрый разведчик Володя Величко продолжал охоту за «языками» в гвардейском полку 3-го Белорусского фронта. Под Кенигсбергом был тяжело ранен. Юный подрывник Виктор Михеенко был танкистом в прославленной Кантемировской дивизии, окончил войну в Праге.
Не уронили чести партизана-калининца в рядах советских войск разведчик отряда имени Жданова Владимир Иванов, Владимир Кирьянов, комсорг отряда Егор Гаврилов, Леонид Егоров...