Однажды на улице д. Балахи показался незнакомец. Никто из местных его не признал. Старожилы уловили знакомые черты.

Людская молва разносила, что бывший полицейский Алексей Григорьев не сгинул после войны, а где-то у матери хоронится. И вот он открыто шел по Балахам, где он последний раз свободно шел лет 18 назад. А. Григорьеву едва минуло 16 лет, как грянула война. Жил с матерью, отец умер незадолго. Новая власть заставила рыть окопы, укрытия. А вскоре его заприметили в управе, стали тянуть в полицию. – Или в Германию, или в полицию. Местные жители говорят, никому обид не чинил, был человек тихий, держался незаметно. В полицаях проходил около года.

Через месяц пришли наши, он попал на призывной пункт красной Армии. От службы медкомиссия освободила – болезнь сердца. Он поехал в Подольск (под Москвой) на завод, где делали патроны. Крестьянствовать не было желания, мечтал работать на железной дороге, которая проходила в километре от родного дома. Немцы, отступая, разворотили ее. После войны вернулся домой, устроился работать в Опочке. Тут его и арестовали. Три месяца шло следствие, затем последовал суд. Присудили ему 10 лет тюрьмы за измену Родине. Попал в камеру к бывшим полицейским (г. Опочка). Те сговорились и решили бежать. Разобрали кирпичный пол и рванули в разные стороны. Всех постепенно поймали, все отсидели свой срок и даже в родные места наведывались. А вот Алексей Григорьев как в воду канул.

Местные жители утверждали, что чье-то присутствие в доме у бабы Груши – матери А. Григорьева, ощущалось всегда, начиная с 40-х годов. Присутствие А. Григорьева для деревенских соседей никогда не было секретом. Его замечали, и он это хорошо знал, по ночам возле дома, когда дрова заготавливал. По ночам и в огороде копался, за яблонями ухаживал.

Отсчитаем годы назад и вернемся к весне 1946 года. Алексей пришел к матери после побега из-под ареста. Мать сказала – сиди дома, никуда не ходи. Первые годы в душе жил постоянный страх. Деревня жила своей жизнью, люди пели песни, играла гармошка, а он слышал их, сидя на чердаке или лежа в дальнем углу на печи в долгие зимние ночи. Внимательно следил за тем, что происходило в мире, читал газеты, постоянно слушал радио. Давно знал, что еще в 50-х годах по его статье вышла амнистия. Почему не вышел? Наверное, в душе все еще жил страх. И удерживала, беспокоилась мать. Случались моменты, когда он, отчаявшись, хотел покинуть убежище, но она останавливала его. – Если бы вышел, - говорит он, - уехал бы, но было жаль мать.

Шли годы, мать старела, на 95-м году она умерла. Теперь он уже не собирался таиться и, собравшись, поспешил к сестре в д. Балахи, неся печальную весть. Так он впервые открыто заявил о себе. На могилу, когда хоронили мать, сын не пошел, попрощался дома. Объяснил, не хотел встречаться с людьми, отвык от них. А через несколько дней вместе с сестрой объявился в г. Опочке в милиции с повинной. Опочка показалась ему огромным городом…

- Мало в деревне осталось ровесников, да и не было у меня ни юности, ни любви.

Мать умерла в феврале 1993 г. После этого был опубликован очерк А. Тиханова в Псковской правде от 6.03.1993 г. Выезжало Псковское телевидение, следом состоялся показ сенсации.

Материал подготовлен библиотекарем Краснооктябрьской сельской библиотеки Г.Е. Новицкой.