Рано утром 22 июня 1941 года, когда фашистские сапоги уже топтали нашу Родину, а бомбы, сбрасываемые с вражеских самолетов, жгли города и села, поселок Красногородское еще мирно спал. Война ворвется сюда чуть позже, две недели спустя. А пока день начинался тихо, по размеренному ритму воскресенья. На стадионе проходил физкультурный праздник, где было множество отдыхающих. Кто-то работал на огороде, кто-то загорал. Неугомонная ребятня плескалась в речке Синей...
Вот каким запечатлелся первый день войны в памяти красногородцев.
Л. Е. Егоров: «Не прошло еще впечатление от выпускного вечера, который состоялся накануне в Опочецком педучилище. Я в числе других получил свидетельство и направление на работу. Узнав наутро о вероломном нападении фашистов на нашу Родину, мы всей выпускной группой отправились в военкомат с просьбой взять нас на фронт добровольцами. Но тогда наша просьба была отклонена».
Ф. А. Анисимов: «Детские каникулы надолго были прерваны войной. Весть о нападении фашистов потрясла всех. При приближении врага к границе люди старались уехать из райцентра. Вместе с отцом поехали и мы, но пришлось вернуться, потому что немцы уже оккупировали наш район...»
Л. Н. Крикунова: «У меня было двое детей — мальчики: одному семь, другому восемь лет. Я должна была еще вот-вот родить. Вместе со своими знакомыми попробовала эвакуироваться, но в дороге начались роды, пришлось вернуться. Появившийся на свет ребенок умер».
А вот воспоминания о начале войны Н. Е. Леоненок.
В 1941 году наша семья жила в деревне Петрухново. Старожилы помнят, что она находилась чуть в стороне от дороги, в полутора километрах от Красногородского. Мне в то лето исполнилось 14 лет. Вместе со сверстниками я отдыхала на каникулах. Лето в тот год было наредкость жарким, солнечным, поэтому дети часто отдыхали на речке. Конечно, нам, деревенским подросткам, хватало работы по дому, но в выходные дни мы были предоставлены самим себе.
22 июня был выходной. С самого утра в воскресенье мы гурьбой отправились на Синюю. Нашим излюбленным местом для купания была речка в районе Поповки, пониже мельницы. Мы бежали босиком по росистому лугу. В воздухе стоял запах луговых цветов, трав, жужжали пчелы.
Наше купание затянулось до обеда. И лишь когда солнце поднялось высоко и мы достаточно проголодались, вспомнили о доме. По дороге в деревню нам встретилась знакомая женщина из Залужья.
- Ребята, остановитесь! Вы еще ничего не знаете?
- А что мы должны знать?
- Война началась... Я узнала об этом в Красногородском и заходила сообщить в Петрухново.
- Какая война? — недоумевали мы. — Это ошибка.
- Нет, ребята, это не ошибка, — женщина утерла платком слезы,— ступайте домой, родители вас ждут...
В деревне люди собрались вместе. Горячо обсуждали случившееся.
А потом взрослых стали посылать на строительство оборонительных сооружений. Мама болела и мне приходилось ездить вместо нее. Возле границы, на берегу реки Лжа, рыли противотанковые рвы. Запомнилось мне, как низко пролетали над нами самолеты со свастикой.
30 июня 1941 года вся наша семья была в сборе. Во время обеда влетела в дом стайка деревенских ребятишек с криком:
— В деревню красноармейцы идут.
И побежали с этой новостью дальше.
Наш дом на южной стороне деревни был крайний. Я посмотрел в окно и увидел, что от урочища Осиновка в деревню идет небольшая группа красноармейцев. Мы вышли на улицу. Там уже собралось почти все население деревни, в основном женщины и дети.
Подошли красноармейцы. Их было десять человек. Девять рядовых и один командир с тремя треугольничками в петлицах. Все одеты в новое обмундирование. Рядовые вооружены винтовками и карабинами, у некоторых за поясами гранаты, у командира — автомат, на груди бинокль. Командир был ранен, голова перевязана бинтом.
Завязалась беседа. Посыпались вопросы:
— Откуда идете и куда? Где немцы? Придут ли они сюда? Отступать ли нам с вами? Что делать с колхозным скотом?
Командир рассказал, что их часть в бою разбили под Даугавпилсом, и оставшиеся в живых идут теперь группами в Опочку на переформирование, что немцы, видимо, вскоре сюда придут, а нашим с одними винтовками их не остановить. Он говорил, что, если здесь будут бои, то укройтесь в ближайшем лесу, туда же отгоните колхозный скот.
Командир направился к центру деревни, за ним строем пошли красноармейцы. Отец сказал мне:
- Сейчас пойдешь в Александрове в сельсовет, скажешь председателю, что в деревню пришли подозрительные красноармейцы.
- А чем они подозрительны?
- А тем, что отступают уже около двухсот километров, а обмундирование новое, точно получено со склада сегодня утром. Командир ранен в голову, а такой быстрый. Думаю, что у него и царапины на голове нет. Мне кажется, что некоторые красноармейцы не умеют говорить по-русски.
Минут через двадцать я вошел в здание сельсовета. В первой комнате никого не было. Во второй за столом сидел председатель сельсовета Петр Иванович Иванов и что-то писал. Я вошел в комнату, остановился у порога. Председатель поднял голову, спросил:
— Кто ты, чей будешь и с чем пожаловал?
Я подробно рассказал о подозрительных красноармейцах.
Петр Иванович встал из-за стола, снял со стены охотничью двухстволку, вставил в стволы два патрона и стал звонить в район...
Прошло не более получаса, и к зданию сельсовета на взмыленных лошадях верхом подъехали младший лейтенант и сержант, вооруженные пистолетами и карабинами, два пограничника на двуколке с двумя ручными пулеметами.
Недалеко от Александрова, в пятидесяти метрах от дороги, ведущей на Татарино, есть высотка. В то время она была покрыта сосновым лесом. На опушке и расположил свой отряд младший лейтенант. На флангах высотки залегли сержант и красноармеец с ручными пулеметами, в центре — младший лейтенант и ездовой с карабинами, председатель сельсовета с двухстволкой. Здесь же был и я, но без оружия.
Еще возле сельсовета младший лейтенант сказал мне:
— Пойдешь с нами. Возможно, придется сходить в Татарино и посмотреть, чем там занимаются «красноармейцы».
Но в Татарино идти не пришлось. «Красноармейцы» вышли из деревни и направились по дороге в Александрово. Когда колонна подошла к засаде, младший лейтенант крикнул:
— Стой, ни с места! При попытке оказать сопротивление будете уничтожены.
Я внимательно наблюдал за дорогой. Мне показалось, что «красноармейцы» вот-вот разбегутся, но они остановились, как вкопанные. И подняли вверх руки, хотя такой команды не было.
Далее младший лейтенант скомандовал:
— Положить оружие на землю и колонной двигаться в Александрове.
Эту команду «красноармейцы» тоже выполнили. И сразу же из-за высотки пограничник-ездовой быстро подъехал к лежавшему на земле оружию и сложил его в двуколку.
Под охраной пограничников «красноармейцы» пришли в деревцо. Около сельсовета их уже ждали пограничники, только что приехавшие на двух закрытых автомашинах из погранотряда, который находился в Красногородском. Задержанных диверсантов-посадили в автомашины и увезли.
Из официальных документов теперь известно, что 1 июля 4-я танковая группа гитлеровцев при мощной авиационной поддержке перешла в наступление из районов Даугавпилса и Екабпилса. Наша 27-я армия, которая оборонялась здесь, не имела достаточных средств и сил, чтобы создать глубоко эшелонированную оборону, и под давлением превосходящих сил противника начала 2 июля отход своими основными силами на Остров и Опочку, имея приказ Ставки отойти на рубеж реки Великой и совместно с резервами, подошедшими из тыла, закрепиться здесь и остановить наступление гитлеровцев.
Саперные части, отведенные ранее к реке Лже, 2 июля в Голышево начали с утра строить переправу и ремонтировать дорогу от реки до Лямон. Днем над переправой появились три немецких бомбардировщика и пошли на цель с большой высоты. В то же время из-за облаков появились три наших «ястребка» и смело бросились на врага. Беспорядочно сбросив бомбы, не причинив переправе вреда, немецкие летчики, не приняв боя, улетели на свой аэродром. Больше в этот день авиация противника не беспокоила.
Строительство переправы и ремонт дороги к вечеру были закончены.
В ночь со 2 на 3 июля ушли в сторону Опочки через Красно-городское наши тыловые части и подразделения, а в следующую ночь следом прошли артиллерия, мотопехота, пехота, танки и другая техника. Отступив, наши войска взорвали переправу через Лжу. Прикрывать отход основных сил армии на оборонительном рубеже в Лямонах остались два пехотных полка.
4 июля рано утром немецкая разведка и подвижной передовой отряд подошли в районе Голышева к реке и с ходу пытались ее форсировать. Завязался бой. Наши воины встретили врага дружным огнем из минометов, пулеметов, винтовок. Наша артиллерия, расположенная недалеко от деревни Ганьково на высотах у шоссе, вела прицельный обстрел позиций противника в окрестностях Голышева. Слышались разрывы снарядов, пулеметная и ружейная стрельба.
По словам очевидцев, немцы в течение дня неоднократно пытались захватить плацдарм на восточном берегу реки и построить переправу, но каждый раз откатывались назад, неся потери. Несла потери и наша обороняющаяся часть. Немцам так и не удалось в этот день перешагнуть Лжу.
Утром 5 июля к реке подтянулись основные силы крупной вражеской танковой и механизированной группы. В воздухе появилась «рама», которая корректировала огонь артиллерии врага. Фашисты обстреливали наши позиции, шоссейные дороги Лямоны — Красногородское, Александрове — Жербино, леса возле этих дорог, по которым отступали небольшие разрозненные подразделения 27-й армии. Гитлеровцы форсировали реку, построили переправу и ринулись вперед. Около четырех часов дня они захватили Красногородское.
* * *
Вот что вспоминает о тех июльских боях 1941-го их участник, бывший политрук роты, майор в отставке Ю. В. Погребов, который в составе наших полков прикрывал отход армии.
...Под непрерывным, начавшимся еще с вечера дождем совершали свой марш от Резекне поредевшие роты пеших танкистов 46-й танковой дивизии, командовал которой Герой Советского Союза полковник В. А. Копцов. Не успевшие получить машин до начала войны полки дивизии вынуждены были сражаться с фашистами как простые стрелки, и все же они сумели задержать противника на реке Западная Двина под городом Даугавпилсом более чем на шесть суток.
Сухи и коротки были строки последнего боевого приказа командующего 21-м мехкорпусом. К утру 6 июля 1941 года полки дивизии должны были сосредоточиться в районе Красногородского и занять оборону. К этому времени в строю в ротах оставалось по 15—20 солдат, а батальон насчитывал 120—150 бойцов. Но подразделения не потеряли своей боеспособности и продолжали представлять для противника грозную боевую силу.
Первыми в засаду, устроенную нашими разведчиками на дороге Голышево — Красногородское, попали две автомашины с немецкими автоматчиками и сопровождавший их бронетранспортер. В коротком бою обе машины были сожжены, а на дороге остались трупы тринадцати немецких солдат, скошенных ружейно-пулеметным огнем. Остатки разведдозора спаслись бегством на транспортере. Трех гитлеровцев истребил командир отделения разведчиков сержант Николай Войтшнлов. Метко брошенной гранатой уничтожил двух оккупантов и захватил их ручной пулемет младший сержант П. Щетинский.
Около полудня на позиции обороны 92-го танкового полка под командованием участника боев в Испании майора Н. Г. Косогорского обрушился удар десятка вражеских танков, позади которых следовали густые цепи фашистской пехоты. С растегнутыми кителями и засученными до локтя рукавами, без пилоток, в полный рост шли гитлеровцы. Подпустив танки на расстояние прямого выстрела, по приказу командира полка по ним открыла огонь батарея воентехника 2-го ранга коммуниста Князева.
После выстрела наводчика орудия сержанта Федоренко окуталась клубами черного дыма, а потом вспыхнула как факел идущая впереди немецкая машина. Ценою своей жизни заместитель политрука Ткачук колбой с огнесмесью поджег прорвавшийся в наше расположение немецкий танк, а в это время бойцы лейтенанта Семенова, поднявшиеся в контратаку, связками гранат забросали засевший в воронке от снаряда вражеский броневик.
В завязавшейся рукопашной схватке гитлеровцы не выдержали штыкового удара и, бросив убитых и раненых, бежали на свои исходные позиции, оставив на поле боя несколько боевых машин.
А через некоторое время на полк совершила налет фашистская авиация.
И все же наши бойцы держались стойко. Оккупанты убедились в этом после второй неудачной атаки. Во время ее отражения было подорвано и подожжено семь фашистских боевых машин и один бронетранспортер. Отличились пулеметчики Лялин и Козлов. Они скосили огнем не менее двух десятков солдат-эсэсовцев из дивизии «Мертвая голова». Два раза водил свой батальон в атаку на засевших в лесу гитлеровцев Герой Советского Союза старший лейтенант М. Е. Пятикоп. Под его командованием была захвачена батарея полковых минометов с большим запасом мин. Из них был открыт огонь по фашистам, отходившим под прикрытием танков. Отличился в том бою и боец Князев, лично уничтоживший двух гитлеровцев и доставивший в наше расположение немецкого унтер-офицера.
Только в ночь на 7 июля, по приказу командования, наши батальоны отошли в район Опочки на новые рубежи обороны, так как танковые клинья врага на других направлениях глубоко проникли в наш тыл и создали для обороняющихся угрозу окружения.
С болью в сердце оставляли солдаты позиции, так обильно политые кровью боевых товарищей. Они клялись жестоко отомстить врагам за гибель друзей.
Многие участники описанного мною боя были награждены 1 сентября 1941 года орденами и медалями. Оставшиеся в живых Копцов, Косогорский, Семенной и другие получили их из рук Михаила Ивановича Калинина в Кремле. Но многие не дожили до этого дня и были награждены посмертно.
Немало своих однополчан похоронили мы на Псковской земле. Пусть красногородцы, особенно молодежь, узнают имена хотя бы нескольких солдат и офицеров 46-й танкогой дивизии и особенно 92-го танкового полка, отличившихся в бою под Красногородском в июле 1941 года.
* * *
Как указывалось выше, 5 июля 1941 года фашистские войска заняли Красногородское. Но еще несколько дней спустя в деревнях появлялись разрозненные группы частей Красной Армии, выходившие из окружения. Так, б июля в районе деревни Стянжево произошел бой нашего пехотного полка, пытавшегося пробиться к своим, с превосходящими силами противника. Вот что об этом бое вспоминает очевидец А. Н. Сергеев.
...В одно из воскресений первой декады июля сорок первого года воздух потрясли артиллерийские залпы. Я быстро взобрался на чердак своего дома, чтобы посмотреть, где идет бой. У деревень Куртины, Пуданы, Троши увидел огненные вспышки. Бой продолжался часа два.
Около 13 часов в деревне Друи встретился с советским солдатом. Он попросил ветхую одежду, чтобы заменить военную форму. Я выполнил его просьбу и пошел провожать солдата до деревни Дулово.
К вечеру того же дня мне удалось побывать на месте боя. Из рассказа уцелевшего солдата и местных жителей узнал, что накануне боя у Стянжева разместился пехотный полк Красной Армии. Он выходил из окружения со стороны Латвии проселочными дорогами через Артамоны, Лысцево, Решетниково, Троши, Пуданы, Трибесово. Цель командования полка — соединиться со своими отступающими частями. Но практически это уже было невозможно, потому что окруженцы оказались в глубоком тылу у немцев. Но они тогда этого не знали и, когда встретились с противником, решили вступить в бой.
Место для прорыва было выбрано у Стянжева, там лесной массив, озеро, овраги. Полковая разведка доложила, что прошли механизированные колонны и пошла мотопехота. В то время и был нанесен артиллерийский удар. Однако вскоре вновь пошли танковые колонны фашистов. Немцы, сориентировавшись в обстановке, пошли на окружение группы наших войск. На поле боя остались четыре 76-миллиметровые и две 45-миллиметровые пушки, часть стрелкового оружия, 28 погибших солдат и офицеров.
У деревни Стянжево, на дороге, гитлеровцами были оставлены четыре разбитые грузовые машины, одна легковая, шесть повозок. Убитые немцы были похоронены у дороги на деревню Платишино. Погибшие советские воины похоронены местным населением в братской могиле в деревне Трибесово.
Оставшиеся в живых солдаты Красной Армии выходили из окружения поодиночке и небольшими группами в сторону Опочки и Пушкинских Гор.