Человек борется тем, за что держится, во что верит, тем и бьет.

Михаил Пришвин

Дверь распахнулась, и вместе с клубами студе­ного воздуха в избу стремительно вошел комбриг. Снимая полушубок, спросил:

— О чем задумался, Николай Михайлович?

— Да так. Вроде бы и ни о чем,— ответил я.

— Не годится,— усмехнулся комбриг.— В ново­годнюю ночь мечтать надо, не грех и пожелать чего- нибудь особенного.

— За желанием дело не станет. Оно имеется.

— Какое?

— Такое же, как и у тебя,— поскорее добраться до Синей.

— А ты угадал,— невесело ответил комбриг.

— Угадать легко. Спроси любого бойца — у всех одно в мыслях: скорей бы уж.

...Река Синяя. Совсем недавно попали мне на глаза строчки из стихотворения Владимира Туркина:

Может, воин шел с Чудо-озера,—

Речка взгляд его приморозила.

Дай ты силы мне, дай мне доблести,

Речка Синяя в Псковской области.

Вот к этой речке Синей и были обращены наши мысли в канун нового, 1942 года. Мы шли к ней и ночью и днем, добрых полмесяца. Только в отличие от воина с Чудо-озера двигались с противоположного направления. Пробирались глухими тропами. Про­бивались сквозь снежные заслоны. Обходили круп­ные фашистские гарнизоны. 31 декабря остановились на отдых в лесной деревушке Себежского района, граничившего с Латвией.

Мы — это небольшая бригада калининских парти­зан с символическим названием «На запад». И район боевых действий был нам определен самый запад- ный в Калининской области — Красногородский, Бригаде предстояло «обжить» его, оседлать дороги, ведущие в Латвию и к стратегически важной ком­муникации— Ленинградскому шоссе. В те дни вой­ска Ленинградского и Волховского фронтов вместе с моряками Краснознаменного Балтийского флота го­товили (мы тогда об этом, конечно, не знали) опе­рацию «Искра». Главным результатом ее, как изве­стно, стал прорыв блокады города Ленина, продол­жавшийся почти 900 дней.

В этот успех внесли свой вклад и калининские партизаны. Они активизировали боевые действия, хотя и далеко от Ленинграда, зато у важнейших до­рог к нему. Глухой осенью 1942 года в тылах фа­шистских армий группы «Север» рейдировал 1-й корпус калининских партизан. Он нанес удары по коммуникациям и гарнизонам врага и вызвал к жиз­ни новые партизанские формирования. Тогда и ро­дилась наша бригада.

Основание бригаде положила небольшая группа энергичных и мужественных людей под командова­нием старшего лейтенанта коммуниста Михаила Ар­сентьевича Лебедева. Смело появлялись они в насе­ленных пунктах Идрицкого, Себежского и Невельско­го районов Калининской области, в белорусских де­ревнях. И везде находились добровольцы. Лебедев и его товарищи проводили и мобилизационную работу. Будучи уполномочены органами Советской власти, они призывали на военную службу тех, кто в силу различных обстоятельств не попал в Красную Армию в первые недели войны, а также выявляли красно­армейцев, отбившихся от своих частей при выходе из окружения. «Выполняем функции райвоенкома­тов»,— полушутя, полусерьезно говорил, Лебедев юному партизану-пулеметчику Вале Ершову, сопро­вождавшему его в таких походах.

В округе действовали каратели. В таких условиях уход в партизаны одного из членов семьи подвергал смертельной опасности всех оставшихся. И все же группа Лебедева медленно, но уверенно росла. У каж­дого, кто вливался в нее, был свой счет к оккупан­там, у некоторых уже и боевая строка в партизан­ской биографии.

...Шестнадцать лет исполнилось Вале Бусовой в 1941 году. Росла Валя без матери. Училась в школе. Бойкая, смышленая, до любой работы охочая. Радо­вался Николай Иванович, глядя на дочь. Не без гор­дости говорил соседям: «А Валюшка моя — что те парень. Ко всему руки доходят».

Гордилась и Валя отцом — честным, трудолюби­вым... И вот стоит она, прижав к себе маленького братишку, и страшной болью в сердце вонзается свист резиновых дубинок. Они градом сыплются на отца. «Где спрятано красноармейское оружие?» — кричит разъяренный гитлеровец... Смотрела Валя на отцовскую кровь, и в груди закипало неведомое рань­ше чувство. Имя ему было ненависть. Оно и опреде­лило дальнейшую жизнь девушки. Распространяла в родной деревне сброшенные с самолета советские ли­стовки, ходила по заданию разведчиков рейдирую­щего корпуса в село, где стояли фашистские гарни­зоны.

Вместе с подругой Зиной Плюсковой приняла Валя боевое крещение у озера Язно, где бойцы пар­тизанского корпуса вели упорный бой с полевыми войсками гитлеровцев. Бусова и Плюскова стали пер­выми партизанками в формируемой бригаде.

У Вали и Зины — боевая строчка в биографии, а у Ерофея Федоровича Иванова — страница, да не одна. В рядах 445-го Себежского стрелкового полка воевал он против солдат германского кайзера в пер­вую мировую войну. Командуя взводом в частях Красной Армии, сражался против полчищ Колчака. Попал в плен. Бежал из-под расстрела. Партизанил в лесах под Иркутском.

Не думал Ерофей Федорович, завершая пятый де­сяток жизни, что опять придется брать в руки ору­жие, но, когда гитлеровцы появились вблизи дерев­ни Комлево, где жила его семья, припрятал брошен­ную кем-то винтовку. Цену оружия пожилой прораб Идрицкого леспромхоза хорошо знал. В мае 1942 го­да он стал бойцом в группе местных партизан, организованной командиром Красной Армии Родио­ном Охотиным, а в октябре перешел в бригаду «На запад».

М. А. Лебедев - командир 10-й партизанской бригады в первые месяцы ее боевых действий	А. А. Козлов - комиссар бригады до августа 1943 года

Когда народу поднабралось порядком, Лебедев повел людей в советский тыл на вооружение. То был поход-подвиг. На три с лишним сотни человек один ручной пулемет, два автомата да двадцать винтовок. А путь не малый, и кругом враги.

Линию фронта перешли незаметно. Фашисты об­наружили партизан, когда хвост колонны уже втяги­вался в лес нейтральной зоны. Огонь открыли неис­товый, но беспорядочный. Потерь бригада не понесла и вскоре остановилась в деревне Лопаткино Уриц­кого сельсовета Великолукского района. Здесь и скрестились наши пути.

В конце 1942 года советские войска под Великими Луками прочно удерживали в своих руках боевую инициативу. Со дня на день ожидался последний бой за освобождение древнего русского города на Ловати. С ним у меня было связано многое, да почти и все главное в прожитые 32 года.

В Куньинском районе, невдалеке от Великих Лук, был мой отчий дом (отец Михаил Парфенович погиб на фронте в первую мировую войну) — деревушка Змеенки. В великолукском депо овладел я рабочей профессией — стал слесарем. Отслужив пять лет в армии, вернулся на берега Ловати. Последнее время работал в военном отделе горкома ВКП(б). Когда ле­том сорок первого года на подступах к городу разго­релось многодневное сражение, командовал истреби­тельным батальоном. После вторжения фашистов в Великие Луки был командиром отделения разведки в городском партизанском отряде.

Вторая военная осень застала меня в прифронто­вой зоне, где я выполнял отдельные задания област­ного комитета партии. Незадолго до октябрьских праздников раздался телефонный звонок — мне было приказано явиться в Калинин к секретарю обкома ВКП(б) П. С. Воронцову. Кто-то из товарищей по­шутил:

— Получишь назначение в Великие Луки, не за­будь и про нас, грешных.

—  Куда иголка — туда и нитка,— отшутился я.

Воронцов принял меня поздно вечером. Подняв­шись из-за стола, заваленного ворохом бумаг, спро­сил:

— Чем занимался последнее время, товарищ Ва­раксов?

С Воронцовым я разговаривал впервые. Ответил официально:

— Организовывал подвоз фуража нашим войскам под Великими Луками.

— Под Великими Луками,—не то переспросил, не то повторил Воронцов.

— Так точно. Под Великими Луками.

— Ишь ты. Научился по-военному рапорто­вать,— Воронцов улыбнулся.— Фашистов из твоих Великих Лук скоро попрут. А дальше? Сколько за Луками нашей калининской земли — знаешь? — Не дав мне ответить на вопрос, сердито бросил: — Де­сять районов — вот сколько. И вряд ли их освободят от оккупации сразу. Воевать и воевать там надо. Ясно?

— Так точно.

— Да брось ты свое «так точно». Не в штабе ар­мии находишься. Садись.— Голос секретаря обкома звучал теперь глуховато, чувствовалось по всему — человек очень устал. Немного помедлив, он продол­жил разговор:

— В ближайшее время в самый отдаленный рай­он уйдет новая партизанская бригада. В ее составе будет находиться Красногородский райком партии. Бригада формировалась в немецком тылу. Будем ее вооружать и укреплять кадрами. Есть решение на­значить тебя заместителем комбрига и членом рай­кома. Войну ты знаешь не понаслышке, да и с парт­работой знаком.

Я поблагодарил за доверие. Воронцов познакомил меня вкратце с положением в оккупированных за­падных районах области, сказал доброе слово в ад­рес комбрига Лебедева и комиссара бригады Алексея Алексеевича Козлова. Выразил сожаление, что не удалось подобрать в руководящее ядро бригады местных товарищей, кроме члена подпольного рай­кома Анастасии Васильевны Павловой. Последняя до войны работала председателем Мозулевского сель­совета Красногородского района, была депутатом Калининского областного Совета депутатов трудя­щихся.

Позже я убедился, как был прав секретарь обко­ма. Рядом с нами у латвийской границы действова­ла партизанская бригада под командованием Влади­мира Марго. Добрая половина ее командиров и полит­работников состояла из местных товарищей. Это обстоятельство облегчало решение многих вопросов в подготовке боевых операций и организации парти­занского быта.

В Лопаткино я прибыл на следующий день пос­ле прихода туда бригады. Деревня небольшая —- дворов двадцать. Окрест лесисто-болотистая мест­ность. Невдалеке фронт. Изредка доносится глухой артиллерийский гул. К нему здесь привыкли. Нака­нуне выпал снег —нежно похрустывает под ногами.

Шел я в добром настроении. Оно не изменилось и после знакомства с комбригом. Михаил Арсентье­вич встретил меня приветливо. Немного расспросил про довоенную жизнь и, что особо было приятно, про участие в боях за Великие Луки в сорок пер­вом... Четвертое десятилетие мы живем под мирным небом. И все еще есть не до конца раскрытые под­виги, не полностью заполненные страницы летописи Великой Отечественной. Одна из них — бои на бе­регах Ловати. Целый месяц, выбив фашистов из Великих Лук, красноармейцы и великолучане удер­живали город и рубежи вокруг его в своих руках. Целый месяц! И это в дни, когда на дальних подсту­пах к Москве разгоралось сражение исключительной важности — Смоленское...

С комиссаром бригады Алексеем Алексеевичем Козловым я познакомился немного позднее. Худо­щавый, выше среднего роста, брюнет, очень подвиж­ный, лет на пять старше нас с комбригом. Типичный довоенный секретарь райкома партии (он и был та­ковым), человек, не служивший в армии, но умею­щий быстро оценивать боевую ситуацию и прини­мать, коль того требует обстановка, самостоятельное решение.

В первых же встречах, в ночных беседах, при организации учебы вверенного нам личного состава мы трое нашли быстро общий язык. Деловые и това­рищеские отношения сохранили и в дальнейшем, что бесспорно положительно сказалось на боеспособ­ности бригады. Кроме командира и комиссара нашей бригады в подпольный райком партии входили Ана­стасия Васильевна Павлова и Павел Гаврилович Романов, возглавивший нашу партийную организа­цию. В дни советско-финляндской войны Романов был политруком роты, участвовал в боях. Накануне Великой Отечественной работал в одном из райкомов партии.

Более месяца провели мы в прифронтовой зоне. Шло переформирование. Часть бойцов пришлось по состоянию здоровья отчислить. С остальными парти­занами ежедневно проводились занятия. Изучали отечественное и трофейное оружие, подрывное дело, тактику партизанских действий. Учебой руководили специалисты из 3-й ударной армии. Были и свои доморощенные учителя. Так, одну из групп стрельбе из пулемета обучал... шестнадцатилетний партизан Валентин Ершов. Стрелял он превосходно, а вот ма­териальную часть оружия знал довольно относи­тельно. Пришел однажды проверяющий — капитан из штаба полка. Начали ребята пулемет разбирать. Проверяющий показал на боевые выступы затвора, спрашивает: «Как называется эта часть?» В ответ единодушное: «Щечки». «Кто обучал вас?»—поин­тересовался капитан. Все посмотрели на Ершова.

 Посмотрел на парнишку и проверяющий. Пожал пле­чами и предложил: «Ну что ж, пойдемте стрелять». А стреляли все хорошо. Остался доволен капитан, пожелал, уходя со стрельбища: «Стреляйте так же метко и по фашистам». Забегая вперед, скажу: пуле­метчики бригады не раз выручали нас в боях с про­тивником, превышающим наши отряды в силе.

Отсеивая часть людей, мы одновременно попол­няли бригаду. Хороших бойцов получили из спец­школ. Не поскупилось на опытных командиров ар­мейское командование. Назову две фамилии — Сауликова и Солдатов. Думаю, что любой из ныне здрав­ствующих моих боевых товарищей согласится с их характеристикой: достойнейшие из достойных.

Семья Сауликовых в Рамешках получила две по­хоронных, когда восемнадцатилетняя Маша сообщи­ла матери о вызове в спецшколу ЦК ВЛКСМ, В сто­лицу Машу провожали всей деревней... После четы­рехмесячной подготовки Сауликова была направле­на в тыл врага. Жизнерадостная, на редкость энер­гичная девушка стала в бригаде комсомольским вожаком, впоследствии первым секретарем подполь­ного Красногородского райкома комсомола. Личная храбрость, общительность, умение горячо и толково выступать перед народом снискали Фаине (это было конспиративное имя Сауликовой) общее признание. К ней тянулись. С нею советовались.

М. Г. Сауликова (Авдохина) - первый секретарь подпольного райкома ВЛКСМ	М. Н. Михайлова (Веселова) - партизанка-подрывница

Старшему лейтенанту коммунисту Александру Михайловичу Солдатову было под тридцать. На фронте он командовал разведывательной ротой и вдоволь наползался в боевых порядках войскового тыла врага [1]. Жила в нем неуемная жажда выведать, узнать любую мелочь, самую малую деталь о про­тивнике. Ревностно обучал искусству разведки стар­ший лейтенант и своих подопечных — «будущих ор­лов», по его определению. И они оправдали надежды. Это, бесспорно, в первую очередь их заслуга, что бригада наша ни разу не была захвачена карателями врасплох, в какие бы переплеты ни попадала.

Солдатову, как заместителю комбрига по развед­ке, и было поручено найти более-менее безопасный проход через линию фронта, когда поступил приказ о перебазировании бригады к берегам Синей. Обна­ружить такое место в те дни считалось делом мало­вероятным. Фашисты плотно закрыли на нашем уча­стке фронта свой передний край. Попытки миновать его без боя не удавались.

Всю первую половину декабря Солдатов со своим помощником балтийским моряком Сергеем Шуваевым разведывали нейтральную полосу, дважды по­бывали в тылу врага. Вернувшись из третьей такой вылазки, наш старший разведчик доложил:

— Пойдем по льду озера Сенница.

— На берегах фашистские гарнизоны. На льду, что в поле, не укроешься. Ты это учел? — спросил комиссар бригады.

— Да. Но вот уже два дня оттепель. На льду полно воды. Гитлеровцам и в голову не придет, что можно перейти озеро в таких условиях.

— Рискованно,— заметил я.

— Согласен. Но иного пути сейчас нет.

— Ну что ж, на нет и суда нет. Пойдем через Сенницу,— решил комбриг.

В ночь с 15 на 16 декабря 1942 года 358 воору­женных человек с большим грузом за плечами при­близились к Сеннице. Озеро зловеще темнело. Спра­ва где-то отрывисто стучал пулемет. Первыми сту­пили на лед, покрытый водой, Солдатов, Шуваев и еще несколько разведчиков. Штаб бригады шел в центре. Я в замыкающей группе.

Никогда не забудется эта ночь! Двигались гусь­ком, молча, без команд. Замирали, когда в небе рас­текался дрожащий свет ракет и вслед им пронзала мглистый воздух трасса пуль. А студеная вода про­сачивалась в обувь. Многие падали, и тогда натель­ное белье превращалось в ледяной компресс.

Сенница не такое большое озеро, но тогда каза­лось, шли мы целую вечность. Моим грузом были: автомат, 300 патронов, пистолет, сухари, белье. И был я, что называется, в полном расцвете сил. А устал смертельно. Как же досталось това­рищам постарше годами, и особенно нашим девуш­кам!

К 30-летию Победы я получил письмо от Марии Николаевны Михайловой (Веселовой). Маша пришла в бригаду из спецшколы. Веселая девушка, лучшая наша певунья и плясунья, стала в тылу врага лихой подрывницей. Вспоминая переход через Сенницу, она пишет:

«Ноги мои превратились в ледышки. Вскоре я ступала в воду и не чувствовала их. И ничего я тог­да не желала, как услышать слово «привал». А услы­шали мы его лишь тогда, когда отошли от озера на несколько километров. Чтобы разуться, пришлось с обуви скалывать лед. Не верится, что это все было...»

Начальник гарнизона деревни Поровницы, распо­ложенной на берегу озера, узнав позже о нашем переходе, приказал расстрелять часовых. На льду Сенницы были поставлены огромные бочки, в кото­рых укрывались пулеметчики,— своеобразная за­сада.

Такова одиссея бригады «На запад» до 1943 года, до того новогоднего вечера, с которого я начал свое повествование. В тот вечер, а точнее в ночь, я уго­ворил Михаила Арсентьевича вздремнуть (он еле держался на ногах), а сам пошел проверить посты и посмотреть, как отдыхают бойцы.

Спали люди мертвецки, но даже тихий разговор с дежурным поднимал на ноги многих. За дни тяже­лого похода у бойцов выработалась мгновенная реак­ция на малейший шум и голоса в ночи. Охрана была бдительной, и я через час уже шагал обратно к штаб­ной избе.

Ночь выдалась звездная, морозная. Настоящая новогодняя. Невольно мысли перенесли меня в прошлое, и я лишний раз убедился, как верно изре­чение: «Ничто не смеется так весело и не хмурится так грустно, как поток воспоминаний».

Вспомнился один из весенних вечеров 1931 года. Ловать несла бурные вешние воды. Я с двумя прия­телями из депо шел по ее берегу навстречу ветру. Устали здорово — весь день провели на комсомоль­ском воскреснике. Настроение же было радост­ное, майское. Мне, девятнадцатилетнему рабочему пареньку, присвоили накануне звание ударника первой пятилетки. Сердце пело, казалось все по плечу.

А рядом из кладовой памяти встало другое... 17 июля 1941 года. Последние часы эвакуации из Ве­ликих Лук. Проезжая по одной из улиц, встретил группу бойцов военизированной охраны городской радиостанции. Смотрю — брат Сашка. Обнялись крепко. Спрашиваю:  «Куда ты теперь?» Отвечает удивленно: «Как куда? В армию, конечно». Грустное было расставание, но я понимал Александра. Вараксовым, как и сотням тысяч других рабочих и кресть­янских семей, можно было лишиться многого, но только не родной Советской власти. А ее судьба ре­шалась на фронте... [2]

Я бы еще, очевидно, долго стоял у крыльца, по­груженный в воспоминания, если бы не слова, раз­давшиеся сзади:

— Иди поспи немного. Через два часа снова в путь.

Вздрогнув, я оглянулся — Алексей Алексеевич тоже бодрствовал...

Еще трое суток — и трехсоткилометровый поход завершен. Мы в деревне Ровново Красногородского района. Не успели еще как следует разместиться, а у дверей штаба уже появилось несколько крестьян почтенного возраста. Стоят, с ноги на ногу переми­наются, посматривают на автомат часового. Мы с Козловым вышли на улицу, пригласили всех в дом. Обменялись рукопожатиями, друг друга табачком угостили. Забористый у крестьян табачок был... А вот разговор деловой не получался. И тут вдруг в дверях показалась Павлова. Гости наши все вста­ли, а Анастасия Васильевна (как будто и не было полутора лет оккупации) спокойно и деловито ска­зала:

— Садитесь, товарищи. Давайте поговорим о на­ших задачах. В нашем сельсовете...

Многое тот разговор нам подсказал. И где оружие достать можно, и где находятся крупные вражеские гарнизоны. А о тех, кто в холуи фашистские пошел, было сказано гневное слово. Узнали мы, что в отли чие от других районов в междуречье гитлеровцы со­здали крупные государственные имения: Синьозерское, Лямони, Богородицкое, Федоровское, Грайненское и Станкеевское. Под имения отведены лучшие земли. Заправляет хозяйствами обер-лейтенант Иогансон, типичный пруссак.

А люди в штаб все подходят и подходят. Обраща­ясь к комбригу, докладывают:

— Артем Порозов. Из деревни Репшино. Кузнец. Может, сгожусь на что.

— Я — Прокофьев. Воевал в гражданскую. До войны участковым был. Местность хорошо знаю.

А вот вошли двое. По всему видно: отец и сын. Старший спокойно рассказывает: фамилия Зубков, по профессии агроном, участник гражданской войны. Младший выглядит лихо: на голове буденовка, на ремне четыре гранаты, на ногах армейские кирзовые сапоги, на правом плече тускло отливает новенький немецкий автомат. Четко докладывает:

— Товарищ командир бригады, прибыл в ваше распоряжение командир группы самообороны дерев­ни Машнево Юрий Зубков! — И, сверкнув улыбкой, добавляет: — Нас двенадцать таких, как я.

Посмеивается Павлова. Шепчет Лебедеву и мне:

— Это только принято тут чуток прибедняться по присказке: «Город наш Красный, река Синяя, люди мы тихие — раков боимся». Начнем здесь воевать — они покажут фашистам, где раки зимуют.

Душевно приняли нас жители деревень Ровново, Церковка, Лубьево, Машнево и Брод, где размести­лись отряды после последнего перехода: задымили бани, крестьянки начали стирку и починку парти­занского белья, заработали местные «обувных дел мастера». А вечером во многих избах зазвучали со­ветские песни, раздались звуки гармошек. Моло­дость — всегда молодость. В центре веселья Вера Ганюшкина, Лазарь Минченко, Виктор Михеенко, Иван Авдохин, Мария Климентьева.

Ко мне то и дело подходят начальники штабов отрядов, ответственные за охрану, смущенно, как бы жалуясь на свою беспомощность, заявляют:

— Не расходятся. Все поют еще. Что делать?

— Ну и пусть поют,— отвечаю.— Истоскова­лись люди по нашей советской жизни. А делать что, небось лучше меня знаете: усилить охране­ние.

На исходе ночи разведчики уже принесли первые сведения о противнике. Через полчаса Солдатов док­ладывал комбригу и комиссару:

— Наиболее подходящий маршрут движения бригады в глубь района лежит, на мой взгляд, между гарнизонами гитлеровцев, расположенными в дерев­нях Луги, Столбово и Мозули, затем южнее деревни Дымово. По льду перейдем реку Синюю и далее двинемся на север вдоль границы с Латвией — к де­ревням Александрово, Малашно, Масловка. На пути нашем имение Синьозерье, в деревне Александро­во—волостное управление. Разведкой установлено: 7 января в имении по случаю рождества предпола­гается пирушка, 8 января управа Александровской волости собирает старост деревень.

— Вот и наведаемся и в Синьозерье, и в Алексан­дрово,— предложил Козлов.— Нежданными гостями на бал.

— Бал так бал, — поддержал я комиссара.

— Решено,— сказал комбриг.

Мы вышли на улицу. Занимался рассвет. Заря была не яркой, подернутой какими-то дымными по­лосами. И все же она упорно теснила темень зимней ночи.

Март 1943 года. Две трети нашей бригады нахо­дятся в междуречье, остальные в Себежском и Идрицком районах. Чаще действуем из засад. 3 марта боевая группа Константина Сентерева у деревни Демиденки напала на гитлеровцев из гарнизона Заситино, направлявшихся на очередной грабеж в дерев­ню Козырево. Солдат было более 70 человек. Все хорошо вооружены. У партизан два преимущества — внезапность нападения, знание местности... Оставив на дороге девять убитых и несколько подвод, фаши­сты ретировались в гарнизон.

7 марта разведчики Александр Куклев, Федор Иванов, Валентин Косткин, Николай Глинский, Егор Тереня, Виктор Кузьмин, Николай Вилей, Александр Лебедев, Сергей Величко, Нина Петраченко и Риф Габайдулин под командованием Сергея Шуваева, находясь на северо-западе Красногородского района, устроили засаду на дороге между деревнями Лямоиы и Гавры. Меткий дружный огонь их преградил путь взводу гитлеровцев, отправившихся из Гавров на какое-то задание. Трофеи смельчаков — оружие уби­тых, много патронов.

В деревне Лямоны располагался полицейский гарнизон. Небольшой, но уж очень рьяные служаки собрались в нем. Решено было ликвидировать это осиное гнездо. Поручили «приговор» привести в ис­полнение взводу Шуваева. Лихой разведчик Леонид Егоров рассказывал позже:

«Морозной ночью мы тихо подъехали на лоша­дях к деревне. Устроили засаду на шоссе Красногородск — Лямоны на случай, если фашисты по пы­таются подбросить подкрепление своим прихвост­ням. Только хотели идти к околице, как вдруг за­метили подростка на дороге. Остановили. Спраши­ваем:

— Как зовут?

— Толькой.

— Откуда идешь так поздно?

— Из Котляровки. У родственников был.

— А полицаи в Лямонах есть?

Отвечал бойко паренек и вдруг насторожился. Смотрит исподлобья:

— А вы кто такие?

— Партизаны мы.

— Полицаи вы, только не лямонские. Тех я всех знаю.

— Чудак парень,— приблизился к Анатолию Шуваев,—ты ж посмотри — на мне фуражка морская и тельняшка, а краснофлотцы разве могут быть поли­цаями?

— Не могут,— согласился Толя и отчеканил: — Вы — партизаны, я — пионер. Пойдемте помогу!

Толя Терентьев рассказал, что видел несколько полицаев на гулянке в Котляровке. Они собирались домой. Шуваев остался встречать загулявших пре­дателей, а мы во главе с Владимиром Петровым во­шли в деревню. У казармы Петрова и Терентьева окликнул часовой. Толя закричал:

— Это я, Толька Терентьев. С дружком с масле­ницы идем. Бутылка самогона есть.

Терентьев жил рядом с казармой, его знали. Ча­совой пригласил:

— Давай сюда. Пригубить спиртного на морозе не...

Договорить он не успел. Рука у Петрова была тя­желая и верная. Пять минут грохота и одурелых криков спросонья — и с полицаями было покончено. А возвращавшихся с гулянки мы задержали, судили и уничтожили как изменников Родины. Уходя, дого­ворились еще раз встретиться с Анатолием, задание ему дали.

Не состоялась эта встреча. Утром в Лямоны при­мчались гитлеровцы. По дороге они подобрали тя­жело раненного полицая, притворившегося при пар­тизанах мертвым. Он выдал маленького героя. Фа­шисты расстреляли Толю и вместе с ним его мать и сестру».

Л. З. Егоров - партизан-разведчик	В. И. Величко - партизан-разведчик

Много смелых дел было на боевом счету у бригад­ных разведчиков. И немалая заслуга в этом их ко­мандира Сергея Степановича Шуваева. Высокий, с тяжелой силой в плечах. Под темными дугами бро­вей пытливые, чуть насмешливые глаза. Надо было видеть, каким яростным гневом загорались они, ког­да в решительный момент он поднимался в атаку с криком:

— Полундра! За мной, ребята! Круши гадов!

Сергей никогда не расставался с морской фураж­кой. Бывало, скажут ему товарищи:

— Серега, одень что-либо потеплее. Ведь зима все-таки.

Усмехнется в ответ:

— В ней начал воевать, в ней и до Берлина дойду.

Был неразговорчив. Из скупого рассказа его зна­ли, что служил он на корабле, а воевал в морской пехоте, попал контуженным в плен, бежал. Сам ленинградец. Автор питает надежду, что, прочитав эти строчки, откликнутся родные нашего героя и его боевые товарищи по службе на Балтике. Пас Шуваев разыскал при формировании бригады осенью сорок второго.

Под стать командиру были и другие бригадные разведчики. Помкомвзвода Володя Петров — человек гордой отваги, весельчак, гармонист. Сержант Алек­сандр Куклев — смелый и осторожный разведчик. Григорий Петров — ни при каких обстоятельствах не унывающий восемнадцатилетний паренек, готовый идти на самое отчаянное дело.

Среди разведчиков отрядов были люди среднего возраста: Иван Степанович Богданов, Семен Дмит­риевич Дмитриев, Афанасий Кириллович Хандашев, Герасим Ефимович Ефимов, Иван Григорьевич Ба­ранов, Василий Александрович Чухнов, Николай Никандрович Орлов. За плечами у каждого — годы работы, армия, у некоторых и боевой опыт.

Были и молодые ребята. Леонид Егоров в первые дни войны сдавал последний экзамен в педагогиче­ском училище. А Володе Величко в сорок первом шестнадцать исполнилось. Однако к нам он пришел уже обстрелянный — партизанил в отряде Карпенко, был ранен.

В начале марта в бригадной разведке появился свой «доктор». Николай Иванов привел в подразде­ление медицинскую сестру Валю Михайлову. Девуш­ка скрывалась в деревне Заболотники Себежского района. Ее хотели угнать в Германию. У Михайло­вой, несмотря на молодость, был фронтовой опыт. В сорок первом она работала в госпиталях с тяжело раненными. Валя быстро прижилась среди суровых мужественных ребят. Она умела быть и поваром, и прачкой. Ходила в разведку, мерзла в засадах.

Разведчики любили своего скромного, застенчиво­го, смелого «доктора». Валя платила им тем же. Была со всеми приветливой, ласковой. И лишь тому, кто ее встретил первым, уделяла внимание немножко больше... Они и сейчас по жизни идут рядом — Ни­колай Павлович Иванов и Валентина Николаевна Михайлова, радуя своей дружбой, пронесенной сквозь десятилетия, нас — бывших партизан.

И на успех наших боевых дел в марте, и на уси­ление политической работы с населением влияли ве­сти о разгроме фашистских армий на берегах Волги. Сталинград. Это слово было на устах у всех. Каза­лась, сам воздух им пропитан. Как-то ночью после довольно шумного обсуждения одной малоуспешной операции вышли мы с Александром Солдатовым из штабной избы на улицу. Потихоньку вьюжило, но уже не по-зимнему.

— Отчего так зло выступал, старший лейте­нант? — спросил я его.

— Полегло много наших.

— Где? — не понял я.

— У Волги. Такая победа завоевывается большой кровью. И она требует,— всегда довольно спокойный Солдатов опять загорячился,— да, да, товарищ ком­бриг, требует от нас большего. Нельзя, как это...

— Стоп, Александр Михайлович,—-прервал я его.— Уже все обсуждено. Ты прав, но остынь. И ска­жи мне лучше, не чувствуешь ли ты, чем пахнет?

— Шуткуете, товарищ комбриг.

— Нет, серьезно.

— Весной, наверно.

— А весна приносит что? —продолжал я задавать вопросы своему недоумевающему заместителю.

— Тепло, свежий ветер, половодье.

— Точно, Александр Михайлович. Половодье. Оно сметает все на своем пути. А если половодье парти­занское, то и крупные...

— Неужели Савкинский мост? — теперь уже меня перебил Солдатов, сходу разгадав направление разговора.

— Да. Савкинский. Завтра еду к уполномочен­ному штаба партизанского движения. Знаем об этом пока комиссар, ты и я. Иди спать.

— Уснешь тут...

...Стояли первые апрельские дни. По народному поверью щука в это время хвостом легко лед раз­бивает. Но на озерах Идрицкого района он еще дер­жался, и о нем мы не раз вспоминали в разговоре с Алексеем Ивановичем Штраховым. Я докладывал ему боевую схему разгрома фашистского гарнизона в поселке Сутоки.

Штрахов знал войну не понаслышке, с фашистами дело имел еще до Великой Отечественной — воевал в Испании на стороне республиканской армии в се­редине тридцатых годов, был комиссаром Калинин­ского партизанского корпуса осенью 1942-го. Он со­гласился с нашим мнением, что наступать на. гарни­зон с севера рискованно. Там шоссе проходит и железная дорога, и противник быстро сможет пере­бросить подкрепления из крупных гарнизонов в Пус­тошке и Идрице.

Южное направление тоже было нами отвергнуто. Партизаны других бригад однажды пробовали про­рваться из леса к поселку, но безрезультатно. Пос­ле этого гитлеровцы сильно укрепили южный рай­он. Здесь были сосредоточены главные огневые сред­ства гарнизона. О них я имел точные данные от наших разведчиков. Вот тогда Алексей Иванович и спросил:

—  Каково состояние льда на Сутокском озере?

— Лед еще крепок, но у берегов уже полоса воды шириной метров двадцать. Не будь ее, один из от­рядов послал бы на штурм по льду.

— Но и позади выбранной вами позиции есть озе­ра и речки,— не сдавался Штрахов.— Коль не удаст­ся ворваться в Сутоки, противник прижмет нас к этой водной системе с непрочным льдом.

— А мы обязательно ворвемся, Алексей Ивано­вич. Отхода без победы не будет. Это не только мое мнение, но и комиссара бригады Козлова, начальника разведки Солдатова. Советовались мы с командира­ми и комиссарами отрядов.

— Ну коли так, действуйте,— улыбнулся Штра­хов и официальным тоном сказал: — Приказываю,товарищ комбриг, разгромить сутокский гарнизон оккупантов.

Сутоки считались крепким орешком. Гарнизон — почти три сотни гитлеровцев и полицаев. Вооруже­ние: пушка, минометы, девять пулеметов, у всех немцев автоматы. Проволочные заграждения име­лись в изобилии, на предполагаемо опасных направ­лениях протянуты в три ряда. Кирпичные подвалы десяти зданий приспособлены для огневых точек. Всего 24 дзота. Отрыты глубокие траншеи. Но раз­грызть этот орешек следовало во что бы то ни стало. Он был своеобразным форпостом немецких гарнизо­нов на железной дороге между Себежем и Пустош­кой, охраняя подступы к ним.

Был ли я, давая заверения уполномоченному штаба, твердо уверен в успехе?

Да, был уверен. За плечами отрядов бригады ус­пешные открытые бои, результативные диверсии на дорогах, налеты из засад. От боя к бою бригада пре­вращалась в слаженный, дисциплинированный кол­лектив.

Штрахов уехал, я вышел на улицу. У деревьев кое-где еще виднелись бурые кольца осевшего сне­га. Светило солнце. Весенние капли радостно посту­кивали— тепь, тепь. Апрель входил в силу.

Мы, калининские партизаны, тоже набирали силу, и от этого на душе было спокойно. Итак, ре­шено было штурмовать Сутоки с северо-запада, со стороны болота, окаймляющего озеро. Отсюда пар­тизаны вряд ли нападут, решали мы задачу за про­тивника, местность от поселка совершенно открытая. Датой штурма наметили ночь с 13 на 14 апреля. Нам в помощь Штрахов приказал выделить отряд Алек­сандрова из второй бригады и одну пушку.

И вот мы в пути. Идти не близко — более трех десятков километров. Отдал приказ всех встречных людей задерживать, дабы каким-либо образом до Суток не донеслась весть о приближающейся опас­ности. Установил пароль на операцию: «Дуб — бе­реза».

Необычное задание получил командир отряда Поздняков. Ему во главе усиленного взвода пред­стояло скрытно подойти как можно ближе к гарнизону с юга, окопаться и открыть сильный огонь, создавая видимость направления главного удара.

— Шуми как можно громче, Петр Захарович— говорил я ему, ставя задачу. — Не жалейте патронов и глоток тоже.Будет сделано, товарищ комбриг,— заверь Поздняков.

— Такой шум подымем, что на кладбище и мертвые очнутся,— добавил политрук взвода Юрий Якимов.

Основной удар наносился с запада на восток силами отрядов «25 лет Октября», «Смерть оккупантам» и имени Жданова. Резерв (командир Солдатов) обосновался на высоте 108.9, где находились командный пункт бригады и Штрахов с группой автоматчиков. Посланный нам на помощь отряд 2-й Кали­нинской бригады под командованием Андрея Андриа­новича Александрова оседлал шоссе на Идрицу, откуда фашисты могли послать помощь сутокскому гарнизону. На завершающем этапе операции в бой должен был вступить один из отрядов З-й бригады.

Ночь, обычная союзница партизан, поначалу не хотела помогать нам. На небо выкатился месяц. При­шлось перенести начало штурма с 2 часов на 3 часа, Правда, час этот не пропал даром. Командиры при­смотрелись к местности, бойцы по-пластунски по­ползли на исходные рубежи. Ближе всех к против­нику расположил своих разведчиков-гранатометчиков Сергей Шуваев.

П. Г. Романов - секретарь подпольного райкома ВКП(б), комиссар бригады	В. Н. Бусова (Белова) - политрук взвода

...3 часа 5 минут. Первый выстрел. Секунда, вто­рая — и засверкало все окрест. Не стрельба — сплош­ная канонада.

Молодец Поздняков! Фашисты клюнули на нашу удочку и открыли по отряду огонь из всех видов оружия. Этим воспользовались Шуваев и его товарищи, приблизившиеся первыми к Сутокам,— на пулеметные гнезда, на дзоты обрушился град гранат.

Я дал сигнал ракетами начать общую атаку. Ночь сменила светлые тона на более темные, что было нам на руку, но трассирующие пули освещали низину которую предстояло преодолеть бойцам. И тут гитлеровцы, поняв свою ошибку, начали сосредоточи­вать огонь по подходам к гарнизону с запада. Часть партизан залегла. Ко мне подошел Штрахов, спо­койно сказал:

— Николай Михайлович, промедление — угроза операции.

Я и сам понимал это и крикнул автоматчикам, охранявшим командный пункт:

— За мной, ребята!

Под прикрытием холма мы выбежали на шоссе, идущее от станции Идрица, прыгнули в кювет и поползли к залегшей цепи атакующих. Сзади меня полз Павел Гаврилович Романов. Он всегда старался быть там, где накал боя.

 Наше появление в цепи не прошло незамеченным. Рассказывали после, что я, отдавая команды, употреблял и крепкие слова. Может быть. В азарте боя всякое бывает. Одно помню: подбежавшему ко мне командиру отряда Рожко, пытавшемуся что-то доложить, я бросил два слова:

— Ваня, вперед!

Сопротивлялись гитлеровцы ожесточенно. Засев в каменных зданиях школы, больницы и аптеки, они губительным огнем отсекали бросавшихся на штурм партизан. Сопротивление врага сломили гранатомет

чики Григорий Никитин, Петр Осипов, Эдуард Сипченко, Валентин Косткин, Александр Дмитриев, Виктор Красиков, Николай Прищепов, Поликарп Романов, Федор Слесаренок, Петр Лукашонок, Ива Сосновский, Дмитрий Герасимов. Сергей Шуваев заметил (зарево пожара хорошо освещало улицы поселка) провода, тянувшиеся от одного из домов. «Узел связи»,— догадался он. Как кошка, скользну, под пулеметной очередью к зданию, резко размахнулся и, метнув в окно противотанковую гранату грозно закричал:

— Полундра!

Одним из первых в здание школы ворвался Леонид Егоров. Отважно и умело действовали пулеметчики Виктор Соколов, комсорг отряда Егор Гаврилов, командир группы Иван Федоров. Валентин Ершов выиграл дуэль с вражеским пулеметчиков засевшим на чердаке одного из домов. Владимир Петров вместе с Шуваевым уничтожили огневую точку на вышке. Она долго прижимала к земле наших бойцов. Теперь путь вперед был открыт. Заплатили мы за это дорогой ценой. Последняя очередь врага и упал смертельно раненный Петров.

Были убиты и ранены еще несколько человек. Когда бой переместился в парк, увидел Валю Бусову. Поднимается она с земли, все лицо в крови. Подбежал:

— Ранена?

— Нет,— отвечает.— Пыталась перевязать товарища, но ему уже не поможешь. Это его кровь.

Стоит и рыдает...

От ран, не приходя в сознание, умер отважны разведчик Юзеф Андрюшкевич. Володя Петров страшно мучился перед смертью. Валя Михайлова ни на минуту не отходила от него. Долго стоял у повозки с умирающим другом Сергей Шуваев. Впервые за всю войну по лицу этого волевого человека теш скупые мужские слезы.

К 6 часам утра стрельба стала утихать. Участь гарнизона была решена. Чтобы остыть, скинуть возбуждение от боя, я прошел к западной окраине поселка, прислонился к стволу большой сосны. По дороге к Сутокам наперегонки неслись десятки подвод. Вначале я не понял, откуда они взялись, потом усмехнулся — хозяйственники торопились за тро­феями. Впереди на парной двуколке мчался мой заместитель по хозчасти Павел Миронович Миронов.

Трофеи достались нам большие: три исправных пулемета, винтовки, патроны, ящик мин, провиант (одного хлеба несколько тонн), обмундирование, мно­го сапог. В партизанской походной жизни трофеи имели немалое значение.

Разгром гарнизона в Сутоках был заключитель­ным аккордом операции «Савкинский мост». Полный успех при весьма незначительных потерях. Почему так получилось? Точное исполнение командирами отрядов и групп плана налета, бдительность на мар­ше, внезапность — вот слагаемые, обеспечившие нам победу. И конечно, тщательная предварительная разведка, организованная нашим главным разведчи­ком Солдатовым и заместителями командиров отря­дов по разведке Алексеем Васильевичем Андреевым, Александром Алексеевичем Черкасовым и Георгием Аркадьевичем Лапиным.

Штурм Суток получил высокую оценку командо­вания. Начальник Центрального штаба партизанско­го движения П. К. Пономаренко писал в 1943 году в журнале «Большевик»:

«Такие операции, как операция украинских пар­тизан, разгромивших Сарнский железнодорожный узел... взрыв Савкинского моста и разгром сутокского гарнизона, совершенные калининскими партиза­нами... войдут блестящими страницами в историю Отечественной войны».

Одна из наших групп подрывников (старший Александр Коваленко) устроила героям штурма Су­ток своеобразный салют. Ранним утром 14 апреля на участке железной дороги Зилупе — Себеж прогрохо­тали два взрыва. Коваленко и его товарищи подо­рвали «блиндированный поезд» противника. Он состоял из 13 платформ. На них были установлены пушка, пулеметы, стояли готовые к бою танки, ле­жали различные строительные материалы. Поезд этот нес охрану заситинского моста, шел впереди воинских эшелонов, обстреливал прилегающую к железной дороге местность, мог оказать помощь в восстановлении разрушенного пути. В результате взрывов партизанских мин под откос полетели две платформы с танками, паровоз и две платформы с минометными установками.

В. Н. Михайлова - медсестра бригады	А. С. Кулеш - секретарь себежского подпольного райкома партии

Весна обычно для партизан — трудное время, И все же апрель 1943 года для 10-й Калининской был добрым месяцем. Мы провели 11 боевых операций и весьма мало потеряли людей. Шаги наши были теперь твердыми. И пожалуй, лучшее тому свиде­тельство — повестка дня на объединенном заседании четырех подпольных райкомов партии. Решала вопрос о подготовке и проведении весенне-посевной кампании.

Заседание состоялось в конце апреля. На нем при­сутствовали первые секретари райкомов: Себежско­го — Андрей Семенович Кулеш, Опочецкого — Нико­лай Васильевич Васильев, Красногородского — Алек­сей Алексеевич Козлов, а также комиссар 4-й брига­ды Владимир Николаевич Вакарин, комбриги Влади­мир Иванович Марго, Алексей Михайлович Гаври­лов, Федор Тимофеевич Бойдин, автор этих строк в представитель штаба партизанского движения Алек­сей Иванович Штрахов. Председательствовал на за­седании Кулеш.

 Мы в первый раз собрались вместе все, хотя были друг с другом знакомы и очно и заочно. Самый молодой из нас — Федор Бойдин — был и самым моло­дым из калининских партизанских комбригов. Нака­нуне войны он окончил артиллерийское училище. Командовал батареей в боях летом сорок первого года под Смоленском. Оказавшись на оккупирован­ной территории, стал партизаном в отряде Федора Зылева. В двадцать один год принял под свое начало бригаду. Худощавый, высокий, неунывающий, улыб­чивый, он быстро становился душой компании. По молодости был излишне горяч в суждениях, в боях же  — решительным и волевым командиром.

Комбригу Марго было под тридцать, но выглядел он старше своих лет. Солидность ему придавала тем­ная клинообразная бородка, с которой Владимир Иванович не расставался всю войну. Невысокий, плотный, и в разговоре и в движениях сугубо штат­ский человек. Добродушный, спокойный, и лишь на­стороженные, отливающие в минуты гнева сталью глаза говорили о недюжинной силе воли партизана — бывшего учителя.

Алексей Гаврилов был кадровым военным. Вое­вал с первых дней фашистского вторжения в нашу страну. Раненым попал в плен. Совершил смелый побег с группой красноармейцев. Во главе их пере­шел линию фронта. До командования бригадой ходил часто с отрядом с Большой земли в тыл врага. Я знал его и о его рейдах, находясь в прифронтовой зоне под Великими Луками.

 Три комбрига. Разные, но главное — настоящие боевые товарищи. Мне легко было находить с ними контакты. Я всегда чувствовал их локоть.

Итак, впервые в условиях оккупации мы обсуж­дали задачу мирного времени. Весенний сев. Повеяло Дорогим, близким сердцу, вспомнились горячие по­севные будни предвоенных лет. Конкретно были ре­шены вопросы о семенах, о ремонте сельскохозяйст­венного инвентаря, о помощи крестьянам бойцами, об охране пахарей. Значительное место отводилось проведению разъяснительной работы среди населе­ния. Помню, с какой настойчивостью и страстностью говорил об этом Андрей Семенович Кулеш:

— Люди земли истосковались по настоящей весенней страде. Где и сеют — сеют неохотно, зная, что почти весь урожай отберут оккупанты. Давайте придем в деревни и скажем крестьянам: «Не бойтесь. Сейте больше и лучше. Обещаем — не дадим про клятому фашисту пользоваться плодами вашего труда».

На заседании мы поделили зоны дислокации бригад. За нашей бригадой закреплялась территория, между реками Синяя и Исса вдоль границы с Латвией, на юге от железной дороги Себеж — Зилупе,  далее на север — земли Красногородского района. Это, конечно, не означало, что мы должны были действовать только в вышеуказанном районе. Разграничение зон позволяло правильней решать продовольственную проблему, укреплять уверенность  местных жителей в скором освобождении от оккупации. «Партизаны не уходят, партийное руководство в районе, значит, близок час изгнания врага», примерно так рассуждали теперь многие.

Шла речь на заседании и о приближавшемся международном празднике — 1 Мая. Наша бригада к этому времени почти удвоилась. Под ее знаменем сражалось 650 человек. Возвращаясь с заседания бюро подпольных райкомов, я предложил комиссар бригады:

— А что, Алексей Алексеевич, если мы пара своего войска организуем да на него жителей окрестных деревень пригласим?

— Дело говоришь, комбриг,— отозвался Козлов.

На том и порешили. Был составлен первомайский приказ. Текст его сохранился у меня. Перечитывая сегодня написанное нами тогда, конечно, понимаешь излишнюю многословность вводной части приказа. Но мы ведь не баловали людей в то время документами такого рода, а о многом хотелось рассказать. В приказе были такие пункты:

«2. Завтра, 1 мая, в 12 часов дня назначаю партизанский парад. Парад провести на поляне северо-западнее деревни Мыленки. На парад вывести все подразделения, свободные от выполнения боевых задач.

3. На парад пригласить гражданское население деревни Мыленки и окружающих деревень.

5. Моему заместителю по разведке товарищу Солдатову А. М. обеспечить глубокую разведку сил противника.

6. Секретарю партбюро бригады товарищу Рома­нову П. Г., секретарю комитета комсомола бригады тов. Сауликовой М. Г., радистам бригады тов. Щекотихиной К. Н. и тов. Тетеревникову И. М. обеспечить прием информации из столицы нашей Родины Москвы о торжественном заседании, параде и первомай­ском приказе Верховного Главнокомандующего...

8. Комиссару отряда имени Жданова товарищу Волкову Н. А. произвести трехкратный салют из минометов в сторону озера Мыленское по установ­ленному сигналу...»

И он состоялся, необыкновенный первомайский парад. Гол, неуютен был лес, но уже зацвели подснежники. С ними в руках на поляну пришли девушки. Собрались все жители деревни Мыленки и несколько десятков крестьян из близлежащих селе­ний.

 Улыбки. Радостные лица. Песни. Как в довоенное время. И это на оккупированной территории — в два­дцати верстах от Себежа, где полным-полно солдат вермахта! Было от чего в конце дня бесноваться коменданту гарнизона полковнику Гофману и ищей­кам тайной полевой полиции.

С оружием в руках, чеканя шаг, прошли перед командованием и собравшимся народом отряды на­родных мстителей. Шли герои дерзких засад, лихих налетов на фашистские гарнизоны, битвы на рельсах. Впереди были еще бои и бои, лишения, тяжелые походы, но все собравшиеся в тот Первомай на солнечной поляне верили: не за горами победа.

Добыча взрывчатки была в бригаде одной из первостепенных задач и наших «тыловиков», и самих подрывников. У меня сохранился записанный рассказ подрывницы Елены Еремеевой о том, как она с группой бойцов добывала взрывчатку перед операцией по взрыву моста на железной дороге Резекне — Новосокольники.

«Командир отряда Жуков,— вспоминает Еремеева,— назначил меня старшей группы. Предупредил о том, что взятый с собой прессованный тол (около пяти килограммов) расходовать нельзя. Это неприкосновенный запас.

С бойцами Василием Семеновым и Алексеем Белозерцевым мы удачно перешли железную дорогу Это было непросто. Район перехода был нашпигован солдатами охраны и полицейскими. За «железкой» у одной из деревень встретили комиссара нашего отряда Волкова. Он дал задание добыть килограммов 130—150 тола, обозначил район поиска. Со мной оставил подрывников Ивана Федоренко, Михаила Родионова и Иосифа Невердовского.

Начался обход деревень. Мы осторожно заходили в хаты и просили жителей припомнить, не видали ли они где-нибудь брошенных снарядов. На третий день пришла удача. Один старик посоветовал:

— Ищите вблизи Иссы. Где точно, указать не могу: то ли в самой реке, то ли в болоте рядом — не знаю. Слышал от красноармейцев, отступавших в сорок первом через нашу деревню с пушками, что они припрятали часть снарядов. Говорили, будем возвращаться — пригодятся. Да вот что-то не возвращаются, замешкались. Помоги вам бог найти для святого дела снаряды эти,— закончил дед свой рас сказ и истово перекрестился.

Мы поблагодарили старика и отправились к болотистому берегу реки. Не бог — шомпола помогла Долго мы щупали ими илистое дно, пока, наконец не раздался радостный крик Юзика — так мы звал: Невердовского:

— Есть! Тут они!

Снарядов обнаружили порядочно и все крупного калибра. Найти-то нашли, а как вытащить? Как ни старались и вдвоем и втроем — ничего не получалось. Крепко засосал снаряды ил. И тут выручила смекалка.

 — А если ремнем? — предложил Родионов.

Я сняла свой. Он был командирский — широкий.  Стоя выше пояса в грязи, опоясали один из снарядов. 1однатужились. Пошло дело. Вытащим снаряд. Очистим. Свинтим боеголовку и к чертям ее в болото, снаряд же откатываем на сухое место.

 Устали сильно, но отдыхать было нельзя. Вдруг нагрянут гитлеровцы. Сразу же принялись за рытье лунок и выплавку тола. Опасное это занятие, но сноровка у нас у всех уже была. И все же я внимательно следила за тем, чтобы около снарядов, под которыми горел огонь, оставался только один чело­век.

Следующий день у нас ушел на подготовку заря­дов. Сделали мы их три, каждый весом пуда в три.

А вечером я уже докладывала комиссару о выполне­нии задания. 7 июля он повел нас к объекту диверсИИ».

Рассказанный Еремеевой эпизод — типичный пример поведения наших подрывников при выполнении боевых заданий. Иначе, как мужеством, это не назо­вешь. Сослужило оно добрую службу и в тот раз.

 Вел комиссар группу к деревне Шуты, располо­женной недалеко от Себежа. В пути взяли проводника. Шли осторожно. Впереди Волков и два раз­ведчика— Василий Тумашенко и Дмитрий Лебедев. За ними подрывники. Груз несли попеременно. К вечеру погода резко изменилась — разразилась роза. Пошел крупный дождь с барабанными капля­ми. Он и радовал партизан, и огорчал. Легче было избежать нежелательных встреч с патрулями, но идти тяжело нагруженными становилось все труднее и труднее.

— Впереди ров,— предупредили разведчики.

 — Остановка,— распорядился Волков,— мост рядом.

 Ров был глубокий. Пока подрывники преодолевали его, разведчики побывали на насыпи, убедились в отсутствии засады.

 Охраны специальной нет, значит, жди патруль на дрезине,— заметил Волков и приказал: — Быст­рее, товарищи!

И вот расставлены заряды. Все побежали к подрывнику, державшему шнур. Секунда, вторая и вместо огромного взрыва звук чуть тише винтовочного выстрела. На мгновение все опешили.

— Взрыватель! — крикнул Федоренко.

Подрывники теперь уже без всякой осторожности бросились на насыпь. Быстро заменили взорвавшийся капсюль-детонатор и закрепили два других выскочивших из зарядов. А со стороны Себежа мосту уже мчалась дрезина.

— Ребята, в укрытие! — подала команду Еремеева и, отсчитав три секунды, дернула за шнур...

Так в дневнике боевых действий бригады появилась запись: «8.7.43 г. Группа партизан отр. им. Жданова (ком. гр. комиссар т. Волков) в один час тридцать минут совершила диверсию по взрыву ж.- моста в р-не д. Шуты, кв. 42—88, длина которого 12 метров. В результате взрыва мост полностью разрушен».

Фашисты по свежим следам быстро организовал погоню с собаками, но подрывники отходили без минуты отдыха, да и дождь выручил. В отряд груш Волкова вернулась без потерь.

Комиссар отряда имени Жданова часто сам ходил во главе группы подрывников на диверсии. Отличался он не только смелостью, но и завидной осмотрительностью. В бригаде Волков был с ноября 19 года, до этого окончил двухмесячную спецшколу Москве. Бойцы любили своего комиссара. Приятно спустя три десятилетия читать о человеке такие строчки, которые написала мне о Николае Александровиче бывшая партизанка - подрывница Мария Николаевна Веселова:

«В моей памяти наш комиссар сохранился стройным, всегда подтянутым, с густой темно-русой копной волос на голове. Жизнерадостный, готовый принять настроение бойцов в трудную минуту добры словом, советом, а в бою личным примером. Мы любили ходить с ним на задания. Там, где находил коммунист Волков, всегда была удача...»

Н. А. Волков - комиссар отряда	С. Г. Соколов - начальник штаба партизанского движения Калининской области

Гремели взрывы на дорогах и в районах боевых действий соседей — бригад Марго, Бойдина, Лисовского. Доходили к нам слухи и об успешных диверсиях и боях с полевыми войсками вермахта ленинградских партизан под командованием Александра Германа. Его бригада рейдировала в Новоржевском и Пушкиногорском районах, а разведчики нередко Появлялись под Островом, у Опочки, на шоссе Ленин­град— Киев.

 В середине июля в Братский партизанский край прибыли работники штаба партизанского движения калининской области Коляда и Ковальчук. Вскоре зачастили самолеты с Большой земли, доставляя боеприпасы, особенно взрывчатку. Вести об этом про­рочились в наш штаб.

— Неспроста такая щедрость,— заметил в разговоре комиссар бригады.

 — Пожалуй, ты прав,— согласился я.— Хорошо разведать у Гаврилова. Его люди сейчас на бело­русской земле вблизи аэродрома в Селявщине.

Но разведывать не пришлось. Прискакал на ло­шади связной от Гаврилова и передал приглашение прибыть к нему. В 3-ю Калининскую 22 июля прилетел начальник оперативной группы по руководству партизанским движением при Военном совете 3-й ударной армии подполковник С. Г. Соколов. Было назначено совещание.

На встречу с начальством мы с комиссаром отправились ранним утром следующего дня. Мокрый после теплого ночного дождя лес благоухал. Паxло грибами. На полях под лучами восходящего солнца золотились колосья ржи. Ехали молча.

— Пора,— неожиданно промолвил Козлов.

— Что пора? — не поняв комиссара, спросил я.

— Это не я, земля говорит: пора. Хлебушек убирать пора, пока вражеская солдатня не нагрянула подопечные нам деревни.

Земля не обманывала. Хлеба созрели. Страда на полях становилась в повестку дня, но нас ожидала другая страда. О ней мы узнали на совещании командиров и комиссаров бригад в штабе у Гаврилова. Степан Григорьевич Соколов, выслушав краткий рапорт прибывших комбригов, начал совещание словами:

— Товарищи, я привез вам приказ Центрального штаба партизанского движения о крупнейшей операции в помощь Красной Армии. Название операции «Рельсовая война». Ее задача: в течение август 1943 года нанести удары огромной силы по железнодорожным коммуникациям врага, произвести массовое разрушение полотна, создать напряженное положение в рельсовом хозяйстве противника и тем самым сорвать массовые перевозки боевой техники и живой силы фашистских армий на протяжении соте верст.

Я слушал Соколова в радостном изумлении. На стальных магистралях мы умели хозяйничать и взрывали мосты, водокачки, стрелки, пускали откос поезда. Оказывается, сегодня этого мало. Бойцы армии, воевавшие с немецко-фашистскими захватчиками на фронте, партизаны, дравшиеся с гитлеровцами с первого дня войны в тылу врага, могли назвать различные виды боя: встречный, в окружении, уличный, бой-преследование. А вот «рельсовый бой», «рельсовая война» — такого определения не было ни в одном уставе.

Соколов продолжал разъяснять приказ:

 В зоне действий калининских бригад, как хорошо вам известно, две железнодорожные магистрали. Главная берет свое начало от Новосокольников и идет через Пустошку, Идрицу, Себеж в Латвию.

Протяженность ее 135 километров, рельсов имеет около 40 тысяч. Вторая магистраль Невель — Полоцк. Здесь наш участок ограничен станциями Не­вель — Клястицы. Протяженность участка 40 кило­метров, рельсов более 6 тысяч. Ваша задача — взо­рвать как можно больше рельсов. Вместе с нами начнут операцию ленинградские и белорусские партизаны. Штаб забросил вам и забросит в ходе опера­ции много тола, капсюлей, бикфордова шнура и разных боеприпасов. Первый удар будем наносить Одновременно всеми бригадами в срок, о котором узнаете позже. Главное сейчас — точно отработать залай проведения операции каждой бригадой, создать новые подрывные группы, провести со всеми под­рывниками специальные занятия.

Говорил Соколов спокойно, твердо. Чувствова­лось, что он всесторонне продумал ход операции. Это подтвердили дни подготовки к ней. В начальнике опергруппы хорошо сочетались энергия, осторож­ность, мужество.

 Центральный штаб действительно по-настоящему обеспечил операцию. Позже нам стало известно, что калининским бригадам было доставлено самолетами только одного тола около 15 тысяч килограммов.

«Ассортимент товаров», получаемых бригадами, был широк: бикфордов шнур и медикаменты, капсюли и саперные спички, пеньковый фитиль и гранаты.

  Подготовка началась сразу же после совещания. Мы в своем штабе составили подробный план дей­ствий отрядов на выделенных для бригады участках. Докладывая его Соколову, немножко похвастался:

— А подрывных групп у нас уже давно десять.  — Мало,— обрезал Степан Григорьевич.— На се­годня подрывник основная фигура отряда и бригады.

Командиры и начальники штабов отрядов Ветковский, Жуков, Рожко, Поздняков, Волков, Руденко, Иванов, Усвайский организовали занятия по отработке приемов минирования, быстрого подхода к цели, расстановки охраны. Мой заместитель по раз­ведке Солдатов, командиры отрядной и бригадной разведки— Алексей Андреев, Александр Черкасов, Павел Петров, Георгий Лапин, Василий Орехов, Александр Куклев — послали разведчиков по пред­полагаемому маршруту движения отрядов к району цели. Более половины личного состава бригады готовилось стать непосредственными исполнителями то есть подрывниками. Остальные бойцы входили в группы охранения, засады, разведки. Были предусмотрены и отвлекающие удары.

В общем, готовились как надо, будто мы и не находились во вражеском тылу. Не помню точно, в кто-то из наших соседей даже провел предварительное учение на недействующей железной дороге Опочка — Идрица — Полоцк. А в одном из наших отрядов был построен макет железной дороги длиной 150 метров для отработки задачи повзводно.

В последние дни июля установилась жаркая погода. На небе ни облачка. Ночи звездные, но не светлые. Операция назначена в ночь с 3 на 4 августа. Отряды на заданные рубежи вышли заранее. Все было проделано в строгом соответствии с планом. И тайно. Я со штабом расположился вблизи разъезда Гангрея. Фашисты ничего не предполагали. Тишину ночи лишь изредка вспарывали пулеметные очереди.

— Стреляют в свет, как в копейку,— ворчал мой ординарец Георгий Самоучкин,— зря патроны переводят.      — Это они, Жорка, тебя пугают,— пошутил Солдатов.

— Мы не из пужливых,— солидно пробасил Самоучкин.           

Где-то невдалеке на хуторе тягуче завыла собака.

— Молодец, Жучка. За упокой фашистских душ отходную затянула,— не преминул заметить Георгий.

— И все-то наш Самоучкин знает. Даже как хуторного пса зовут.

— Так он ведь у нас таковский.

Бойцам хотелось поговорить. Снять хотя бы пустячным разговором напряжение. Я достал из кармана часы. Козлов тоже. Стрелки показывали два часа.

В небо взвилась ракета. Смотрю в сторону железной дороги и мысленно представляю ее этак километров на сорок. В подрывных группах подай команда: «Зажигай!» Задымились сотни бикфордовых шнуров... Небывалая операция!

И тут громыхнуло. Через несколько минут от­ельные взрывы слились в сплошной гул. Прокатится одна его волна. Чуть стихнет — становится слышна пулеметная трель. И сразу же накатывается еще более мощная волна. Все окрест в огне и грохоте. Ощущение такое — будто сама земля поднялась на дыбы.

Команду на отход подали на исходе ночи. Отходили без выстрелов. Гитлеровцы нас не преследовали — настолько сильным был у них шок. Некоторые отряды других бригад вели перестрелку с блокированными гарнизонами охранных войск. Лишь на отдельных участках завязались бои.

Вот что утром 4 августа 1943 года о той памятной очи записала писарь бригады (до войны студентка педагогического института) Антонина Низкая в «Дневник боевых действий»:

«Отряд «Смерть оккупантам» на участке желез­ой дороги Зилупе — Себеж от границы Латвии, кв. 50—72, 48—74, взорвал 129 рельсов. На этом же участке были подорваны 3 моста и разрушена телефонно-телеграфная связь на 1500 метров. Руководил операцией командир отряда лейтенант Рожко»;

«Отряд им. Жданова на участке железной дороги Зилупе — Себеж, в кв. 48—74, 46—74, взорвал 140 рельсов, подорвал 2 железнодорожных моста, разрушил телефонно-телеграфную связь на протяжении 900 метров. Руководил операцией командир отряда Жуков»;

«Отряд «25 лет Октября» на участке железной дороги Зилупе — Себеж, кв. 44—80, взорвал более 50 рельсов, разрушил связь на 300 метров. Руководил операцией комиссар отряда И. В. Федоров»;

«Подрывная группа отряда им. Кирова (командир гр. Золотарев) в кв. 50—79, 48—74 взорвала 70 рельсов».

Не прошло и суток, как к этим четырем записям присоединилось еще две. Группа Коваленко взорвала 70 рельсов, а подрывники под командой Николая Павлюченко подорвали 25 рельсов и уничтожили вязь на протяжении 200 метров.

Отличились в первую ночь и наши соседи. Бригада Бойдина подорвала 600 рельсов, а Лисовского — более тысячи. Всего калининские партизаны, нанося первый удар по стальным магистралям врага, повредили 5600 рельсов. В течение 4—5—6 августа 1943 года железнодорожная линия Новосокольники - Резекне не работала.

Переполох в стане врага был большой. Позже наши разведчики и подпольщики сообщили в штаб бригады, что даже в Себеже, где стоял многочисленный гарнизон, комендант струхнул и приказал готовиться к... эвакуации. Многие мелкие гарнизоны, чиновники и ставленники гитлеровцев из учреждений оккупационных властей сразу же покинули села поспешили под охрану войск в Идрицу, Пустошку, Новосокольники.

Командование охранных войск тыла групп армий «Центр» и «Север» издало грозные приказы. Полетели со своих постов несколько комендантов и чиновников железнодорожной администрации. На охране дороги подразделения РОА были заменены чисто немецкими частями. Для ремонта путей направлено 3 восстановительных поезда, 475 рабочих и 4 железнодорожных батальона. Насильно выгнано на работы все трудоспособное население деревец прилегавших к железной дороге.

Ну а мы не терялись — нанесли удары на новь участках и там, где оккупантам удалось восстанови путь. Так, в ночь с 6 на 7 августа несколько наших подрывных групп действовали на участках дороги Себеж — Идрица. Командовали группами начальник штаба отряда Анатолий Усвайский, старший лейтенант Анатолий Сахариленко, комиссар отряда Василий Антипов. Было подорвано более 400 рельсов, два моста, в нескольких местах уничтожена телефонно-телеграфная связь, обстрелян обоз противника, подвозивший рельсы из Латвии для восстановления железной дороги.

— Достукались солдаты фюрера — рельсы на телегах подвозят,— с насмешкой рассказывал Сахариленко.— Мы, как увидели такую процессию, так и дали ей партизанского огонька.

Я понимал старшего лейтенанта. Полтора года томился в псковских лагерях военнопленных, где фашисты замучили десятки тысяч красноармейцев и командиров. Бежал от смерти. У нас был второй месяц. Всегда рвался в бой.

В марте 1945 года при форсировании Одера Кирьянов был тяжело ранен в ноги и грудь. Забегая вперед, скажу: наш отважный подрывник и разведчик жив. Несмотря на инвалидность, работает на одной из предприятий города Калинина. Недавно Владимир Иванович прислал мне письмо, в котором есть такие строки: «Никогда не забуду, как мы громили «железку» в августе сорок третьего. То, чему я научился тогда в смысле разведки, новых приемов и способов подрывного дела крепко пригодилось в боях за освобождение Кракова, Будапешта, Бухареста».

 Две жизни за одно крушение. Мало это или мно­го? Находятся «умники» — рассуждают: «Стоит ли жертвовать жизнью сгоряча? Ведь, оставшись в жи­вых, можно нанести немалый урон врагу, и не еди­ножды». А сгоряча ли поступили эти два русских парня? Решение мгновенное — это верно. Но за ним мужество, а оно не рождается в один миг. Да и не Изобретены и не будут никогда созданы такие при­боры, чтобы узнать меру великого человеческого деяния — подвига.

Группа командиров 3-й и 10-й Калининских партизанских бригад

23 августа 1943 года прозвучал в Москве первый победный салют. Величайшая битва второй мировой войны — Курская — была выиграна советским наро­дом. Первыми эту весть услышали и сообщили мне и комиссару бригады наши радисты Клавдия Щекотихина и Илья Тетеревников. Весь день царило в штабе радостное настроение.

— Нет, что ни говорите, а и партизанская доля в этой победе есть, — взволнованно повторял Солдатов.

— Мы тоже в это время действовали,— вторил ему наш парторг Романов.

— Надо, чтобы не сегодня-завтра все бойцы бригады узнали об этой замечательной победе, — сказал комиссар, обращаясь к Сауликовой и Романову.

Позже нам стало известно: операция «Рельсовая война» была своеобразной прелюдией сокрушительного удара советских войск на Курской дуге.

Успешное проведение операции «Рельсовая война» отразилось на борьбе за урожай, развернувшейся между оккупантами, мелкими полицейскими гарнизонами, с одной стороны, и жителями деревень, партизанскими группами, с другой. Фашистское командование, поставив свои гарнизоны в селенья, расположенные поближе к железной дороге, оголило другие места. Крестьяне, конечно, не прозевали такой момент. В поле вышли и стар и млад — быстро убирали и прятали хлеб. Наши бойцы тоже взяли в руки косы и серпы.

Разведчикам 5-й бригады попал в руки документ, в котором военный комендант Себежа приказывал хозкомендатуре собрать для нужд вермахта и посылки в Германию из урожая 1943 года 2130 тонн зерна, 1140 тонн картофеля, 1600 тонн сена, 950 тонн соломы. А собрали оккупанты всего лишь одну десятую часть требуемого. Примерно такая же картина была в Красногородском и Идрицком районах. Несколько больше зерна и картофеля гитлеровцы награбили в Опочецком районе, где всегда находились подразделения полевых и охранных войск 16-й немецкой армии.

Под нашей защитой проходила уборка хлебов деревнях Церьковка, Вишнево, Брод, Лубьево, Рожново, Глинище, Костенец, Борисенки и некоторых других. Поскольку летом и в начале осени 10-я бригада действовала в трех районах — Себежском, Красногородском и Опочецком, мы с соседями предварительно оговорили, где кто будет помогать жителям при уборке урожая.

В те дни мне удалось поближе познакомиться секретарем подпольного Опочецкого райкома партии Николаем Васильевичем Васильевым. Из штаба 3-й бригады мы с ним верхами на конях отправились вниз по течению Иссы. Стояло редкое по красоте утро. Неяркое солнце. Серебряные росы. Упоительно свежий воздух ранней осени. У речного изгиба желтел лоскуток льняного поля.

—  Смотри-ка, Михайлыч, даже лен посеяли,— в грустным удивлением произнес Васильев.— Ну, да тебе этого не понять — в городе работал. А мы, дере­венщина, твердо верили в дедовский завет: лен вы­мотает, лен и озолотит.

—  Про это и мы, городские, слыхали,— отозвался я. - ___ Великие Луки не ахти какая столица. От нашего депо было рукой подать до колхозных угодий.

  Хорошие льны выращивали многие колхозы тверской земли, Ленинградской области. Сергей Ми­ронович Киров Островской район в свое время назы­вал «льноводным путиловцем».— Васильев посмот­рел на меня с гордостью (знай, мол, наших) и неожи­данно бодро, громко сказал: — А здорово держится Ленинград! Да что держится — не то слово. Насту­пает уже. И еще как будет наступать!

Сын питерского рабочего, Николай Васильевич еще в молодые годы связал свою жизнь с колхозной деревней. Был председателем сельского Совета, ра­ботал в райисполкоме, секретарем Сонковского рай­кома ВКП(б) Калининской области. Партизаны лю­били Васильева за исключительное жизнелюбие, не­броское мужество, за умение доходчиво рассказать о     том, что творится на белом свете, за постоянную заботу о бойцах. Мало кто знал из них, что этот не­высокий, сутуловатый, всегда энергичный и оптими­стически настроенный человек тяжело болен. Поки­нуть бригаду Николай Васильевич отказался...

За изгибом реки десятка два людей убирали кар­тофель. Васильев поинтересовался:

— А где охрана? Что-то не вижу твоих партизан, Михайлыч?

Я объяснил:

— В этой деревне действует группа самообороны. Несколько человек из работающих в поле воору­жены. Чтобы снятый хлеб оккупанты неожиданно не отобрали, организовано круглосуточное дежурст­во. Поддерживается связь с одним из наших отрядов.

— А где ремонтируют крестьяне инвентарь? — продолжал расспрашивать Васильев.

— У нас работает кузница.

— И телеги правят?

— Да, и телеги.

— Молодцы!

Мы подъехали к полю. Крестьяне сгрудились вокруг нас. Васильев достал трехдневной давности «Правду», предложил:

— Маленький перекур, товарищи. Вот что сообщает Москва о разгроме фашистов под Курском...

Н. В. Васильев - секретарь Опочецкого подпольного райкома партии	М. Н. Зубков - политрук хозвзвода

И у оккупантов, и у партизан была в битве в урожай своя тактика. Гитлеровцы выгоняли в пол жителей и заставляли их работать под охраной солдат. Направляли на полевые работы полицаев и свои хозяйственные подразделения. Устраивали ночные налеты на деревни с целью отнять уже убранное зерно, бобовые, картофель. В Себежском районе фашисты на участке между деревнями Ляхово и Дудино создали «кочующий гарнизон». Он состоял и полтысячи «заготовителей». На вооружении у них были батальонные минометы, пушки и даже танк.

Мы старались по возможности упредить врага, перехватывали «заготовителей» по дороге, нападал из засад. И тут свое слово сказали наши разведчики.

Да и группы самообороны тоже. Оповещение и связь действовали безотказно.

Иногда на подступах к полю созревшей ржи ра­зыгрывались целые баталии. Так, весь день 6 авгу­ста 1943 года отряд «25 лет Октября» вел бой против трехсот гитлеровцев, направленных на уборку уро­жая из гарнизонов Мозули и Балтино. В середине дня фашисты открыли огонь по нашим бойцам из двух орудий и батальонного миномета. В помощь Ветковскому я направил несколько боевых групп из других отрядов. Удалось удержать рубеж до вечера. А крестьяне тем временем спешно убирали хлеб.

Иногда приходилось и уничтожать зерно. Горь­ко, обидно, но в руках врага хлеб тоже оружие. Как- то в конце лета Себежская хозяйственная коменда­тура приготовила на станции Кузнецовка несколько десятков тонн ржи и пшеницы для отправки в Гер­манию. Незадолго до подачи на станцию железно­дорожного эшелона наши разведчики подожгли ссыпной пункт. Солдаты охраны бросились тушить пожар, но меткие выстрелы партизан не дали им приблизиться к горевшему зданию. Командовал в этой операции бойцами отряда «Смерть оккупантам» старший лейтенант Сахариленко.

Опираясь на группы самообороны (а в них в зоне наших боевых действий насчитывалось более пяти­сот человек), отряды бригады провели заготовки зерна и овощей для своих нужд. На наши базы по­ступило 120 тонн ржи, около 60 тонн ячменя и овса, 250 тонн картофеля, горох, лук. Для обеспечения партизан продовольствием многое сделали член под­польного райкома партии Павлова, заместитель ком­брига по хозяйственной части Миронов, партизаны - хозяйственники С. А. Алексеев, Я. Ф. Курицын, С. Е. Шилин, П. А. Макеенко, М. А. Устинов, М. Н. Зубков. Но особенно большая заслуга и в охра­не урожая, и в заготовке хлеба, картофеля, овощей для бригады принадлежала довоенному председате­лю Луташевского сельского Совета Федору Гри­горьевичу Григорьеву. В 1943 году он возглавил партизанскую комендатуру.

Инициатива создания комендатур принадлежала Себежскому подпольному райкому партии, возглав­ляемому Андреем Семеновичем Кулешом. Всего комендатур в районе было семь. Комендантами бюро райкома назначило самых уважаемых, смелых людей, понимавших толк в крестьянской жизни. В их распоряжение были выделены по пять-шесть хорошо вооруженных партизан.

В ведении комендатур находились вопросы зем­лепользования, распределения сенокосных угодий среди крестьян, административные дела. Без разрешения коменданта ни один проходивший через район партизанский отряд не имел права заготавливать провиант, брать скот у жителей деревень. А в дни, ког­да в зону комендантского участка вторгались каратели, комендант и его помощники организовывали уход населения в лес.

Григорьев пользовался большим авторитетом командиров и комиссаров отрядов нашей бригады. В тесном контакте с ним находились и наши главные разведчики. Был Федор Григорьевич человеком многих достоинств: немногословен, энергичен, умел най­ти исцеляющее слово для матерей и жен погибших партизан.

Как-то при встрече в дни, когда по району толь­ко что прошла карательная экспедиция, слушая рас­сказ Григорьева о самоотверженном поведении жен­щин сожженной деревни, я спросил:

— Сам-то как держишься?

— Молитвами, товарищ комбриг, молитвами,— ответил Григорьев.

— Постой, постой, ты же, кажется, неверующим был.

— А у меня молитва особенная, — Федор Гри­горьевич протянул вдвое сложенный пожелтевший листок: — На, прочти. Добрая молитва. Батька мой раньше «Отче наш» только на ночь читал. А я в эту молитву заглядываю и спать ложась, и когда просы­паюсь на зорьке.

В руках у меня очутилась листовка — обращение к гражданам Себежского района с призывом актив­нее помогать партизанам уничтожать оккупантов и их приспешников. «Молитва» была конкретной, под­сказывала жителям деревень: «не являйтесь по по­весткам в город, прячьте свое имущество, угоняйте скот в леса, уходите от мобилизации... ни фунта хле­ба, мяса и другие продуктов немецким властям».

 Подпольные райкомы партии, действовавшие в пределах Братского партизанского края и у его границ, руководили восстанавливаемыми органами Советской власти. Заботливо, постоянно направлял деятельность комендантских участков Себежский райком. Осенью 1943 года он принял специальное постановление о работе комендантов.

Борьба за хлеб, война на рельсах показали воз­росшую боеспособность калининских партизан, дей­ствовавших в Себежском, Идрицком, Красногород­ском и Опочецком районах. Все больше и больше мы становились подлинными хозяевами озерного края.

Далось это не легкой ценой. Были потери. И не малые. Погибли И. Е. Шилин, Е. И. Морозов, П. Ф. Самоучка, Д. Е. Антонов, И. Е. Дмитриенко, Г. П. Поляков, М. И. Кириллов. Почти полностью 5ыла уничтожена гитлеровцами группа самообороны деревни Ноглово, жертвой трагического случая стал Александр Куклев, разведчик, не знавший слов: «не выполню», «не смогу».

Потеряли мы и нашего бесстрашного моряка Сер­гея Шуваева. Отважнейший из храбрейших, он был в стольких смертельных стычках, что казался мно­гим «заговоренным от пуль». Помню, я и сам не по­верил в его гибель.

— Не может быть. Он найдется. Очевидно, ранен. Надо искать, Александр Михайлович,— говорил я Солдатову, принесшему эту горькую весть.

— Нет, товарищ комбриг. Шуваев погиб. Ребята видели, как он упал замертво,— старший лейтенант отвернулся, пытаясь скрыть слезы, и глухо прошептал: — Убили проклятые гады моего Серегу.

Шуваев погиб в неравном бою. Погиб геройски, ведя на прорыв группу бригадных разведчиков.

В районе деревни Апросово эта группа приняла бой с фашистами, превосходящими ее в силах более чем в четыре раза. Нанеся чувствительный удар по врагу, разведчики переправились через Иссу и заня­ли оборону на опушке небольшого леса возле дерев­ни Брод. Вспоминая этот последний бой Шуваева, 5ывший разведчик нашей бригады Леонид Захаро­вич Егоров писал мне:

«Мы думали, что гитлеровцы будут переправляться через Иссу вброд по нашим следам. Устроили засаду. Прошло порядочно времени — никого. В деревне ни звука. И деревья будто замерли все - не шелохнется ни одна ветка. Тревожная тишина. Кто-то из ребят не выдержал, руганулся:

— К чертовой бабушке эту тишь.

— Не дрейфь, браток,— отозвался Шуваев,— затишье перед штормом.

И он разразился — свинцовый шквал. Гитлеровцы перебрались через Иссу по сваям взорванного моста и с трех сторон обрушили на нас сильный огонь из пулеметов и автоматов, прижимали к реке.

Шуваев по цепи передал команду прорываться на северо-восток, в сторону урочища Лоховня. Открыв в этом направлении огонь, мы бросились на  прорыв. Видел, как Шуваев сразил несколько солдат. Слышал его громкое: «Полундра!» А потом он упал...»

Вспоминает медицинская сестра Валентина Николаевна Михайлова:

«На теле нашего командира (его нашли в кусту у самой реки) были кинжальные раны. Фашист надругались над мертвым героем.

Удалось найти и тело разведчика Мефодия Парфенова, горло у него было перерезано, в руке зажата бритва. Судя по всему, он был тяжело ранен и предпочел смерть плену».

Приближалась осенняя распутица, зима с люты ми морозами и метелями. Поэтому никто из членов нашего подпольного райкома не удивился, когда Козлов предложил собраться, пригласив на заседение бюро партийный актив, чтобы обсудить ход по готовки к осенне-зимнему периоду. Сообщение запасах продовольствия сделала член райкома  А. В. Павлова. О заготовке теплой одежды и обуви доложили старшина хозяйственной части бригады Яков Федорович Курицын и политрук Максим Николаевич Зубков.

Неплохо потрудились наши хозяйственники, помощью населения было заготовлено 250 лошадиных и коровьих и 1700 овечьих шкур, большое количество шерсти. Зерно, картофель, овощи надеж укрыты.

Павлова, Зубков и другие товарищи называли на совещании десятки фамилии крестьян, которые де­лились с народными мстителями всем, чем только могли. Память не сохранила многих имен, но благо­даря писарю штаба бригады Антонине Низкой (де­вушке весьма старательной) можно назвать некото­рых из наших верных помощников. Илья Дмитрие­вич Дмитриев из деревни Мойзелово передал в нашу хозчасть 8 пудов хлеба и 24 килограмма (бесценный подарок по тем временам) соли. Петр Андреевич Ор­лов из деревни Чернецово привез нам 10 пудов ржи. Никита Николаевич Лисицын из деревни Агафоново сдал на партизанский склад 15 килограммов сала и 35 килограммов табаку. Шестидесятилетний Василий Евсеевич Евсеев, житель Мозулей, где все время стоял крупный немецкий гарнизон, сумел доставить партизанам 20 килограммов соли и несколько десят­ков пачек махорки.

Встречаясь ежегодно во время традиционного сбо­ра на кургане Дружбы, что высится в 25 километрах от Себежа в лесу на границе трех братских респуб­лик — Белоруссии, Латвии и России, бывшие парти­заны 10-й Калининской вспоминают не только бои и походы. Дань сердечной признательности мы отда­ем замечательным советским патриотам — жителям деревень за их бескорыстную помощь нам в годы вой­ны. Низкий поклон им за хлеб, за тепло их жилищ, за душевную поддержку.

Стратегическая победа наших войск на Курской дуге, успешно проведенная в масштабе всего советско-германского фронта, операция «Рельсовая вой­на» вызвали общий подъем партизанской борьбы. Мы это чувствовали по активизации боевых дейст­вий соседей. Отряды ленинградских партизан успеш­но громили вражеские гарнизоны на Сороти, выхо­дили на шоссе к Острову и Опочке. С бригадой ле­нинградцев под командованием Анатолия Дмитрие­вича Кондратьева мы дружно взаимодействовали третьей военной осенью.

Белоруссия к этому времени вся была в огне пар­тизанской борьбы — на ее территории действовало свыше 120 тысяч партизан. Нас радовали крупные успехи бригады имени М. В. Фрунзе (комбриг Иван Кузьмич Захаров), бригады имени К. К. Рокоссовского под командованием Александра Васильевич Романова. Вместе с отрядами этих бригад калининские партизаны основали Братский партизанский край, участвовали в отражении карательных экспедиций «Заяц-беляк» и «Зимнее волшебство», в Савкинской операции.

Ширился район действий партизан-латышей. Их влияние простиралось теперь не только на северо-восточную и северную часть Латвии. Наш старый знакомый Вилис Самсон, выполняя указание оперативной группы ЦК Коммунистической партии республики (группа базировалась тогда в Освейском районе БССР), направил несколько взводов в леса Абренского уезда. Они положили начало новым партизанским группам. Латыши называли их подотрядами. Беспокойной теперь стала жизнь оккупантов и в центральной части Латвии.

О превращении к осени 1943 года партизанское движения в Латвии в значительную силу свидетельствуют отчеты генералов вермахта об оперативных перевозках для группы армий «Север». Хорошо раз витая сеть железных и шоссейных дорог на латышской земле была для оккупантов в первый период войны «зеленой улицей». С лета положение резко изменилось. В генеральских отчетах сквозит нара стающая тревога о безопасности перевозок, приводятся данные о не попавших на фронт сотнях орудий, танков, о десятках железнодорожных эшелонов, сброшенных с рельсов партизанскими минами.

Начало осени наша бригада ознаменовала налетом на крупный гарнизон врага в населенном пункт Балтино. Он все лето, как в свое время Сутокский гарнизон, был для нас «бельмом на глазу» — контролировал дороги на Мозули и Опочку. Обороняв его противнику не представляло большого труда. Селение расположено на высоте. Рядом заболоченное озеро, река Веть. И все же гитлеровцы возвели укрепления. Даже около высокой каменной церковной ограды была отрыта и тщательно замаскирована глубокая траншея.

3 сентября в штабе мы с Романовым, который заменил заболевшего Козлова на посту комиссара бригады, слушали утренний доклад Авдохина о действиях групп, вернувшихся с боевого задания.

- Сожжена пекарня, обслуживающая батальон немцев,— неторопливо говорил начальник штаба.—  Разгромлен молочный пункт в квадрате 08—82. Уничтожено все оборудование. Командовал группой комиссар отряда имени Кирова Федоров Василий Андреевич.

 Авдохин тоже вступил в должность начальника штаба несколько дней назад. Заметно смущался.

Я пошутил:

— Дела молодецкие, а ты бубнишь. Лихо докла­дывать надо, Володя.

— Лихо доложу,— улыбнулся Авдохин,— когда...

— Что когда? — спросил Романов.

 — Когда бальтинских гитлеров потревожим. Мы с Рожко и Ветковским вчера головы ломали над этим. Есть примерный план.

— Три головы не дурно. Пять — совсем хорошо. Давай ваш план на стол,— резюмировал я.

Удар по гарнизону мы нанесли в ночь с 11 на 112 сентября. Операцию провели комбинированную. Отряды Рожко и Ветковского штурмовали непосред­ственно Балтино. А отряды Позднякова и Жуко­ва блокировали крупные фашистские гарнизоны в Мозулях и Креневе — откуда могла поспешить помощь.

Расчет был верным. В разгар боя в Балтино на дороге из Кренева появились два грузовика, пол­ных солдат. На горке машины остановились. Гит­леровцы начали спрыгивать на землю. И в этот мо­мент командир отряда Жуков подал команду:

— Огонь!

Сразу же заработал пулемет Александра Балышева и Василия Федоренко. Через минуту их под­держали Виктор Малашенок и Иван Павлюченко. Стреляли ребята точно. Гитлеровцы ретировались, бросив машины. В районе Мозулей слышались вы­стрелы, но подкрепление оттуда послано не было.

Фашисты в Балтино оказали более сильное со­противление, чем мы ожидали. И тому имелась при­чина. Утром в гарнизон приехало небольшое под­разделение солдат вермахта. Скорее всего это был случай, мы его не предусмотрели. Да и вряд ли следовало отменять налет.

Два часа с лишним гремели выстрелы на улицах Балтино. Свинцово-лиловая темень ночи озаряло взрывами гранат. А вести гранатный бой наши бойцы умели. Гитлеровцы были выбиты из всех зданий, где они располагались. И только из-за церковной ограды не прекращался автоматный огонь. Дважды бросались к ней партизаны. И дважды вынуждены были залечь. И тогда встал во весь рост команда взвода разведки коммунист Василий Михайлович Орехов:

— Вперед, братцы! За Родину! Ура!

Вскочил на ограду. За ним другие. Поднял свои бойцов и политрук взвода Иван Яковлевич Порядин...

Разгромили мы этот гарнизон. На улицах насчитали более сорока вражеских трупов. Уничтожил склад с боеприпасами. Захватили трофеи: оружие, 80 коров, 17 лошадей, много военного имущества. Главный же результат налета стал ощутим позже - фашисты больше в Бальтино гарнизонов не ставили.

Наши потери: 11 человек убитыми, 15 ранены: Дорого далась нам каменная ограда вокруг церкви. Из строя вышли комиссар отряда И. В. Федора начальник штаба отряда А. А. Волков, командир взводов П. Г. Осипов, К. К. Сентерев. Двадцатилетнему партизану Николаю Стрига пришлось срочно ампутировать ногу.

Щемящей болью в сердце отозвались безвозвратные потери. Погиб смертью храбрых молодой разведчик Иван Семенов. Оказывая помощь боевым товарищам, была сражена автоматной очередью медицинская сестра комсомолка Тамара Николаева. Настигла вражеская пуля и героя из легендарной «Восьмерки» Василия Михайловича Орехова.

«Радостное изумление перед духовной стойкостью и духовной красотою испытываешь, когда знакомишься с их делами, их биографией». Эти слова  Алексея Максимовича Горького о замечательна большевике Скворцове-Степанове и его товарищах из ленинской когорты могут быть отнесены и к жизни рядового члена нашей партии Василия Орехова.

Не сломила его нужда в юные годы. В семье Оре­ховых было 11 душ. Жили в двадцатые годы хуже нельзя. Посмеивалось кулачье над бедностью отца Василия: «Мишка гладкий, как орех. Не зря фами­лия такая у голоштанника». Рос Вася смелым, доб­рым, веселым. Все ладилось в его руках, любая ра­бота спорилась. Первым в деревне в комсомол запи­сался. После армии в колхоз вступил. Несколько лет председательствовал в нем—много трудов положил, чтобы хозяйство передовым стало.

Когда началась война, у Василия Михайловича было трое ребят один другого меньше, да двенадца­тилетняя племянница на каникулы приехала. Фронт быстро придвинулся к району. Тут бы эвакуировать­ся спешно, а Орехов остался — не мог отказаться коммунист от предложения чекистов затаиться для борьбы в подполье.

Арест. Пытки. Побег из-под расстрела. Ранение. Травля овчарками. Предостаточно для того, чтобы изменился характер человека, ожесточился что ли. Василий Михайлович по-прежнему душевно отно­сился к людям, был хорошим товарищем и семья­нином. А когда в его руки попадала тальянка, надо было видеть, как светилось лицо, каким весельем искрились глаза этого бесстрашного народного мсти­теля.

Находились товарищи в штабе, говорили: побе­речь надо человека, и так его жизнь — подвиг. По­ступить так — означало бы проявить неуважение к Орехову.

Не помню точно кто, но, думается, Рожко или Солдатов, взяли на себя тяжкую обязанность — ска­зать о гибели Орехова его жене Анне Павловне. Она вместе с детьми находилась в те дни в лагере от­ряда Ветковского. Горе не сломило эту мужествен­ную женщину. Она по-прежнему ревностно выпол­няла обязанности хозяйки в отряде. Ее материнское сердце было открыто не только для своих детей.

Анна Павловна и дети Орехова остались живы. Здравствуют и ныне. Как счастлив был бы наш бое­вой товарищ, зная, что его вдова, несмотря на ли­шения первых послевоенных лет, подняла детей. Выросли они настоящими людьми. Леонид — мастер на заводе в Кронштадте. Евгений — судосборщик на верфях Выборга. Ольга — высокой квалификации сварщик в Подмосковье. Не это ли лучший памятник Орехову!

Работая над рукописью своих воспоминаний, я встретился с племянницей Орехова, девчушкой, бывшей вместе с его семьей в оккупации, Алиной Александровной и ее матерью Федосьей Павловной Серебровой. Их рассказ помог узнать многое из жизни Василия Михайловича до прихода его в нашу бригаду. Не могу не пересказать один эпизод, связанный с попыткой ищеек Крезера поймать Орехова.

Однажды зимой Василий Михайлович на ночь пришел домой. Чей-то недобрый взгляд заметил его появление. На рассвете Анна Павловна пошла к родственнице в центр деревни (изба Ореховых стояла на отшибе, под горой) и вдруг видит — по дороге от Опочки едут гитлеровцы. Метнулась домой. Крикнула:

— Василий, за тобой!

Выбежал Орехов с наганом и гранатой в руках, бросился по горе к лесу.

— Мамка, следы.

Это сказал девятилетний Леня. И тут же, схватив санки, побежал вдогонку за отцом.

Гитлеровцы перерыли все в хате Ореховых. По­стояли, посмотрели, как лихо съезжает с горы на санках мальчишка. И пошли делать обыск к родст­венникам Василия Михайловича. Так смышлены! Леня помог спастись отцу.

После налета на Бальтино отряды бригады не проводили крупных операций осенью 1943 года. Да и соседи наши тоже. И тому была веская причина. 7 октября войска Калининского фронта выбили гит­леровцев из города Невеля. Было освобождено от оккупантов несколько десятков населенных пунк­тов на подступах к этому важному опорному узлу сопротивления вражеских сил. Несколько позже наши части вышли в восточную часть Братского партизанского края, но продвинуться дальше не смогли. Линия фронта стабилизировалась на рубеже город Пустошка — озеро Нещедро — город Дретунь. В остальной (большей) части края расположились фронтовые дивизии вермахта. Отдельные формирования калининских партизан (бригада Петра Васильевича Рындина и др.) соединились с частями Совет­ской армии. Большинство же бригад и отрядов про­должали борьбу в осложнившейся обстановке.

За три недели до освобождения Невеля подполь­ные райкомы партии Себежского, Идрицкого, Опочецкого и Красногородского районов приняли очень важное решение. Все партизанские отряды и штабы были передислоцированы из деревень в леса. Одна из причин — участившиеся бомбардировки и обстрелы с самолетов населенных пунктов, где находились партизаны.

—  Фашисты, конечно, не оставят партизанские деревни в покое,— говорил на совещании комбригов и комиссаров бригад председательствующий Андрей Семенович Кулеш,— и все же потери у населения будут меньше.

Последний раз штаб бригады ночевал в деревне Брод с 15 на 16 сентября. Вместе с отрядом «25 лет Октября» мы обосновались в лесах между деревнями Церковка — Ровново. Отряд имени Жданова перебрался на болотные острова южнее деревни Агафоново, отряд имени Кирова — на острова Великого болота, что северо-западнее селения Мулдово. Отряд Смерть оккупантам» стал базироваться в районе озер Близнецы.

В октябре и ноябре подрывные и боевые группы бригады действовали главным образом в Красногородском и Себежском районах. Примерно каждое пятое столкновение с гитлеровцами или диверсия на дорогах приходились на Идрицкий район. Командиры отрядов посылали партизан на боевые задания почти ежедневно. Проводились налеты на ссыпные пункты зерна, маслосырзаводы. Уничтожалась телефонно-телеграфная связь. Реже, но минировалась железная дорога. И конечно, наносились по подразделениям гитлеровцев удары из засад.

В ноябре были дни, когда на шоссейных дорогах одновременно действовали несколько наших боевых групп. Так, 17 ноября диверсии результативно совершили подрывники под командованием Артемьева, Колмычевского, Павлюченко, Иванова. А подрывная группа отряда «Смерть оккупантам» — в составе Владимира Кирьянова, Павла Константинова, Николая Ладисова, Егора Шваренка, Виктора Михеенко — на железной дороге Идрица — Себеж районе станции Кузнецовка тремя минами натяжного действия подорвала и пустила под откос эшелон противника, идущий от фронта в Латвию. В поезде в нескольких вагонах находились солдаты офицеры, а на платформах подбитые автомашины и орудия. В результате крушения были разбиты паровоз, 9 крытых вагонов и 6 платформ. На друге день боевая группа отряда имени Жданова в составе Федора Осипова (командир), Валентины Бусовой, Федора Колмычевского, Ивана Никитина, Петра Игнатьева, Александры Михайловой (медсестра), Николая Ильина, Егора Леонова, Павла Алексеева, Ивана Алексеева на шоссе Красногородск — Велья в районе деревни Стенисеево уничтожила два моста и телефонную связь на протяжении 1500 метров.

Член подпольного райкома партии Павлова, Сол­датов и его ближайшие помощники в отрядах, сек­ретарь подпольного райкома комсомола Мария Сауликова (Фаина) через связных и непосредственно имели довольно прочные контакты с подпольщиками. Часто на связь с ними ходили комсомольские активисты Вера Ганюшкина, Юрий Якимов, Егор Гаврилов, Елена Еремеева.

Николай Ильин - руководитель подпольной группы

С апреля по ноябрь 1943 года действовала подпольная организация молодежи в самом Красногородске. Начало ей положил и стал признанным вожаком подпольщик Николай Ильин. Двадцатилетний комсомолец до войны работал бухгалтером в МТС. В армию его не взяли из-за инвалидности. Паренек отважный, очень деятельный, Николай с первых дней оккупации вступил в противоборство с ненавистным врагом: собирал и прятал оружие, распространял советские листовки. Смело можно утверждать о его связях на первых порах с Самой­ловым. Припоминаю — мне об этом однажды гово­рила Павлова.

Агенты ГФП вышли на след связника Ефима Николаева, арестовали, зверски пытали в застенке. После пытки приводили в чувство. Требовал геста­повец, угрожал новыми мучениями:

—Кто приходил к тебе из поселка? Где назна­чена очередная встреча?

— Разные люди приходили. Одежонку меняли на хлеб. Разве всех упомнишь,— шептал разбитыми губами Николаев.

Никого не выдал патриот. Фашисты расстреляли Николаева, его жену Дарью, их пятнадцатилетнего сына Михаила.

Вот она, война огнем сердец!

Как правило, подпольщиков-одиночек знал весь­ма узкий круг наших товарищей. Обычно они зна­чились у нас под разными кличками. Так, В. П. Гри­горьев из деревни Авдеенки был Жуком, А. В. Ва­сильев из деревни Белоборье — Львом. Сосной стал А. И. Федоров из деревни Проглотино, Мучкой — А. И. Петрова из деревни Антоненки. К нашему ве­ликому огорчению, фамилии многих подпольщиков- одиночек не восстановлены. А списков их не состав­ляли. И все же я назову еще несколько имен. Они сохранились в памяти моих боевых товарищей, при­частных к связи с подпольщиками.

Заместитель командира отряда по разведке П. П. Петров вспоминает Евгению Васильеву из де­ревни Агафоново, достававшую сведения из Опочецкой полевой жандармерии, Антонину Лебедеву из деревни Сорокино, Е. Петрову из Белоборья. Вспо­миная погибшего Ефима Николаева, Петров лишь строчкой обмолвился о том, что сам был при аресте нашего связника. А ведь он не просто присутствовал при этом. Гитлеровцы схватили и его, но Павел су­мел по дороге разоружить полицая, которому при­казали доставить его в комендатуру.

Мария Семеновна Федорова (Орлова) в числе ак­тивно помогавших нам сбором разведывательной информации называет Раису Васильевну Васильеву, Марию Семеновну Бойкову, Евдокию Ивановну Ива­нову, Клавдию Порядину, Антонину Васильеву, Мат­рену Тимофееву, Владимира Лебедева, Анну Василь­еву, Марию Лебедеву. Письмо Федоровой напомнило о    ценных сведениях, которые получали партизаны от служившего в Красногородской полиции Влади­мира Никитина. Связь с ним держала Раиса Ва­сильева.

Осенью 1943 года и третьей военной зимой мы в основном действовали на дорогах. Наш «партизан­ский прожектор» вкупе с подпольщиками зорко сле­дил за ними и гарнизонами, расположенными в на­селенных пунктах на шоссе и большаках. Головным среди них был Мозулевский. Он контролировал до­роги Мозули — Красногородск, Мозули — Опочка, Мозули — Лудза. Гитлеровцы, обосновавшиеся в Мозулях, нередко действовали против нас вместе с подразделениями айзсаргов [1] из созданного на старой государственной границе с Латвией кор­дона.

Мы, как правило, знали о предполагаемых кара­тельных акциях этого гарнизона благодаря зоркому глазу и сметке А. А. Чугуновой, Т. К. Жукова, В. Е. Евсеева, Н. Е. Румянцевой, А. Д. Дмитриевой, М. Б. Борисовой. В гарнизонах, располагавшихся на дорогах Луга — Столбово, Майзелово — Коженцы, Покровское — Кренево,     за противником следили В. Л. Жукова, 3. М. Тихонова, И. Д. Дмитриев, К. Е. Бартеньева, И. Д. Чухнова, Е. И. Волкова, В. Л. Чухнов, У. С. Баранова, В. В. Васильева, В. Г. Гаврилов, А. А. Артемьева.

Мужественные подпольщики были у нас и в Себежском районе, где действовала разведывательная сеть П. Н. Петровича — заместителя командира 5-й Калининской партизанской бригады по разведке. Себежанка Е. А. Попова из деревни Замошье пере­слала в наш штаб схему расположения складов и аэродрома гитлеровцев. Мы немедленно передали эти сведения командованию. Наши летчики дважды успешно бомбили и склады и аэродромы. Е. П. Руденкова и ее сын Николай неоднократно пересылали нам графики движения поездов через станцию Кузнецовка, помогали подрывникам бригады в дивер­сиях на этом участке железной дороги. Добрым сло­вом нужно отметить подпольщиков из себежских деревень С. Р. Романова, П. П. Богданова, А. О. Федотенко, С. А. Абрамова, А. П. Алексееву, Е. И. Барейкина, А. И. Иванова, М. С. Васильева (Батька), С. О. Борисова, Т. И. Новикова.

Немалую роль в создании нашей разведыватель­ной сети играли семейные и родственные связи пар­тизан. «Глазами и ушами» нашей разведки были жена и сын ветерана бригады Ерофея Федоровича Иванова Ольга Владимировна и Петя. Смелый под­росток проникал в самые опасные места, куда взро­слые не могли даже приближаться, и замечал все то, что укрыто было у оккупантов под брезентом или на­ходилось за колючей проволокой. Шилин Степан Ере­меевич с сыном Михаилом воевали в составе отряда имени Жданова. Оба отличались завидным спокой­ствием, никогда не поддавались панике. Жена Шилина Ефросинья (партизаны звали ее тетей Феней) и их дочь Клавдия неустрашимо вели разведку, укрывали раненых и больных партизан. Так же поступали мать нашей подрывницы Елены Еремеевой —Пелагея Андреевна, родители Маши Орловой — Семен Тимофеевич и Маланья Егоровна близкие и родные других народных мстителей.

Помогали нам даже те, от кого, казалось, нельзя было ждать помощи. Жил в деревне Мулдово Красногородского района крестьянин Константин Василь­евич Васильев. Был он, как говорится, притчею во языцех в устах местного начальства. В колхоз всту­пить отказался, какое бы мероприятие ни проводили на селе — Васильев поперек. Бурчал, выражал не­довольство по любому поводу. Но вот пришел враг на берега Иссы и Синей — преобразился человек. Помогал партизанам оружием, хлебом, одеждой. А сколько у него было темперамента, гнева, когда обрушивался он на односельчан, поверивших в обе­щание оккупационных властей выделить половину собранного урожая в пользу крестьян при условии сдачи всего зерна в распоряжение хозкомендатуры.

— Волк ощерил клыки,— говорил Васильев со­седу, — а ты рассолодел совсем, решил, что он тебе улыбается.

— А тебе-то какая печаль? — пытался возразить собеседник. — Ты же единоличником был!

— Был для того, чтобы тебе, дурню, сравнивать можно было добрую колхозную жизнь с моим мы­каньем,— парировал Васильев.

Однажды в деревню приехало трое немецких фу­ражиров. Старший из них увидел Васильева, сидев­шего на завалинке, через переводчика спросил у него, где староста деревни.

Васильев степенно поднялся и с кривой усмеш­кой произнес:

— Где твой холуй-староста, не ведаю. А мой ста­роста в Москве. Всесоюзный. Калининым прозы­вается.

Плюнул и пошел прочь. Переводчик-полицай по­боялся точно перевести слова Васильева.

Е. Ф. Иванов - начальник штаба отряда	П. В. Бобрусь - командир спецгруппы "Гонтарь"

С некоторыми нашими подпольщиками-одиночками была связана спецгруппа Калининского штаба партизанского движения. После того, когда ее воз­главил П. В. Бобрусь, она быстро превратилась в крепко сколоченный отряд с хорошо развитой раз­ведывательной сетью. С Петром Васильевичем у нас были очень тесные и дружественные контакты. Хо­рошо помню его по концу 1943 года. Неброский на вид. Невозмутимый. Вот только дерзинка в глазах. Был у него поразительно здравый смысл в критиче­ские моменты. А их у Бобруся было предостаточно. И тогда, когда руководил он разведкой в бригаде смоленских партизан. И тогда, когда обеспечивал связь армейских и партизанских разведок. В декабре 1943 года фашисты сделали попытку уничтожить спецотряд неожиданным ударом двух крупных под­разделений вермахта. Мы об этом намерении врага узнали сразу. Я не мог оперативно направить людей на помощь, порекомендовал Бобрусю покинуть де­ревни Кишняки и Овсянки, где находился в то время отряд, дескать, не стоит в данном случае искушать судьбу. Петр Васильевич ответил:

— Лучше искушать, чем пребывать в неизвест­ности или бояться.

Разведанные агентами ГФП тропы к базе отряда встретили гитлеровцев взрывами партизанских мин. По солдатам ударили пулеметы из нежилых пост­роек. До сумерок держал Бобрусь карателёй в снегу и выскользнул из ловушки без потерь.

В районе Синей и Иссы действовали бойцы из спецотряда штаба Северо-Западного фронта. Коман­довал ими майор Константин Дмитриевич Чугунов. Мне на него жаловался Солдатов:

— Как же так, товарищ комбриг,— говорил он,— пришел человек в наш район действий, а при первой же встрече с железной категоричностью в голосе заявил о нежелании встречаться с нашими. Уж боль­но секретит все.

— Очевидно, у него задачи посложнее,— ответил я.— Да ты небось и сам это понимаешь. Разве за­был, как учил своих помощников: к секрету, дове­ренному двум, не подключать третьего?

— Оно конечно,— засмеялся наш главный раз­ведчик и добавил: — А мужик Чугунов — кремень.

Мне понравился Чугунов. В отличие от отряда Бобруся его отряд диверсиями занимался редко. Главным для него была разведка для фронта. Вел ее Чугунов масштабно. Его люди действовали под Себежем, Опочкой, в Латвии, на белорусской земле.

Знаю, что однажды за Чугуновым присылали с Большой земли специальный самолет и майор до­кладывал обстановку у старой Латвийской границы лично начальнику штаба фронта. Мне тоже, как и Солдатову, Чугунов при встрече, рассказав весьма коротко о своих задачах, сказал:

— Пусть ваши разведчики не садятся мне на «хвост». Тесно. Контактироваться буду при ката­строфическом положении, а его —тут он как-то ви­новато улыбнулся — мы не имеем права допустить.

Кроме старых добрых соседей — бригад Марго, Бойдина и отряда Самсона — всю вторую половину 1943 года рядом с нами и нередко вместе с нашими отрядами активно сражались с фашистами 4-я Ле­нинградская партизанская бригада и чекистская бригада «москвичей». Бойцы и командиры последней не были фактически москвичами. И засылало их в тыл врага УНКГБ по Калининской области, а не Москвы. Бригада носила имя военного партизана времен наполеоновского нашествия на Россию — Де­ниса Давыдова, но в народе ее упорно называли мос­ковской.

Небольшая, очень подвижная бригада провела за короткий срок несколько диверсий на железной до­роге (подорвала 12 воинских эшелонов) и на маги­стральном Ленинградском шоссе на участке Остров — Опочка — Пустошка. Чекисты добыли подробные сведения о карательных органах врага, очистили многие населенные пункты от скверны — предате­лей и изменников Родины. Командовал бригадой Александр Владимирович Назаров — человек еще молодой, но уже дважды побывавший со спецзада­ниями в тылу врага.

Партизаны-ленинградцы появились у нас в ок­тябре. Их командира Анатолия Дмитриевича Кон­дратьева я принял в своей землянке в районе дерев­ни Церковки. Над лагерем повисли лохмотья туч. Дождь плющился в стекло. А мы сидели у шквар- чащей на сковороде яичницы и вели неторопливый разговор. Кондратьев был первым живым источни­ком конкретной информации о положении в городе, готовящемся к последнему сражению за полное уничтожение блокады. Анатолий Дмитриевич рас­сказал мне о начавшемся всенародном вооруженном восстании в Ленинградской области. Защитники нев­ской твердыни и их верные помощники — партиза­ны — уже нацеливались на прорыв в Прибалтику. Это было видно и из задания Ленинградского штаба партизанского движения 4-й бригаде на зимне-весен­ний период 1943—1944 годов. Оно включало такие пункты, как «Разведать старую латвийскую грани­цу», «Насадить агентуру в городе Резекне».

— Пока враг отжал моих ребят от Острова,— го­ворил мне Анатолий Дмитриевич.— Уж больно войск у него там понапихано. Поживем немного вблизи твоих отрядов. А там рванем к морю Балтийскому.

До моря 4-я Ленинградская не дошла (не было необходимости), но в конце зимы она славно воевала на путях, по которым из Литвы, Латвии и Польши спешила помощь разбитым фашистским дивизиям под Ленинградом. Лихим налетом один из ее отря­дов разгромил сильно укрепленный участок «Панте­ры» в районе станции и поселка Ритупе, находив­шихся в 40 километрах юго-западнее города Остро­ва. Такие налеты усложняли и без того нелегкое положение 16-й немецкой армии. Историк группы армий «Север» Вернер Гаупт (он был участником отступления за линию «Пантера») пишет: «Против­ник напирал. Арьергардные части дивизий вынуж­дены вести энергичные оборонительные бои, чтобы не допустить обхода колонн с флангов. К тому же воз­никла опасность со стороны партизан».

А. Д. Кондратьев - командир 4-й Ленинградской партизанской бригады	Ю. Я. Якимов - политрук взвода

В разгар нашего разговора с Кондратьевым по­дошел комиссар бригады ленинградцев Михаил Ва­сильевич Павлов. Опытный партийный работник (до войны первый секретарь Новгородского городского комитета партии), он партизанил с осени сорок пер­вого года. Веселый, общительный, Павлов не расста­вался с гармошкой. Принес ее и в штабную землян­ку. Вскоре в моей «резиденции» раздался довольно стройный хор голосов... Давненько я не пел.

— А знаешь, Вараксов,— неожиданно прервал пение Павлов,— пока вы тут, комбриги, калякали, наши хлопцы обнаружили среди ваших бойцов ре­бят из Ленинграда. Где вы их поднабрали?

Пришлось познакомить гостей кратко с историей 10-й Калининской. На утро этот разговор имел свое­образное продолжение. Несколько партизан попросили у меня разрешения влиться в 4-ю бригаду. Мо­тив один: «Мы — ленинградцы».

— Твое мнение, комиссар? — спросил я у Рома­нова.

— Ленинград — особый город. И ленинградцы...

Я прервал Павла Гавриловича:

— Ты мне лекций не читай. Говори прямо — за или против?

— Конечно, за.

Был и такой случай, В землянку вошла партизан­ка Серова. На глазах слезы. Спрашиваю:

— В чем дело, Елизавета Дмитриевна? Обидел кто?

— Нет,— отвечает,—от радости плачу. Своих земляков повидала. Расцеловала каждого. Зовут с собой. А мне жаль с десятой расставаться. Сколько тяжелого вместе пережили. До конца буду у вас. А зашла обнять Анатолия Дмитриевича и благосло­вить по-матерински на последние бои за мой родной Ленинград.

Серова до войны работала в одном из ленинград­ских ателье портнихой. В начале июня сорок пер­вого поехала в отпуск к родным в Себежский район, да там и застряла. Было ей под пятьдесят, но она до­бровольно пришла в один из наших отрядов. Шила, чинила, штопала одежду партизан. Не отказывалась ни от какой работы. Золотые руки были у ленин­градки.

Славны дела подрывников, разведчиков, пуле­метчиков, но немыслимы их успехи без бойцов пар­тизанского тыла. Особенно холодной осенью и сту­деной зимой, в условиях, когда жильем партизана стала землянка. Как тут не вспомнить с сердечной благодарностью неутомимых старшин хозяйствен­ных частей С. ,. А. Алексеева, Я. Ф. Курицына, Я. П. Петрова, А. Ф. Дроздецкого, И. Т. Борисова, П. А. Макеенка, умельцев выделывать кожи, порт­ных, сапожников С. А. Андреева, В. П. Жагору, С. Е. Шилина, В. Ф. Федорова, Д. И. Васильченко, И. Е. Дмитриенко, Ф. Т. Георгиева, В. М. Николае­ва, В. И. Чапкевича, С. К. Евсеева и других «тыло­виков». Это они пошили 550 пар кожаной обуви, 350 полушубков, много курток и брюк из брезентовых мешков и парашютов, скатали 350 пар валенок.

Сказали свое слово и партизаны-плотники. На бревнах жилых землянок можно было прочесть име­на А. Д. Васильченко, С. Ф. Павлова, Н. В. Васильева, С. Ф. Шершнева, Ф. К. Данченко, Т. П. Иванова, М. А. Устинова, Н. И. Шваренок, В. И. Тимофеева, Р. М. Громова, Т. Н. Шарова, А. А. Шидловского. Их руками в лесных чащобах и на островках болот были сооружены землянки, в которых производился раз­мол зерна, выпечка хлеба, сушка сухарей, размеща­лись ремонтные и пошивочные мастерские.

Создавать уют на войне — искусство. Не пара­докс ли? Война и уют. И все же это так. И солдату и партизану обязательно нужно хотя бы час-другой в неделю душевно отдохнуть, почувствовать себя в домашней обстановке, что ли.

Когда наши отряды размещались в деревнях, было не очень трудно организовать досуг бойцов. Другое дело зимой — в лесных лагерях. Вот почему мы с комиссаром охотно поддержали предложение комсомольских вожаков Марии Сауликовой, Веры Ганюшкиной, Юрия Якимова построить бригадный клуб. Дело в свои руки взяли комсомольцы.

В середине декабря на опушке леса вблизи юж­ной окраины церьковского болота поднялась доброт­но сбитая из бревен землянка. «Зал» клуба имел пло­щадь примерно 70 квадратных метров. Была неболь­шая сцена. Вместо стульев — скамейки. Вместо эле­ктрических лампочек — самодельные светильники. Ведала клубом Мария Клементьева (ныне Цыганкова). Она с помощью комиссаров отрядов В. С. Антипова, Н. А. Волкова, В. А. Федорова и П. П. Макарова выя­вила желающих участвовать в самодеятельности, и вскоре клуб стал желанным местом отдыха молоде­жи (в бригаде большая половина бойцов имела воз­раст до двадцати лет), да и бородачи наши охотно сюда заглядывали. Однажды его посетил уполномо­ченный Калининского штаба партизанского движе­ния А. И. Штрахов. Он вместе со всеми аплодировал хору под руководством командира взвода И. Н. Па­щенко, исполнявшему украинские и белорусские песни, от души смеялся над сценой отступления фа­шистов от Москвы. Покидая бригаду, Алексей Ива­нович говорил:

— За клуб — молодцы. Сделайте его центром и политической работы. Самодеятельность у вас пре­восходная. Честно, так отдохнул на вашем вечере, будто в московском театре побывал.

На щите у клуба вывешивалась стенная газета бригады. Живая, колкая, она привлекала к себе вни­мание вернувшихся из боевых заданий подрывников, разведчиков. Рядом висели листочки со сводками Совинформбюро, последними известиями, приняты­ми по радио. Ими регулярно снабжали клуб радистка К. Н. Щекотихина и шифровальщик И. М. Тетеревников.

В клубе многие из нас встретили и новый, 1944 год. Небольшую поздравительную речь произнес комиссар бригады Романов. А потом новогодний вечер повел Василий Андреевич Федоров — большой мастак на шутки и острое слово. Выступал хор. Соло на балалайке исполнил Федоров. Чудесно не­сколько песен спел двенадцатилетний партизан из отряда Ветковского Юра Кораблев, попавший к нам из-под Ленинграда.

Еще несколько номеров, и Василий Андреевич объявляет:

— Ну а теперь краковяк в честь Нового года. Танцуют все присутствующие в зале.

Танцы не состоялись. Прозвучал сигнал боевой тревоги. Вблизи лагеря появились каратели...

В третью военную зиму снег рано лег на изуве­ченные боями берега Синей и Иссы. Зима была не такой студеной, как в 1941—1942 годах, но морозных дней хватало. Часто кружили вьюги, и точно чьими- то злыми руками били в спины уходивших на бое­вые задания подрывников, разведчиков.

В январе — феврале 1944-го мы продолжали вой­ну на дорогах, но обстановка изменилась и далеко не в нашу пользу. Братский край фактически перестал существовать. Гитлеровцам удалось расчленить бригады, защищавшие его. Мы по-прежнему бази­ровались в лесных массивах междуречья, но неред­ко приходилось покидать лесные лагеря. Отряды и боевые группы укрывались в урочище Лоховня — основной базе бригады Марго. Частыми гостями там были партизаны бригады Бойдина.

Мели метели снежные. Свирепствовали метели свинцовые. Зимой и весной фашисты обрушили на калининских партизан удары 19 крупных каратель­ных экспедиций. Теперь в них всегда участвовали отменно вооруженные подразделения вермахта. Пос­ле победы советских войск в январе 1944 года на берегах Невы разбитые и потрепанные немецкие дивизии отошли от Ленинграда к оборонительной линии «Пантера», фашистскому командованию нуж­но было во что бы то нр! стало очистить их тыл от партизан и... населения. Все сжигалось, уничтожа­лось, истреблялось на пути карателей.

17 января из Себежа в район отправилась кара­тельная экспедиция: 600 гитлеровцев в сопровожде­нии танкеток. Двое суток мела свинцовая метель в Козельцах, Борисенках, Ломах, Воробьях, Машневе и еще в восьми деревнях. Дымящиеся пепелища и ни одной живой души — результат «сражения» сол­дат вермахта со стариками, женщинами и подрост­ками.

В это же время значительные силы гитлеровцев поддержанные авиацией, были брошены против 4-й Ленинградской партизанской бригады и наших ла­герей. Противостоять подразделениям 107-го охран­ного и 640-го учебного полков врага мы в открытом бою не смогли бы. Командиры отрядов имени Киро­ва и Жданова приняли правильное решение — организовали засады. Что бы там ни говорилось и писалось, все же позиционная война —не партизан­ское дело. Оставшись один на один с регулярными частями врага, партизанские формирования не мо­гут продолжительное время защищать занятые ру­бежи. Об этом свидетельствует опыт даже такого соединения народных мстителей, как бригада Алек­сандра Викторовича Германа — прославленного ма­стера гибкого маневра, партизанской тактики.

Если в середине января нам удалось в какой-то мере приостановить движение карателей и нанести им некоторый урон, то в период февральской кара­тельной экспедиции пришлось покидать места свое­го базирования. Началась эта экспедиция 7—8 фев­раля, но узнали мы про нее раньше. Уже 5 февраля Солдатов доложил:

— Товарищ комбриг, есть данные о готовящемся выходе вражеских сил из Латвии в нашем направле­нии.

— А что доносит разведка из Красногородска? — спросил я.

— Комендант стягивает в поселок полицейские группы. Очевидно, для охраны, а гарнизон присое­динит...

— Значит, новая карательная,— перебил я.

— Да. И размерами покрупнее предыдущей.

В. И. Марго - командир 5-й Калининской партизанской бригады

Мы сразу же связались со штабом Марго. Заме­ститель комбрига по разведке П. Н. Петрович под­твердил: экспедиция карателей вот-вот начнет дей­ствовать, в ней примут участие кроме охранных войск тыла два батальона вермахта с артиллерией.

Было ясно — гитлеровцы любой ценой попыта­ются до весны уничтожить или хотя бы рассеять бригады калининских партизан, действовавших в тылу и у границ линии «Пантера». Позже мы узна­ли (тогда лишь догадывались), что уже шли бои за Лугу и фашистская армия откатывалась к Пскову — Острову. Этому отходу вся­чески мешали ленинград­ские партизаны. Они созда­вали заторы для вражеской техники на шоссе Ленин­град — Киев, а советские авиаторы наносили штурмо­вые удары по скоплению вражеских колонн. Это в те дни в дневнике командова­ния группы фашистских ар­мий «Север» появилась за­пись: «В районе действий 18 армии сильная партизан­ская деятельность на шоссе Псков — Луга».

Наши разведданные бы­ли точными. Действительно в экспедиции приняли уча­стие три батальона охран­ных войск, два батальона вермахта с артиллерией и отряды полицейских. Дей­ствовали они с трех направлений: себежского, красногородского и из Латвии. Основной удар упал на брига­ду Марго. Ее отряды отбивались двое суток, а затем покинули Себежский район — ушли к лесной дере­вушке Осиновик Опочецкого района. Здесь, как рас­сказывал потом Владимир Иванович Марго, в пяти домах и надворных постройках временно размести­лись свыше тысячи человек.

Тяжелый четырехчасовой бой с карателями вели отряды Бойдина у деревни Овсянки. В нем участво­вал и разведотряд Бобруся.

В ночь с 10 на 11 февраля противник приблизил­ся к нашим лагерям и сосредоточился на рубежах деревень Рубанка, Поповка, Тряпичино, Опросово, Бубново, Блонты, Ноглово. Мы организовали оборо­ну западнее Тряпичино, южнее деревни Блонты и в населенных пунктах Лубьево, Церьковка, Копино. Весь день 11 февраля шла разведка боем, велась на отдельных участках слабая перестрелка. Очевидно, гитлеровцы не знали точно, одни ли мы или с нами оборону держат другие формирования калининских и ленинградских партизан. Наш штаб получил до­полнительные сведения о силах карателей. Они по­полнились большим отрядом айзсаргов.

— Придется прорываться. Многовато фашистов, 5 пушек, больше десятка минометов,— перечислял на коротком командирском совещании начальник штаба.

— Лучше ускользнуть,— настаивал Солдатов,— окружения полного пока нет.

И ночью мы ускользнули — вышли в тыл против­ника почти без потерь. Каратели утром разгромили пустые землянки двух наших отрядов и, уничтожая остатки деревень на своем пути, вернулись в Себеж и Латвию.

В боях с отрядами бригад Марго, Гаврилова, Бой­дина и Бабакова (последняя до февраля 1944 года действовала в Кудеверском и Новоржевском райо­нах) гитлеровцы потеряли более 400 солдат, офице­ров и полицаев.

Ускользнуть из-под носа превосходящего в силах противника нам помогла разведка, хорошо организо­ванная Солдатовым и командирами отрядов. Развед­чики смело проникали в расположение подразделе­ний карателей и любой ценой доставляли необходи­мые сведения. В подтверждение приведу эпизод, который мы вспомнили при последней встрече с ве­тераном 10-й Калининской Владимиром Ивановичем Величко, кандидатом технических наук, старшим на­учным сотрудником одного из научно-исследователь­ских институтов Ленинграда.

Володя, вступивший в ряды партизан еще до со­здания нашей бригады, со временем стал храбрым разведчиком и бывалым бойцом. В ночь на 11 фев­раля Солдатов послал его, Надю Дмитриеву и еще одного молодого партизана разведать путь для воз­можного отхода штаба бригады. Ребята поехали от­крыто на санках. Заглянули в одну деревню — гит­леровцев нет. Направились в конечный пункт — Ключки. Вблизи никого. Лишь лиса-огневка мельк­нула в кустарнике у реки. В Ключках тоже пусто, угрожающе тихо. «Что-то не так»,— подумал Ве­личко и быстро повернул сани назад. На околице деревни разведчиков накрыл кинжальный огонь ка­рателей. Ребята скатились с санок и врассыпную.

«Хорошо, что подоспели сумерки,— вспоминал Владимир Иванович.— Гитлеровцы не могли вести прицельный огонь, когда я, не задумываясь, бултыхнулся в Иссу. Конечно, им и в голову не могло прийти, что я переправлюсь вплавь по незамерзшей, но ледяной реке. Думали взять живьем. Спохватились. Усилили огонь. Пули, как осы, жужжали над головой, но полсотни метров от берега Иссы до густого подлеска я промчался с рекордной скоростью, Когда добрался до своих, то так продрог, что, как говорится, кишкам тонким больно было».

Легко   сказать — добрался, а ведь путь немалый — более трех километров. И это в обледенелой одежде и обуви... Как сейчас вижу: на небольшой поляне среди замшелых стволов у костра пляшет человек в чем мать родила. Подошел. Спрашиваю:

— Что за самодеятельность?

—  Володька Величко из разведки вернулся,— ответил кто-то из бойцов.— Возвращаясь, купальный сезон открыл.

— Ничего, товарищ комбриг,— усмехнулся пожилой партизан,— не убили в засаде — от воспаления легких не умрет. А вот подлечить бы парня не мешало. Задание-то выполнил.

Пришлось распорядиться выдать Володе из неприкосновенного запаса стакан первача.

Отбиваясь от карателей, мы не имели права забывать о главном. В феврале 1944 года подразделения бригады имели более двадцати столкновений с фа­шистами на коммуникациях, в марте количество боевых операций возросло вдвое. Из февральских довольно заметными были две: разгром имения Станкеева и диверсия в окрестностях Красногородска.

Имение находилось на северо-западной окраине города, в километре от зданий, где размещались солдаты охранных войск. Произвести налет крупными силами мы посчитали нецелесообразным. Поручили сделать его отряду «Смерть оккупантам». Рожко отобрал в боевую группу Д. Е. Холодкова (командир взвода), В. И. Красикова (политрук), И. В. Астратова, Н. И. Тихонова, И. П. Павлова и других раз­ведчиков. В ночь с 13 на 14 февраля 20 смельчаков неожиданно появились у складских помещений, ко­нюшни и скотного двора и обстреляли оккупантов. Не успели оставшиеся в живых солдаты поднять тревогу, как языки пламени уже лизали постройки. Пожар уничтожил 40 тонн сена, 50 тонн ржи и овса, почти весь сельскохозяйственный инвентарь.

Боевая группа вернулась без потерь. Кроме ору­жия и 900 патронов (нужда в них всегда была) раз­ведчики захватили «языка», а на конюшне выбрали 9 лучших лошадей с упряжью и пригнали их в бригаду. Успеху налета содействовали подпольщики, связанные с отрядом Жукова, особенно Анатолий Васильев. Он был за старшего среди батраков име­ния.

В Красногородск Васильев не вернулся, стал бой­цом в отряде имени Жданова. Ходил в разведку, участвовал в боях. В одном из них был ранен и эва­куирован самолетом на Большую землю. Вылечив­шись, попал в армию, дошел до Берлина. В настоя­щее время Анатолий Васильевич Васильев живет в Кисловодске.

В бригаде находился и брат Анатолия — Иван. Тоже был отважным бойцом. Здравствует ныне и он. Иван Васильевич живет и работает в Пскове.

Разгром имения Станкеева имел для нас важное значение. Гитлеровцы только что объявили об унич­тожении крупных партизанских сил, а эти «уничто­женные» партизаны смело хозяйничают почти в расположении красногородского гарнизона. Лучшего опровержения обмана не придумаешь.

Хорошо сработал против фашистской брехни и взрыв комбината на реке Синей, тоже вблизи Красногородска. Осуществила диверсию боевая группа отряда Жукова. Мину замедленного действия весом в 23 килограмма заложил боец М. Н. Родионов. Было это в ночь на 26 февраля. А в 10 часов утра громыхнуло. В результате взрыва были уничтоже­ны динамо-машина, освещавшая военный городок, шерсточесалка, мельница на два постава, лесопилка. Сгорело трехэтажное здание хлебокомбината и 12 тонн зерна.

Приближалась весна. Утром года называл Алек­сандр Сергеевич Пушкин март месяц. Утро 1944-го обещало новые победы советского оружия. Нас ра­довали успехи 2-го Прибалтийского фронта. От оккупантов были освобождены Новосокольники, Забелье, Локнянский, Ашевский, Бежаницкий районы, частично город Пустошка и Кудеверский район. Бои велись на подступах к священным местам русского человека — Пушкинскому краю. Фашистские диви­зии, оказывая сильное сопротивление, откатывались, хотя и медленно, на запад. В первых числах марта они оборонялись на рубежах: озеро Черешно (25 ки­лометров северо-западнее поселка Пушкинские Го­ры) — разъезд Русаки — населенные пункты Крыло­во, Заход, Маслиха (6 километров южнее города Новоржева) — озера Але, Калинное, Хвойно, Ученое, Лосно, Свибло, Нещедро.

В связи с наступлением войск нашего фронта начальник штаба партизанского движения Калинин­ской области издал специальный приказ, который требовал рассредоточиться для действия на дорогах поотрядно. В приказе отмечалось ослабление боевой деятельности некоторых партизанских отрядов, рас­считывавших на скорый приход в район их дисло­кации наших войск. Один из пунктов приказа требо­вал не давать фашистам при отступлении сжигать села, увозить в Германию мирных граждан, забирать скот.

За 10-й Калининской по-прежнему закрепля­лись дороги Опочка — Мозули, Опочка — Красногородск — Лудза и Красногородск — Мозули. Выше я уже говорил, что в марте мы удвоили количество диверсий на дорогах и налетов на мелкие гарнизоны врага. Назову некоторые из них.

3 марта группа бойцов во главе с командиром от­ряда Жуковым организовала засаду на шоссе Крас­ногородск — Опочка, вблизи деревни Кострово. Вско­ре со стороны Красногородска показалась колонна автомашин. Ее встретили пулеметным огнем. Был он губительным для гитлеровцев: одна машина сгорела, остальные три свалились в кювет.

В тот же день Жуков предложил комиссару Вол­кову:

— Давай завернем к Ночево. Тряхнем гарнизон.

Накануне гитлеровцы установили в этой деревне небольшой гарнизон из только что набранных, частично в принудительном порядке, полицаев. Стар­шим был назначен немец фельдфебель.

— Полицаи там свеженькие,— ответил Николай Александрович,— необстрелянные. Лучше предло­жим им сдаться без боя.

И еще одна засада. 11 марта группа бригадных разведчиков в составе А. Д. Дмитриева, Н. П. Ивано­ва, Е. А. Тереня, С. Д. Дмитриева, Л. 3. Егорова, Н. В. Бартеньева, Г. П. Петрова, И. Г. Баранова, П. Д. Дмитриева, Н. А. Петраченко, Н. Н. Орехова и пулеметчиков из отряда «25 лет Октября» С. С. Чапкевича и Н. Н. Чапкевича под командованием П. 3. Позднякова дала бой гитлеровцам на шоссе между деревнями Малая Язвица — Пески. Это в на­правлении к станции Идрица. И тут нам сопутство­вала удача. Из ста фашистов каждый пятый остался навечно в мозулевских снегах.

В штабе партизанского движения понимали, в сколь тяжелом положении стали мы находиться в связи с приближением к нашим районам линии фрон­та. Штаб усилил переброску нашим бригадам воору­жения, взрывчатки, снаряжения и продовольствия. Летчиками части, которой командовал подполковник Золотов, за 15 летных ночей марта в бригады кали­нинских партизан, действовавших в районе Себеж — Идрица — Красногородск — Опочка, было перебро­шено 50 пулеметов, около 100 автоматов, 406 ООО пат­ронов для ППШ, более 2000 гранат, свыше 3600 мин, 4000 килограммов тола и другие необходимые бое­припасы. Кроме того, поступило около 1 тысячи пар холодной обуви, некоторое количество продовольст­вия, медикаменты и для раненых партизан 91 кило­грамм сахара.

91 килограмм. Мизерная цифра по нынешним временам, но тот, кто партизанил вблизи линии фронта в огненном кольце вражеской блокады, зна­ет, что такое кружка чая с куском сахара для тяже­ло раненного партизана или для ребенка. А ведь ре­бятишек, укрывшихся в лесных лагерях (они носили название — гражданские) вместе с матерями под за­щитой партизан, было более тысячи.

Как правило, в обратные рейсы летчики забирали с собой тяжело раненных и сильно больных парти­зан. В те февральско-мартовские дни были спасены таким образом 207 наших боевых товарищей.

В засадах на дорогах мы теперь теряли меньше людей, чем летом или осенью, но ощутимы стали потери в разведке. Сказывалась высокая концентра­ция вражеских войск под Идрицей, Себежем, Опоч­кой, в соседних уездах Латвии. Тревожным ознобом сердца отзывался каждый доклад командиров отря­дов о потерях. 8 марта 1944 года слушаю началыника штаба отряда имени Кирова Иванова:

— В деревне Мулдово разгромили молочно-сли­вочный пункт немецкой ортскомендатуры. Оборудо­вание все уничтожено. В квадрате 00 — 68 приняли бой с подразделением противника. Фашисты поте­ряли убитыми более десяти человек.

Говорит Иванов словно нехотя, сам мрачнее ту­чи. Присутствовавшая в штабе Анастасия Васильев­на Павлова не выдерживает:

— Да не тяни ты за душу, Ерофей Федорович, говори, кого потеряли.

— Степана Андреевича,— выдавливает Иванов.

— Андреева? — кричит Павлова.

— Андреева? — переспрашиваю и я, хотя и так ясно, что погиб еще один из легендарной «неулови­мой восьмерки».

7 марта командир взвода отряда имени Кирова Андреев с небольшой группой своих бойцов отпра­вился в разведку. Что-то подвело опытных парти­зан, и они напоролись на засаду. Врагов было раз в пять больше. Прикрывая отход группы, Степан Андреевич засел в одном из крайних домов деревни Мулдово. Фашисты окружили и подожгли его. В от­вет на предложение сдаться из горящих сеней в гитлеровцев полетела граната.

А командира «неуловимой восьмерки» Алексея Васильевича Андреева мы потеряли немного рань­ше— в разгар зимы. И он погиб, прикрывая отход своих бойцов. Две последние гранаты в наседавших фашистов — и те в замешательстве отпрянули назад. Но пуля одного из них угодила герою в сердце. Бой­цам удалось унести тело командира. Последнее «про­сти» мы сказали Алексею Васильевичу под грохот салюта в деревне Афанасьева Слобода. Теперь могила Андреева на братском кладбище у Томсино Себежского района — прославленного партизанского села.

Василий Михайлович Орехов, Алексей Василь­евич Андреев, Степан Андреевич Андреев. Храбрей­шие из храбрых. Вечная им память!

Всю вторую половину марта 1944 года мы и со­седи отбивались от карателей. Удары следовали один за другим. 15—16, 22—24 марта и 27 марта. Позже от Марго я узнал, что эти удары по нашим рассредоточенным отрядам гитлеровцы называли «весенним патрулированием». Документ о целях этой экспедиции и ее план партизаны бригады Мар­го нашли у убитого ими фашистского лейтенанта.

Упорные бои разгорелись в районе деревни Блон- ты. Здесь удар карателей приняли на себя отряд «25 лет Октября» нашей бригады и два отряда 15-й Калининской бригады партизан под командованием Дмитрия Александровича Халтурина.

Бригада Халтурина формировалась во второй половине 1943 года, но сам комбриг повидал уже много партизанского лиха. Кадровый военный, вы­ходя из окружения, он в декабре сорок первого по­встречал на своем пути народных мстителей, да так и остался в их рядах. Командовал боевой группой, отрядом, подорвал бронепоезд, в первые дни рейда Калининского партизанского корпуса выиграл круп­ный бой в районе Клиновое у регулярной части вер­махта, выиграл по всем правилам воинского искус­ства. Позже на посту начальника штаба бригады Дмитрий Александрович вместе с комбригом Бойди- ным организовал несколько удачных налетов на до­вольно крупные гарнизоны врага.

Но в марте 1944-го сказалось превосходство в си­лах карателей, и отряды Халтурина были оттеснены с рубежей обороны. Под покровом ночи отошел и отряд Ветковского из нашей бригады. 16 марта фа­шисты ворвались в опустевший лагерь отряда Жу­кова, а затем повернули в сторону расположения от­рядов бригад Гаврилова и Марго.

Отходить без больших потерь, да так, чтобы ка­ратели не приняли наш маневр за бегство, нелегко. Много умения, выдержки и отваги требовалось и от командиров, и от бойцов. Но каково было тем, кто оставался в потаенных землянках с тяжело ранен­ными и больными тифом? У меня сохранилось пись­мо-воспоминание Валентины Бусовой (ныне Бело­вой) написанное по моей просьбе сразу в послевоен­ные годы. Валю оставили охранять и помогать в ле­чении разведчиков, которые, возвращаясь с боевого задания от линии фронта, подхватили в дороге тиф. Привожу это письмо почти полностью:

«За всеми больными тифом ухаживала бригадная санитарка Женя Лапкина, скромная, очень добросо­вестная девушка, моя землячка. Я ей помогала: ки­пятили в котле одежду тифозных, готовили пищу. Ребята молодые. Дело пошло на поправку. Пришли в себя Митя Лебедев, Яша Жагора, Ваня Ярослав­ский, дед Минай из бригадной хозчасти и другие то­варищи, чьи фамилии запамятовала. Мне нужно было со связным уходить в отряд, но тут привели в наши землянки разведчика Ивана Сергеева, ранен­ного в обе ноги. Я замешкалась с уходом, а рано утром 15 марта к нам прибежал разведчик и сказал, что немцы на «ноге» — наступают, значит, уже в трех километрах от лагеря.

Мы с Женей быстро одели всех больных и поса­дили на две повозки. Торопились — иначе несдобро­вать. Когда проезжали мимо деревни Церьковки, по­пали под огонь карателей, но ничего — обошлось. Добрались до потаенных землянок на болотном островке. Разместили своих подопечных: больных — в одной землянке, раненых — в другой. Вскоре всех нас сморил сон.

Спала, как в детстве, крепко-крепко, проснулась от грохота — гитлеровцы стреляли по островку. Схватила свой карабин, выбежала из землянки, а Женя уже погрузила тифознобольных. Была на дру­гом островке у нас еще запасная землянка. Хотела бежать за повозкой, чтобы в случае прикрыть огнем, смотрю — ползет Иван Сергеев. Не оставлять же то­варища врагу на поругание и смерть. Подхватила его под мышки — потащила. А фашисты все ближе и ближе. Ну, думаю, конец. Слышу шорох сзади. Оглянулась — славная Женька ко мне на помощь ползет. Еще метров двести ползком... Когда подня­лись, землянки наши полыхали огнем. Рвались гра­наты.

Что делать? Бежать за своими, за повозкой — поздно, да и след каратели могут взять. Затаились в кустах. Просидели, мокрые, замерзшие и до смерти усталые, ночь. Днем встретили отбившихся от отря­да партизан-латышей. Вместе с ними добрались до своих. И надо же — все живы остались. Сергеева перебросили в советский тыл самолетом».

Неустрашимость Вали и Жени в те страшные часы — она почти неосознанная — из сердечных глу­бин, от твердого понимания: «Так надо!»

Последний удар в марте каратели нанесла 27-го. В сохранившемся у меня донесении командира от­ряда Жукова сообщалось:

«27 марта 1944 года противник силою до 1000 че­ловек, вооруженный тяжелыми минометами и пуле­метами, в 9-00 предпринял наступление против от­ряда имени Жданова в районе дислокации — квад­рат 90—80. Наступление шло с трех сторон — север­ной, восточной и южной. С западной стороны была устроена засада. В результате 40-минутного боя от­ряду удалось выйти из окружения».

Вот так лаконично и скромно в донесениях. А на деле? Отряд только что расположился на отдых. На­кануне вечером командир Жуков и комиссар Волков водили бойцов в налет на полицейский гарнизон в селе Богородицком. Возвращаясь после разгрома очередного «осиного гнезда», пришлось иметь боевое столкновение в районе деревни Березица с запоз­давшей вражеской подмогой разбитому гарнизону. Подрывная группа отряда в это же время была на минировании дороги на шоссе Опочка — Себеж.

И вот вместо отдыха — бой в окружении, когда на каждого бойца 5—б гитлеровцев.

Сила прорыва. Она — производное многих факто­ров. Постоянная разведка и хорошо организованное охранение лагеря не позволили карателям застать партизан врасплох. Несдобровать бы отряду, если бы командиры не разгадали замысла противника на­вязать партизанам прорыв в сторону леса. И конеч­но, неукротимость духа, отвага.

А ведь каратели поначалу уже торжествовали победу. С их стороны раздавались крики: «Сдавай­тесь или всем капут!» При сближении автоматчики старались стрелять по ногам — нужны, видимо, были гитлеровцам пленные для получения сведений о партизанских лагерях.

Прорвался отряд. И раненых спасли — спрятали в болоте. Ночью Зина Плюскова переправила их в себежские леса.

С. А. Андреев - командир взвода	В. П. Клинаев - фельдшер отряда

В тех боях был тяжело ранен военфельдшер Ва­силий Клинаев — ветеран бригады. Досрочно окон­чив фельдшерскую школу, Василий ушел на фронт в составе добровольческого коммунистического пол­ка. . Попал в плен. Дважды бежал от гитлеровцев. Первый раз выпрыгнул из железнодорожного эше­лона с военнопленными, но был пойман и зверски избит. Второй побег удался. Скрывался у крестьян- белорусов. Здесь судьба и свела его с лейтенантом Лебедевым, формировавшим партизанскую бригаду «На запад». У нас он как специалист пользовался авторитетом, участвовал во многих боевых операци­ях. Бойцы, несмотря на молодые годы Клинаева, на­зывали его уважительно: товарищ доктор. Нам вско­ре удалось эвакуировать Василия на Большую зем­лю. Ныне Василий Павлович Клинаев — заслужен­ный врач РСФСР. Живет и работает в Саратовской области.

Нельзя еще раз не сказать о наших медиках доб­рое слово. На смену метелям в апреле пришла сне- жица — весенняя талая вода. По народному поверью она возвращает силы. Все это так, но раненые наши находились на болотных островках, там же таились жители сожженных врагом деревень. Холод и отсут­ствие хорошей обуви вызвали вспышку заболеваний, участились случаи тифа и малярии.

Самоотверженно наши доктора, фельдшера, ме­дицинские сестры и санитарки боролись за жизнь бойцов. Медикаментов не хватало. Присылали их из советского тыла немного. Выручали подпольщики из населенных пунктов, где стояли гарнизоны про­тивника. Доставали всякими правдами и неправда­ми. Шло изготовление разных настоев и микстур и кустарным способом из корней лекарственных трав, коры, сушеной ягоды. Как-то иду с адъютантом и двумя автоматчиками к отряду Ветковского — на­встречу группа бойцов. Вооружены, но в руках ка­кие-то мешочки, лукошки. Спрашиваю у старшего:

— Куда посланы?

— Заниматься журавлиной работой,— улыбается командир.

— Какой-такой журавлиной? — не понял я.— Что за шутки?

— Идем по приказу комиссара отряда собирать клюкву для санчасти,— отрапортовал сержант и, не сдержав официального тона, добавил: — Говорят, то­варищ комбриг, из-под снега она сверхлечебная.

Через руки нашего медперсонала прошло только тяжело раненных около полутораста человек. Смерт­ность не превышала двух процентов. А сколько ран пришлось перевязывать в бою, скольких людей ле­чить в гражданских лагерях от навалившихся болез­ней. Кто это сосчитает! В дни войны не было приня­то говорить о клятве Гиппократа, да вряд ли про этого выдающегося врача и естествоиспытателя древ­него мира знали наши медсестры и санитарки. Но все они поступали так, как того требует клятва на верность священному долгу целителя-врача. И за это наше партизанское спасибо тогда, сейчас и на будущие времена хирургу В. П. Щелкуновой, воен­ным фельдшерам Е. А. Башкирову, Н. Ф. Брюхову, Р. Ф. Габайдуллину, П. Е. Сафонову, медицинским сестрам А. И. Морозовой, А. Н. Наумовой, 3. Д. Его­ровой, А. М. Никитиной, бесстрашным санитаркам Н. М. Захаровой, М. Г. Григорьевой, К. Г. Зуйковой, Л. М. Карузиной, М. С. Лой, С. Д. Муравьевой, Т. К. Крестьянской, В. П. Зотчик, Е. Р. Кругляковой и другим медицинским работникам бригады.

Каждая новая карательная экспедиция уменьша­ла число жителей деревень Красногородского и Сб- бежского районов. Зато возрастало население лесных лагерей. До трех тысяч женщин, стариков, подрост­ков и детей размещалось в лагерях «Митрин остров», «Гора Камениха», «Черная речка», «Волчьи ямы», «Костино поле», «Яблочкино». Главной хозяйкой по «расквартированию» у нас была А. В. Павлова — член Красногородского подпольного райкома партии. Действовала она энергично, поступала справедливо. Ее слушались и старые и малые.

Лагеря, как правило, устраивались в труднодо­ступных для врага местах. Например, лагерь «Мит­рин остров» был расположен на островке площадью в один гектар, окруженном малопроходимым боло­том. С целью маскировки верхушки крупных де­ревьев на нем были подрезаны. Строго соблюдались правила топки печей. Проходы и выходы к лагерю осуществлялись не одной дорогой, а мелкими тропа­ми. На высокой ели находился наблюдательный пункт. Дежурство на нем неслось круглосуточно.

Охраняли «Митрин остров» юные бойцы, имено­вавшие свою группу громко и солидно: взвод охра­ны. Храбрые подростки Сергей Дубровин, Николай Дубков, Иван Андреев, Аня, Вася и Иван Барабаш- кины, Иван Борисов и другие «орлята» — всех фа­милий их уже не помню. Командовал ими шестнад­цатилетний Юра Зубков, тот самый парнишка, что вместе с отцом прибыл в наше распоряжение в пер­вые дни прихода бригады в междуречье. Ребята были хорошо вооружены. Они не только охраняли лагерь, но и ходили в разведку.

Население гражданских лагерей всецело жило жизнью нашей бригады. Женщины выпекали хлеб для отрядов, шили белье из парашютного полотна, стирали, топили землянки-бани. За порядком в лаге­рях следили несколько человек, которым была предо­ставлена немалая административная власть. За вся­кое нарушение штаб бригады взыскивал с них. Ну, а они, в свою очередь, не давали спуску нарушителям порядка. Одним из таких «лагерных комендантов» был участник гражданской войны И. М. Прокофьев. До войны Иосиф Матвеевич работал участковым ми­лиционером, и, надо сказать, его профессиональная привычка блюсти железный порядок была очень кстати. Любую мелочь подмечал. Бывало развесят женщины свое немудреное бельишко на. деревьях после стирки, а Прокофьев тут как тут, шумит:

— Вы, что, сороки-белобоки, воздушных разбой­ников приманиваете. Хотите под арест попасть?

Иному нарушителю приходилось ночь-другую провести в холодной бане. Это за мелочь, за больший проступок наказывали строже.

В апреле стало в лагерях очень тяжело с питани­ем. Запасы поистощились. Выходить жителям на пе­пелища родных деревень, чтобы вырыть спрятанные в ямах продукты, было почти невозможно — свиреп­ствовали каратели. Особо большая нужда была в соли и жирах. И тогда комиссар бригады предложил:

— Давай-ка, Николай Михайлович, попросим по­мощи у латышей. Самсон сейчас, кажется, кое-чем располагает.

— А разведданные у тебя верные? — шутливо спросил я у Романова.

— Абсолютно,— в тон мне ответил Павел Гаври­лович.

И вот мы в пути. Апрель набирает силу. Снег еще цепко держится за вывороченные пни, пластами ле­жит в ложбинках. Лошади часто идут по весело жур­чащей весенней воде. А на душе невесело. По всему видно, фашисты вот-вот обрушат на наши отряды новую карательную экспедицию. Масштаб ее, очевид­но, превзойдет все остальные. А у нас возможности для маневра ограничены.

Мои думы подтвердил и Вилис Петрович Самсон. Принял он нас хорошо. На нашу просьбу ответил:

— О чем разговор. Поделимся. Соль есть. Жиры найдем — потрясем кое-кого из той породы людей, о которых русская пословица говорит: «В бок не дви­нешь, так и с места не сдвинешь».

Самсон командовал в это время 1-й Латвийской партизанской бригадой. Штаб Самсона тоже распола­гал данными о готовой к выходу новой карательной экспедиции.

Весеннее половодье, необходимость охранять мир­ных жителей, лишенных крова и хлеба, создали до­полнительные трудности для отрядов. Однако поли­тико-моральное состояние бойцов бригады не снизи­лось. В этом была большая заслуга коммунистов и комсомольцев. Ряды отрядных партийных и комсомольских организаций к весне 1944 года пополнились боевым народом. 101 коммунист, 270 комсомольцев- немалая сила. И она давала себя знать. Прежде все­го, конечно, в боевых делах. Каждый вступающий в те дни в партию или комсомол знал: воевать он те­перь обязан лучше, с него должны брать пример дру­гие. Бывший подрывник отряда «Смерть оккупантам» Виктор Михеенко вспоминает:

«Мне не было полных шестнадцати лет, но я уже не раз ходил на боевые задания. Командир нашей подрывной группы Володя Кирьянов хвалил меня, и я думал, что достоин стать комсомольцем. Подал за­явление. Заседал комитет на лесной опушке. Члены его сидели на пнях и были такими строгими и все такие боевые по делам, что я сдрейфил — решил: не примут. Приняли, а напутствие дали такое: «С се­годняшнего дня ты, Виктор, двужильный. Будешь первым в бою, неунывающим в походе, последний сухарь пополам с товарищем».

Поначалу пятнадцатилетнего паренька из деревни Яшково Идрицкого района Витю Михеенко не хотели брать в партизаны, советовали подрасти. Упрямый подросток отправился вслед за бригадой. Шел 30 ки­лометров, и тогда командирское сердце дрогнуло... Став комсомольцем, Михеенко точно следовал нака­зу, полученному на опушке леса. Позже храбро вое­вал в рядах армии, был танкистом в прославленной Кантемировской дивизии. Закончил войну в Праге коммунистом. Вот она, славная боевая юность!

Коммунистам и комсомольцам было тоже с кого брать пример. Политруки взводов И. Я. Порядин, Юрий Якимов, Вера Ганюшкина, Н. Я. Ерофеев, Я. Тереня, С. Ф. Иванов, И. А. Тучинский, И. Красиков, Н. Ф. Прищепов, А. П. Захаров, П. Е. Гришанов — что ни фамилия, то неустрашимый человек... Шел бой с апрелковским гарнизоном врага. В какой-то момент дрогнули ряды атакующих парти­зан под яростным пулеметным огнем. И тогда раздал­ся звонкий голос вожака комсомола Веры Ганюшкиной:

— За мной, ребята!

Девушка первой бросилась к зданию, где засели пулеметчики.

Таких примеров много в боевой летописи бригады.

Ни снежные, ни свинцовые метели не могли пре­кратить большую политико-массовую работу наших коммунистов и комсомольцев в деревнях, которые еще не были сожжены дотла карателями, в крупных населенных пунктах, где стояли гарнизоны врага. Сводки Совинформбюро, переписанные на обрывках бумаги, наши листовки и листовки штаба партизан­ского движения часто появлялись там, звали к со противлению. На какие только ухищрения не шли наши агитаторы. Сауликова и ее помощники вписы­вали наиболее важные сообщения из советского тыла в статьи фашистской газетенки, которая вывешива­лась во многих видных местах Красногородска, Мозулей и в других населенных пунктах. Радовались блю­стители «нового порядка» тому, что жители проявля­ют большой интерес к их печатному слову. Не сразу разгадали «междустрочный секрет» партизанской агитации.

А она была действенной. Тому подтверждение — создание новой подпольной группы в самом Красногородске (Василий и Владимир Тарасовы, Юрий Вальковский и другие), переход в бригаду группы польских военнопленных во главе с Тадеушом Гонсировским, работавших на строительстве новой ветки железной дороги, 18 солдат-латышей из 327-го дорожно-строительного батальона. Стали не редки слу­чаи добровольной сдачи в плен солдат-немцев. Один из таких солдат — двадцатилетний Ганс, в прошлом рабочий, попросил доверить ему оружие и несколько раз участвовал в боях против гитлеровцев. Ганс был храбрым партизаном и отменным шутником. Когда гремели последние залпы партизанских автоматов на старой латвийской границе, ему доверили отвести несколько десятков пленных на сборный пункт к Опочке. По дороге Ганс заставил их разучивать «Ка­тюшу». К концу пути они хотя и не очень стройно, но довольно старательно выводили: «Расцветали яблони и груши...»

Улучшилась, стала более конкретной и оператив­ной политработа в отрядах и боевых группах. Комис­сары Волков, Федоров, политрук Порядин, комсо­мольские активисты Сауликова, Якимов, Орлова и другие товарищи почти всегда провожали (если сами не уходили с группой) бойцов на боевое задание на­путственным словом. Вернувшихся в лагерь подрыв­ников и разведчиков информировали о последних из­вестиях, принятых по радио. На вооружении полит­работников были и хороший рассказ из истории Ро­дины и, конечно, песня. Особенно любили слушать бойцы рассказы Ерофея Федоровича Иванова о пар­тизанских боях в Сибири, в которых прошла его бое­вая молодость в годы гражданской войны.

Трудно ответить на вопрос, кто и когда подобрал слова песни «Мать и сын», часто звучавшей в зем­лянках. Немудрые слова ее повествовали о встрече парня с матерью на пепелище родного села, сожжен­ного фашистами. Сжималось невольно сердце от слов:

Вышла откуда-то старая мать:

— Где же, сыночек, тебя принимать?

Немцы-враги все забрали, сожгли,

Настю, невесту твою, увели.

Последние слова песни рассказывали о решении парня уйти в партизаны. И это было понятно, близко сердцу и слушателей и исполнителей:

Ловко прилажен походный мешок,

Свежий хрустит под ногами снежок.

Вьется и тает махорочный дым,

Тропой партизанской к друзьям боевым.

На мотив известной песни «Сотни юных бойцов» пели в наших отрядах песню «Месть», которая начи­налась словами:

Под лозиной густой партизан молодой

Притаился в засаде с отрядом.

Под осенним дождем мы врага подождем,

Уничтожим фашистского гада.

Популярны были песни «Кубанка», «Женька». Звучали и принесенные из-за линии фронта «Синий платочек», «Темная ночь». Оттаивали сердца от пес­ни, горе, невзгоды и тяготы походной жизни как-то отодвигались на второй план.

В. А. Ершов - командир группы

Конец первой недели апреля принес в наши ла­геря весть о выступлении карателей против бригады Лисовского и других партизанских формирований, находившихся в лесах в южной части Себежского и Идрицкого районов. Одновременно узнали мы о бом­бежке вражеских гарнизо­нов в Опочке и Идрице со­ветскими самолетами. Мы в эти дни провели несколько удачных диверсий на ком­муникациях врага. Группа партизан отряда имени Жда­нова (командир В. А. Ер­шов) на шоссе между гарни­зонами противника в дерев­нях Малиновка и Кременцы сняла полевой провод связи протяжением в три кило­метра. Отряд «Смерть окку­пантам» под командованием И. П. Рожко устроил засаду на дороге к Латвии. Из про­тивотанковых ружей и пу­леметов была обстреляна вражеская колонна. Три ма­шины были уничтожены. Фашисты большими сила­ми устремились преследовать партизан, но отряд, не понеся потерь, растворился в ближайшем лесу.

Числа 13 или 14 апреля в сопровождении Георгия Самоучкина я отправился в урочище Лоховня. Стоял теплый день, но тучи, из-за которых время от време­ни показывалось солнце, были серо-грязными. Впере­ди нас громыхнуло.

— Пушки бухают,— встрепенулся задумавшийся Георгий.

Я прислушался. Опять и опять громыхнуло.

— Нет, Жора. Не канонада, а первый весенний гром.

Да, это был гром, необычный для апреля. Под его раскаты мы и прибыли в «партизанскую столицу» Лоховню. У Марго застали Бойдина. От него узнали название готовящейся новой карательной экспедиции. Гитлеровцы закодировали ее под именем «Пасхаль­ная»— приближался религиозный праздник пасха. Спросил у Федора Тимофеевича:

— Откуда название известно?

Бойдин рассмеялся:

— На бронированном хорьхе сам комендант Опочки в бригаду заезжал. Сказал — капут нам.

— Поэтому и дрожишь как осиновый лист,— по­шутил Марго.

— Жрать хочу, Володя. В желудке у меня все волки Лоховни зубами лязгают.

— Потерпи. Сейчас распоряжусь — принесут кот­летку из конины.

— Нох айне.

— Чего? — не понял Марго.

— Еще одну,— перевел Бойдин,— соображаешь: одну и еще одну.

В бригаде Марго зарезали несколько лошадей. Угощая нас котлетами, Владимир Иванович расска­зывал, какой бой пришлось из-за этого выдержать с членом бюро Себежского подпольного райкома пар­тии Павлом Силантьевичем Васильевым, в чьем ве­дении были партизанские комендатуры. Оно и понят­но: приближалась посевная страда. А какая пахота без лошадей.

Ранним солнечным утром 16 апреля разразилась самая большая в 1944 году свинцовая метель в нашей округе, продолжавшаяся четверо суток. Началась она градом бомб на Лоховню и некоторые другие базы бригад Бойдина, Гаврилова, Карликова, Бабакова и Халтурина. Бомбежке и пулеметному обстрелу под­вергались и деревни партизанской зоны. Вражеские самолеты поднимались в воздух с идрицкого аэродро­ма и шли волна за волной. Затем двинулись каратели общим числом до 10 тысяч человек, с артиллерией и танками.

В наиболее трудном положении оказались бригады Марго, Бойдина, спецотряд Гришмановского, отряд Либы из бригады Гаврилова. Карателям удалось ов­ладеть несколькими партизанскими лагерями, нару­шить связь между многими отрядами. Противник на­столько был на этот раз уверен в успехе, что в штаб охранных войск командующий экспедицией отправил радиограмму: «1400 партизан окружены плотным кольцом в районе Матвеево, Городище, Фетьково. 17.4 окруженные партизаны будут уничтожены». Это хвастливое заверение было перехвачено и дешифро­вано в штабе нашего фронта в конце первого дня «Пасхальной».

Критическое положение создавалось для нас у реки Веть, К вечеру 16 апреля в районе брода сосре­доточилось не менее тысячи человек. Отряды Марго, один из отрядов Халтурина во главе с комбригом, партизаны других бригад, в том числе группа под­рывников (старший Валентин Ершов) нашей брига­ды, партизанский госпиталь, эвакуированный из Лоховни,— все это нужно было переправить через сту­деную Веть. Переправлялись с боем. Каратели вскоре пристрелялись к броду. Не всех досчитались в отря­дах после ледяной купели. Раненых, не сумевших преодолеть водную преграду, каратели зверски до­били.

Переправившиеся через реку партизаны углуби­лись в большие болота. Мокрые с ног до головы, отси­живались на островках и на кочках. Строжайший приказ запрещал разводить костры, курить, перекли­каться. Непроглядную ночь расчерчивали во всех на­правлениях трассирующие пули, на берегах реки взлетали в небо ракеты. Беспрестанно строчили пу­леметы.

Из кашей бригады бой с карателями вел отряд Ветковского в районе южнее деревни Блонты, Фаши­стов было около 800 человек с минометами и артил­лерией. Рядом отбивали натиск карателей бойцы бригады М. П. Карликова. Эта бригада была сформи­рована из бойцов 8-й Калининской бригады, разби­той карателями весной 1943 года в Кудеверском районе. Соединение небольшое — чуть свыше 200 человек.

Остальные наши отряды находились в северной части Красногородского района и в зону активных действий экспедиции не попали. Тяжелые испытания выпали на долю большой группы бойцов из отряда имени Кирова. Группа под командованием лейтенан­та Павла Петрова, возвращаясь издалека в лагерь, выдержала неравный бой с гитлеровцами, израсходо­вала все боеприпасы, а на подступах к лагерю вече­ром обнаружила карателей. Об экспедиции Петров и его товарищи не знали.

В разведку пошли четверо: фельдшер Аркадий Ярдаков, пулеметчик Станислав Воронков, разведчи­ки Василий Соколков и Эдуард Сипченко. Ребята от­дали им последние патроны. Не прошло и двадцати минут, как послышалась перестрелка, взрывы гра­нат... Идти в лагерь с одним холодным оружием Пет­ров не решился. Стали ждать возвращения разведки.

Вспоминая ту страшную ночь, Павел Петрович про­живающий ныне в городе Холм, пишет:

«Лишь на рассвете вернулся Сипченко. Он расска­зал: Ярдаков и Соколков убиты, Воронков ранен ла­герь взорван и сожжен, каратели ушли. Мы напра­вились к лагерю. По дороге нашли обезображенное до неузнаваемости тело Ярдакова. Рядом валялись окро­вавленная медицинская сумка и наган без единого патрона. По куче автоматных гильз обнаружили мес­то, где принял бой Соколков, но трупа нигде не было. Можете представить нашу радость: в лагере нас встретил верхом на лошади Василий. Раненный в обе ноги, он отполз в кусты, а когда каратели ушли — поймал лошадь, бродившую по опустевшему лагерю. Вот они, настоящие герои нашего далекого прошлого: Ярдаков, Соколков, Воронков, Сипченко. Вчетвером дрались против сотни врагов».

К этому эпизоду следует добавить: по моему при­казу группа Петрова, пополнив боеприпасы, через несколько часов вступила в бой. От населенного пункта Ровно двигалась колонна карателей — около 300 солдат. Нужно было задержать ее. Петров с 60 бойцами сделал засаду в районе кладбища. Гитлеров­цам удалось окружить партизан. Кольцо стало ежи- ! маться. Худо пришлось бы ребятам, но в это время | с тыла по карателям был открыт сильный автомат­ный огонь. Это на выручку подоспели партизаны бригады Самсона. Гитлеровцы не выдержали боя и отошли.

Четверо суток полыхали пожары. Каратели, пре­следуя маневрирующие отряды партизан, уничтожа­ли на своем пути деревни, хутора, лесные лагеря. За­хваченных стариков, детей, женщин загоняли в сараи и, облив их бензином, поджигали. Только в Себеж- ском районе в те дни фашисты расстреляли и заживо сожгли более 260 жителей, из них 50 детей, угнали с собой около 600 человек.

Карателям удалось обнаружить лесной лагерь жи­телей деревень Машнево и Ноглово. Часть из них фа­шисты загнали в большую землянку, вырытую в горе Камениха, набросали соломы у входа и зажгли ее. Тех, кто пытался выскочить из огня, кололи штыка­ми, добивали ножами. Остальных жителей погнали на поляну под пулеметный огонь. Чудом спаслись девочки-подростки Катя и Зина Борисовы. Раненные, они притворились мертвыми. От них мы и узнали подробности этой трагедии.

Так же зверски поступили каратели и с жителями деревни Репшино. Пулеметный огонь скосил всех. Уцелела лишь одна семья — Татьяна Григорьева и ее трое малолетних детей. Землянка их была очень ма­ленькой. Один из карателей пытался просунуться в дверь — не получилось. Тогда другой в трубу землянки бросил гранату. К счастью, она не взор­валась.

19 апреля каратели окружили деревню Бараново Красногородского района. Вытолкав из изб 27 ста­риков и подростков на площадь, потребовали сказать, кто в деревне связан с партизанами. Все молчали. Офицер повторил приказ. Опять молчание. Предводи­тель карателей злобно выкрикнул:

— Жечь!

Запылали избы. Не сразу поняли запертые в сарай жители, какая смерть с нечеловеческими муками их ожидает. Но вскоре дым заполонил постройку. Более сильные ринулись к двери. Сломали засов, но на ули­це попали под автоматные очереди врага. Из 27 муж­чин спаслось 7. Двое из переживших этот кошмар здравствуют и ныне. Николай Алексеевич Алексеев, рабочий совхоза «Калининский», и Михаил Федоро­вич Федоров, колхозный пенсионер — живые свиде­тели зверств немецко-фашистских захватчиков.

«Пасхальная» карательная экспедиция не достиг­ла главной цели. Основные силы калининских парти­зан сохранились, и в мае их боевые группы обрушили новые удары на коммуникации врага.

Мы получили этот приказ в канун 1 Мая, а писало его наше начальство в день начала «Пасхальной» экспедиции гитлеровцев. Приказ № 133 начальника штаба партизанского движения Калининской области хотя, как и другие предыдущие документы, требовал одного — усиления боевой деятельности бригад, был в своем роде знаменательным. Его первые строчки прямо говорили; «В ближайшие дни должно завер­шиться полное освобождение Красной Армией Кали­нинской области».

Дыхание фронта мы ощущали все больше и боль­ше, особенно после разгрома фашистских дивизий под Ленинградом. Трещала теперь и пресловутая линия обороны «Пантера». Войска 2-го Прибалтийского фронта вели ожесточенные бои на участке Новоржев — Пушкинские Горы и севернее по реке Великой.

Приказ штаба разделял партизанские силы на шесть групп. В одну из них были включены бригады Карликова, наша и спецотряд Бобруся. Старшим на­значался я. Район действий за нами закреплялся на шоссе Опочка — Красногородск — Голяшево, Красногородск — Мозули, вдоль узкоколейной железной до­роги Красногородск — Опочка. Заканчивался приказ призывом действовать в завершающих боях так, что­бы фронт реально ощущал нашу помощь.

Уничтожив, как положено, текст приказа, я послал Солдатова и Е. А. Гаврилова в отряды, чтобы ознако­мить с его содержанием командиров и комиссаров, а сам отправился к Бобрусю. Отряд его к весне 1944-го насчитывал до 80 бойцов и опирался на большую сеть разведчиков-одиночек. Не ошибусь, если скажу, что большинство наших бригад не имело такой обширной информации о вражеских планах, какую давали Бобрусю его 105 помощников в Опочецком, Идрицком, Себежском и Красногородском районах. Не слу­чайно штабы советских войск смогли с помощью спецотряда установить дислокацию нескольких диви­зий и 14 отдельных частей фашистских войск. Хоро­шо действовал чекист-пограничник!

Е. А. Гаврилов - начальник штаба отряда	О. М. Корнеев -подпольщик из г. Опочка

Штаб бригады мы покинули на заре. Земля, умы­тая сильным обложным дождем, благоухала. В рост шла зелень. Показалось солнце. Было оно необычно ярким и каким-то веселым. И страшной дисгармони­ей к весенному торжеству природы чернели окрест пепелища сожженных карателями деревень. Никаких признаков жизни. Лишь из-за одной обгорелой печ­ной трубы мелькнули зеленые огоньки одичалой кошки. Мелькнули и исчезли.

— Кошки и те людей бояться стали,— мрачно произнес ехавший со мной рядом Самоучкин.

Я промолчал. Вспомнился май 1943-го. Парад на­ших партизанских сил. Гирлянда салютных ракет над озером... Дело шло к очищению земли от фашист­ской скверны, но как тяжело достался минувший год тем, кто населял ее, кто пахал и сеял, кто выращивал хлеб. По данным командиров бригад, только в нашей округе — севернее и южнее Себежа в лесах и болотах весной 1944 года скрывалось около 9 тысяч жителей деревень, из них около 2 тысяч детей.

Страшное детство на болотных островках. Впро­голодь. Без права разжечь костер днем. А многие де­тишки без матерей, на руках сестренок-подростков да сердобольных соседок. Такое не забывается. И сей­час нередко по ночам я вижу этих маленьких жите­лей наших лагерей с недетским взглядом, без улыб­ки, без радостного смеха. Это надо помнить, помнить всю жизнь и завещать тревожную память молодым, всем, кто придет нам на смену...

У Бобруся я застал его комиссара Андрея Макси­мовича Телятника. Оба они были в плохом настрое­нии. Мое сообщение о приказе номер 133 приняли без особого подъема. Я даже поначалу растерялся и не­доуменно спросил:

— Вы что, друзья, сумрачно весть радостную встречаете? Ведь речь идет о новом наступлении ар­мии. Иль под мое начало идти не хочется? — пошутил в конце.

— Мы и так под крыло десятой частенько ухо­дим,— ответил Бобрусь,— не в том дело.

— Так в чем же?

За Петра Васильевича ответ дал комиссар:

— Беда у нас, Николай Михайлович: в руки фа­шистов попали наши люди в Опочке.

— Все? —машинально вырвалось у меня.

— Нет, конечно. Но тех, кого забрали, уже никак не спасешь. Расстреляны.

Дубровский, Керчь, Фиалка, Онегин, Лида, Курок, Краснофлотская — весьма неполный перечень раз­ведчиков в Опочке и в ее районе, снабжавших Бобру­ся богатой информацией о положении в стане врага. Гитлеровцам удалось выйти на след небольшой груп­пы подпольщиков в Опочке, возглавляемой Николаем Васильевым (она имела связь и с бригадной развед­кой Гаврилова), была схвачена также разведчица Кужель.

Под этим именем в спецгруппе была известна студентка Раиса Гаврилова, работавшая в опочецкой ортскомендатуре и пользовавшаяся доверием окку­пантов. Это была смелая и в то же время осторожная разведчица. Был у нее «природный талант к развед­ке» —так утверждал Петрович — заместитель комбрига-пять. Оказывается, Гаврилова еще до выхода на нее людей Бобруся снабжала через разведчика Рэма Кардаша информацией «хозяйство» Петровича. Разведданные были всегда настолько точными, что он закрепил за Гавриловой кличку Абсолют.

Узнав о расстреле Кужели и ее помощниц, я не удержался — спросил:

— А как тот паренек из Опочки, что донесения подписывает: Мороз — и в конце рисует Деда Мороза?

Бобрусь улыбнулся:

— Здравствует Мороз. В гараже у фрицев работа­ет. Весьма рискованно показал одному пожилому солдату советскую листовку на немецком языке. В выборе не ошибся. Солдат на другой день попросил «добавки». По схеме Мороза наши авиаторы в апре­ле накрыли зенитную батарею гитлеровцев, хитро замаскированную меж холмов на подступах к городу.

— В общем, лихой паренек,— резюмировал комиссар.

«Лихой паренек» дожил до Победы. Здравствует и ныне. Живет Олег Максимович Корнев в Ленингра­де, работает в институте. При встречах нет-нет да и вспомним с ним Деда Мороза из разведдонесений.

Петр Васильевич порадовал меня сообщением о подготовке части его отряда к переброске на террито­рию Латвии. Она была намечена к моменту выхода наступающих советских войск к старой государствен­ной границе. Комиссар добавил:

— А пока почаще по «зернышку» клевать будем на путях-дорогах отступающих фашистов.

«Зернышки» — мосты. Много их, взорванных и сожженных, было на счету у спецотряд а!

Я уже говорил о том, что до Бобруся отрядом командовал человек—поборник партизанской воль­ницы. Нелегко в короткий срок сплотить людей, соз­дать боевой отряд. В решении этой задачи у Петра Васильевича были хорошие помощники. И в первую очередь военврач 3-го ранга Андрей Максимович Те­лятник, заменивший подорвавшегося на мине комис­сара П. Ф. Федорова. Врач-комиссар, да еще в спец- отряде,— случай, конечно, редкий. Андрей Максимо­вич оказался не только хорошим хирургом, но и на редкость душевным и принципиальным политработ­ником.

И еще об одном помощнике командира спецотряда хочется сказать доброе слово—о молодом коммуни­сте Николае Анисимове. Был он уроженцем Красно­городского района. Как и его отец Герасим Анисимо­вич Анисимов, работал в колхозе, руководил сель­ской комсомольской организацией. А грянула война, стал помогать организовывать борьбу с оккупантами Петру Самойлову — первому секретарю Красногород­ского райкома комсомола. И до дня гибели его с рис­ком для жизни выполнял задания райкома.

У Бобруся Анисимов показал себя смелым бойцом и хорошим организатором. Вскоре он стал секретарем комсомольской организации отряда. Кто-то из фа­шистских прихвостней донес в ГФП о политруке Анисимове. Фашисты расстреляли отца и мать Нико­лая в Мозулях, а тела их бросили в болото. Не пощадили палачи в военных мундирах и его столетнего деда Алексея Ивановича Бордадынова.

Николай Герасимович Анисимов после войны дол­гие годы служил в органах МВД. Сейчас на пенсии. Живет в городе Кривой Рог.

Во исполнение приказа штаба партизанского дви­жения № 133, мы весь май пытались усилить боевую активность бригады на коммуникациях врага. Дейст­вовали в трех направлениях: взрывали мосты, под­рывали эшелоны и угоняли в лес (затем отпускали) рабочих, занятых на ремонте железных и шоссейных дорог. Вот два примера —строки из донесений коман­дира отряда Жукова:

«Группа партизан отряда им. А. А. Жданова под командованием Сергеева третьего мая 1944 года в 8.00 заминировала шоссе Опочка — Красногородск в районе деревни Дехновка и подорвала автомашину, следовавшую из Красногородска в Опочку. При под­рыве машины убито три солдата немецкой армии. Минировала Д. Ланина»;

«19 мая 1944 года в 6.00 в районе деревень Проглотино — Ломы подорван эшелон противника (рабочий поезд), следовавший из Опочки в Красногородск со стройматериалами. Поврежден паровоз и платформа, убито два солдата и машинист. Группу возглавлял Сафонов, минировала Ланина».

Аналогичные донесения поступали в штаб брига­ды и из других отрядов. Так, 29 мая боевая группа отряда «25 лет Октября» (командир взвода Д. С. Макеенко, политрук С. Ф. Иванов) в районе деревни Шуты минировала железную дорогу Себеж — Резекне. Минер С. И. Ярлыков заложил мины в двух мес­тах. Поезд противника, следовавший из Латвии в сторону Себежа, был подорван двумя минами натяж­ного действия. В результате были сильно повреждены паровоз, два крытых вагона и пять платформ, гру­женных железнодорожными строительными матери­алами: рельсами, стрелочными переводами, шпалами.

Двумя днями раньше на диверсии отличился наш разведотряд (командир Г. А. Лапин) на железной до­роге Псков — Карсава. Разведчики подорвали состав, идущий на запад — в Латвию. Одиннадцать его ваго­нов и платформ были загружены подбитыми в боях автомобилями. С конца мая и весь июнь большинство подорванных бойцами бригады железнодорожных эшелонов следовали через Латвию в Германию. Гит­леровцы, чуя, что их скоро вышвырнут в Прибалти­ку, увозили скот, зерно, лесоматериалы, подбитые танки, орудия, автомашины.

В одной из диверсионных майских операций мы потеряли хорошего подрывника — Евдокию Ланину. В группе Егорова (отряд имени Жданова) Ланина уча­ствовала в минировании железной дороги в районе деревни Горбуново. Вторую мину было решено поста­вить вблизи стальной магистрали, на шоссе. В мо­мент маскировки мина взорвалась.

Ланиной было 20 лет, когда она по велению сердца пришла в партизанский отряд. Командир его Жуков поначалу не хотел зачислять ее в подрывники (де­вушка видела лишь одним глазом), а потом не мог нахвалиться смелостью и выносливостью Дуси. Ма­рия Семеновна Федорова вспоминает в своем письме ко мне:

«Накануне гибели Ланиной к нам в отряд пришел связной из штаба бригады. Он принес почту, достав­ленную нашими соколами-летчиками. Дуся получила сразу три письма от родных. Как она радовалась! Вслух мечтала о том, что будет делать сразу по окон­чании войны. В тот же день написала ответ домой. А в ночь ушла на задание и... не вернулась».

После «пасхальной» карательной экспедиции гит­леровцы в мае провели еще несколько карательных акций, но масштаб их был невелик. А главное, поле­вые войска против партизан не выступали. Им было теперь не до нас. Зато воздушные налеты на наши стоянки и гражданские лагеря участились. Фашист­ские летчики сбрасывали мелкие бомбы и, что страш­нее, вели по людям пулеметный огонь.

Тактика карателей теперь изменилась. Они стара­лись уничтожать партизан путем засад и окружения по частям. Реже выступали против отряда, а высле­живали взвод или боевую группу. Однажды в мае им чуть не удалось уничтожить одно из наших под­разделений. Василий Михайлович Тарасов, наш пар­тизан, ныне учитель Красногородской средней школы, вспоминая тот критический эпизод, расска­зывает:

«На восходе солнца фашисты открыли минометный и пулеметный огонь по опушке леса, где мы на­ходились. Затем начался прочес лесного массива. Солдат было много. Они шли с двух сторон, поливая автоматным огнем кустарник, лесные поляны, прохо­ды между деревьями. Нам ничего не оставалось, как попытаться или просочиться сквозь цепи гитлеровцев поодиночке, или затаиться мелкими группами. Я, мой брат Владимир, Максимов, Егоров и Севастьянов за­легли у болота в полузатопленные кусты дикой смо­роды. Лежали несколько часов, готовые к послед­нему бою. Каратели дважды метров на 40—50 под­ходили к нам, стреляли из автоматов, но мы ничем не выдали себя».

Тарасов пришел в бригаду в конце зимы 1943/44 года. До этого он был в одной из групп молодых под­польщиков, связанных с нашей разведкой. Вместе с Василием партизанами стали его отец, мать, младший брат. Каратели обнаружили Тарасову и еще несколь­ких пожилых женщин в горшановском болоте и рас­стреляли.

В те майские дни погибло немало бойцов и парти­занских помощников и у наших соседей. Зверски рас­правились каратели с Марией Пынто — вторым сек­ретарем подпольного Себежского райкома комсо­мола.

Не помню точно дату, но где-то после 10 июня я решил собрать в штабе бригады командиров нашей группы. Комиссар одобрил мое решение, сказал по­лушутя:

— Что-то вроде военного совета вверенных тебе войск собрать хочешь?

— Военный совет — громко, но итоги за май под­вести следует. А главное — скоординировать наши действия нужно еще раз, — определил я задачу пред­стоящего совещания.

Приехали комбриги М. П. Карликов и Д. А. Хал­турин, командиры отрядов П. В. Бобрусь и С. П. Ар­хипов. Собравшиеся подтвердили вывод командира нашей бригадной разведки о стягивании подразде­лений охранных войск вермахта к латвийской грани­це, об эвакуации гитлеровцами награбленного имуще­ства и части вспомогательной техники в Прибалтику. В руки разведчиков Бобруся и Карликова попали документы врага, в которых штаб охранных войск сообщал берлинскому начальству о том, что парти­заны и население, укрывшееся в лесах, «методически уничтожаются авиацией и айнзатцкомандами СС».

Фашисты пытались на пути наступления совет­ских войск создать зону пустыни. Позже мы захвати­ли приказ командира 23-й немецкой пехотной диви­зии в адрес командира запасного батальона. Послед­ний должен был «...сжечь все населенные пункты и отдельные строения перед позициями «Рейер». И да­лее: «Всем частям дивизии при своем отходе угонять из деревень мужское население, скот и лошадей. При невозможности угона скота — уничтожать его. Граж­данских лиц, встреченных вне населенных пунктов, считать заподозренными в сношениях с партизанами, немедленно расстреливать» [1].

Зная лютые намерения врага, видя каждодневно бедственное положение жителей гражданских лаге­рей, особенно детей, мы еще раз договорились о помо­щи им. Но все это были полумеры.

— Неужели так-таки нельзя хоть часть людей провести через линию фронта? — восклицал Павел Гаврилович Романов.

Моему комиссару ответил Михаил Прокофьевич Карликов:

— Разведчики бригад Буторина и Козлова не­сколько раз пытались нащупать проходы — тщетно. Сообщили об этом в штаб.

— И все же? —настаивал Романов.

— Вывести людей можно только с боем. Враг на­глухо закрыл передний край.

Халтурин нервно усмехнулся:

— С боем раненых туда-сюда можно перебросить. Детишкам — верная смерть. Тревогу надо бить перед начальством. Никому не простится...— Дмитрий Алек­сандрович не договорил, махнул сердито рукой.

Все мы были взволнованы и даже подавлены. Не­которое успокоение внес Бобрусь:

— Секретари подпольных райкомов Кулеш и Ва­сильев послали тревожные радиограммы в обком партии. Должны нам помочь. Единственный путь — воздушный мост.

Мы не знали тогда, что уже добрых полмесяца пять групп опытных разведчиков на большом участке фронта вели поиск проходов к нам со стороны со­ветского тыла. После последней попытки командир оперативной группы капитан Яковлев радировал командованию: «17 мая группа Тетерева вышла в рай­он озер Звериное и Лебединое. Встретили сплошную оборону врага. Вторично начали поиск 21 мая в райо­не Большая Шеперня — Подвялицы. Держали бой. Проходов нет».

И тогда бюро Калининского обкома ВКП(б) обра­тилось в Центральный Комитет партии с просьбой выделить для спасения детей в распоряжение Кали­нинского штаба партизанского движения один авиа­ционный полк. Просьба обкома была удовлетворена. 13-й полк ГВФ и 600-й полк ВВС получили приказ приступить к немедленной переброске детей в совет­ский тыл.

Трудно передать на словах ту радость, которую первыми испытали мы (радист, начальник штаба, ко­миссар и комбриг), читая радиограмму подполковни­ка Соколова:

«В соответствии с указанием ЦК ВКП(б) для эва­куации детей в советский тыл на ваши площадки на­правляются самолеты. Обеспечьте прием самолетов, безопасность детей при посадке, охрану посадочных площадок».

Аналогичные радиограммы были получены в бригадах Марго и Гаврилова.

Закипела работа по подготовке желанных гостей. Большие хлопоты взяли на себя партизаны отряда «25 лет Октября». Иван Николаевич Ветковский це­лыми ночами не смыкал глаз, лично проверяя готов­ность нашего аэродрома. На нем дежурили бойцы ох­раны, сигнальщики, ракетчики. Всю ночь не снимали наушников радисты.

Много было дел и у комиссара отряда Петра Пав­ловича Макарова. Он и Фаина (Сауликова) отвечали за сбор и посадку детей. Родители встретили весть

об  эвакуации сдержанно. Можно понять их. Попадая часто под бомбежки и обстрелы фашистских летчи­ков, они считали маловероятным благополучный ис­ход полета. Мать троих детей Анастасия Яковлева, жительница деревни Лиственки, говорила разведчи­кам из бригады Гаврилова:

— Я лучше умру, чем разлучусь со своими кровиночками.

У военных летчиков и у авиаторов гражданского воздушного флота, действовавших против фашист­ских армий в боях за наш северо-запад, много на сче­ту крупных операций, подвигов эскадрилий, полков. Но, не боясь ошибиться, скажу: не было более благо­родного и гуманного по целям подвига, чем 347 само­лето-вылетов ради спасения детей в июньские ночи 1944-го.

Надо было слышать голос пожилого часового у землянки штаба бригады, чтобы понять, как ждали мы все эту весть:

— Гудят, гудят. Соколики наши летят.

Первым пробился сквозь неистовый огонь враже­ских зениток, вырвался из щупальцев мощных про­жекторов У-2 лейтенанта Сергея Борисенко. Было это в ночь на 22 июня 1944 года. Три года назад в такую же короткую полубелую ночь с запада на вос­ток над нашей страной плыли, подобно огромной туче, воздушные корабли с черными крестами на бор­ту. Теперь командование фашистской авиацией даже мечтать не могло о массированных ударах. Начинал­ся четвертый год войны. Мы знали: трудный, очень еще тяжелый, но победный. В этой уверенности чер­пали силы.

Каждую ночь шли теперь к партизанскому аэрод­рому дети. Их сопровождали родители, политработ- ники и автоматчики. Вблизи гремели выстрелы, кара­тели прочесывали леса, и всякое могло случиться. В одном из своих писем из далекого Улан-Удэ Мария Григорьевна Авдохина (Сауликова) пишет:

«Сейчас не могу удержать слез, когда вспомню длинную цепочку маленьких измученных фигурок. То и дело шепотом делали перекличку -— кто отста­нет, погибнет в трясине. «Тише. Поднимайте ножки осторожно. Фрицы услышат»,— говорили мы, как со взрослыми, с детьми, перепуганными насмерть пожа­рами, бомбежками. Как взрослые, они все понимали, были терпеливы. До сих пор в горле ком. Много лет прошло, но такое забыть невозможно».

Вспоминает Мария Семеновна Федорова (Орлова):

«Ребятишек, как огурчиков в бочку, напихаем в самолет по 11 человек. Летчик Курочкин говорит: «Все нормы перевыполнены, хватит. Эй, кто там из вас самый большой? Старшим будешь. Смотри, чтоб цыплята не высыпались. Поехали!»

В донесении штаба партизанского движения Кали­нинской области приводятся такие данные о работе летного состава: вывезено из тыла противника ребя­тишек 1571, из них сирот 207. Кроме того, доставле­ны в советский тыл 93 кормящих матери и 105 ране­ных партизан.

Авиаторы 13-го полка ГВФ (командир майор Сидлеревич) не прилетали, как правило, пустыми. Бригады Бойдина, Гаврилова, Марго, Карликова и наша получили боеприпасы, оружие, медикаменты, обмундирование, соль — так необходимую всем. Мы щедро поделились ею с местным населением.

От летчиков мы узнали: детям устроен по тем вре­менам хороший прием. В специальном детприемнике они проходили санобработку, получали обувь и одежду, горячую пищу. Позже мне рассказывали о подар­ке воинов 6-й гвардейской армии эвакуированным маленьким советским гражданам. Невдалеке от Неве­ля гвардейцы соорудили жилой городок на берегу озера: несколько домов, пищеблок, клуб, баню и даже причал с десятью лодками.

О том, что думало население нашего края в дни эвакуации детей, хорошо выразили в своем письме в адрес секретаря подпольного Опочецкого райкома партии Н. В. Васильева жители Борисенковских лес­ных лагерей. Они писали:

«С большой радостью мы услышали о том, что вы отправляете ребят в советский тыл. Вы спасли их от немецкого рабства. Только нашими избавителями вас и можно назвать. В советском тылу наши дети вновь получили возможность спокойно учиться. Они счаст­ливы, и мы счастливы за них. Мы обещаем вам еще больше помогать громить фашистские орды. Красная Армия приближается к нам. Близок час, когда и мы вздохнем полной, свободной грудью. Спасибо вам, то­варищи, за вашу отеческую заботу о наших детях. Передайте наше родительское спасибо партии и пра­вительству».

Коротки июньские ночи. Светлы. Но подразделе­ния бригады не снизили напряженной «ночной рабо­ты» на важнейших шоссейных и проселочных доро­гах. На них действовали 12 подрывных групп, уси­ленных гранатометчиками. Они подорвали 86 автома­шин противника, в том числе 7 легковых с различ­ными чинами полевых войск вермахта. Было взорва­но 9 важных мостов, спущено под откос 4 железнодо­рожных эшелона. Правда, до конца их уничтожить не удалось — уж очень густо стояли гитлеровцы у «железки». Отличились в те летние дни бригадные разведчики (командир взвода П. 3. Поздняков, полит­рук Г. Р. Винч) и спецразведотряд под командованием Г. А. Лапина.

Лето щедро раскрывало свои красоты. С каждым новым днем становились прозрачнее небеса. Неопи­суемо свежи были приречные луга. Молодо гремели первые грозы. А мы ждали «большую грозу». И до­ждались. Началась она на берегах Великой. Части на­шей 3-й ударной армии (командующий В. А. Юшке­вич), действовавшие в направлении Идрицы, 10 июля 1944 года устремились в прорванную брешь «Панте­ры». В ожесточенных боях танкисты и пехотинцы расширили фронт прорыва до 50 километров. Не по­могли гитлеровцам подкрепления, в том числе и голо­ворезы из 15-й пехотной дивизии СС. 12 июля совет­ские воины штурмом овладели важнейшим узлом сопротивления фашистов на путях в Латвию — стан­цией и поселком Идрица.

В эти же дни на правом крыле войск 2-го Прибал­тийского фронта начала наступательные бои 10-я гвардейская армия под командованием М. И. Казако­ва. Наступление развивалось в направлении Опоч­ка— Мозули — Резекне. О дне начала решающих боев партизанское командование в нашей зоне не было поставлено в известность. Первыми эту весть в штаб бригады принесли разведчики, да и нарастаю­щий гул канонады — своеобразный сигнал. Наши штабисты (позже и командиры соседних бригад) вы­ражали недовольство.

— Могли бы шифровку прислать,— говорил Ав­дохин.

— Мы же не последняя спица в колеснице,— вто­рил ему Романов.

Солдатов не разделял этой точки зрения, посмеи­вался:

— Да еще бы листовки сбросить над нашими ла­герями с планами штаба фронта. По-детски обижаемся.

Я поначалу тоже придерживался точки зрения Авдохина и Романова, но логика подсказывала: за месяц были своим штабом предупреждены о возмож­ном крупном наступлении в масштабах фронта, все последние недели создавали обстановку для дезорга­низации тыла вражеских войск. Ну, а тайна есть тай­на. Ведь это еще древние мудрецы утверждали: лег­че удержать горячий уголь во рту, чем тайну.

А весточку фронт нам все же прислал. Чуть попоз­же, перед встречей с частями наступавших войск, над линией нашей обороны по западному берегу Иссы появился самолет У-2, покачал в знак приветствия крыльями и сбросил вымпел со словами: «Дорогие партизаны, будьте осторожнее. Впереди наступает Красная Армия». Радости не было границ.

Первую операцию рядом с частями родной армии провел отряд И. П. Рожко. Утром 11 июля он ворвал­ся в деревню Малеево и выбил оттуда гитлеровцев. А спустя два дня уже ударом трех отрядов (Ветковского, Коробкова, Рожко) мы разгромили большую колонну автомашин, спешащих к району Мозулей. При этом уничтожили шесть трехтонных грузови­ков. В числе пленных был обер-лейтенант. Он по­казал: есть приказ об отводе тыловых частей в Лат­вию.

К исходу дня 14 июля подразделения Красного­родской группы партизан находились на следующих позициях:

Отряды нашей бригады «25 лет Октября», «Смерть оккупантам», имени Кирова заняли оборону по запад­ному берегу реки Иссы от шоссе Опочка — Мозули и далее по господствующим высотам на юг.

8-я бригада (командир М. П. Карликов) распола­галась основными силами на шоссе Красногородск — Мозули в районе деревни Пушмачи, где находился вражеский гарнизон с артиллерийской батареей. 15-я бригада под командованием Д. А. Халтурина на­целилась одной группой на шоссе Опочка — Мозули в районе деревни Орлово, а второй группой располо­жилась в районе деревень Мишнево — Язвицы. Спецотряд (командир П. В. Бобрусь) остановился южнее Мозулей, в районе деревень Столбово — Козлово, а отдельный отряд С. П. Ар­хипова — вблизи населен­ных пунктов Подборы — Лышкица.

Отряд имени Жданова нашей бригады развернул боевые действия в районе деревень Бахарево — Кадники, на шоссе Опочка — Красногородск и в районе озера Большое.

При такой расстановке сил под удары партизан были взяты все важнейшие дороги тыла войск против­ника. 32 подрывные группы, более 300 минеров-подрывников 10, 8 и 15-й партизан­ских бригад в ночь на 15 июля поставили более 500 противотанковых и противопехотных мин, взорвали 44 моста, сделали более 60 лесных завалов.

Правильность выбора позиции для наших сил подтвердили события 15 июля. Солнце едва поднялось из-за горизонта, как отходящие части гитлеровцев вышли к реке Исса у деревень Стоянино и Тряпичино и начали форсировать водный рубеж. Разгорелся жаркий бой. Партизаны отряда Рожко не пропустили врага на западный берег.

И. Ф. Федоров - командир взвода

В очень трудное положение попал отряд Ветков­ского. Сильный артиллерийский и минометный обст­рел вынудил командира принять решение об отходе от шоссе Опочка — Мозули. Но это не изменило обще­го итога сражения на берегах Иссы — враг не прошел.

В 17 часов 30 минут на восточном берегу реки на опушке леса появились советские солдаты — бойцы прославленной 8-й гвардейской дивизии.

С командованием полка наш штаб согласовал сов­местные действия по разгрому фашистских сил (а их было немало) в Мозулях. Нам предстояло к утру 16 июля форсировать реку Синюю и овладеть высо­той 180,1. Она господствовала на шоссе Мозули — Латвия.

Однако изменившаяся обстановка внесла коррек­тивы в наши планы. Противник, спешно укрепляя оборону на западном берегу Синей, выдвинул в сто­рону Дымова батальон пехоты. Судя по донесениям разведчиков, гитлеровцы намеревались деревню сжечь, население уничтожить. Мы решили упредить ^вРага. В 20.00 отряд Рожко выбил фашистов из Ды­мова (150 жителей были спасены от верной смерти) и совместно с отрядом Ветковского южнее деревни форсировал Синюю. При поддержке артиллерийского огня гвардейского полка мы смяли оборону против­ника и стремительным броском овладели высотой 180,1. Западнее ее в это время на дороге Мозули — Петрученки укрепился отряд имени Кирова, при­крыв нас со стороны Латвии.

Примерно за час по полуночи тыловые части про­тивника, сконцентрированные в Мозулях, начали от­ходить в Латвию. Около 400 солдат сопровождали 180 парных подвод. В обозе находилось более 300 коров.

Наши отряды открыли огонь из пулеметов и ми­нометов. Было убито несколько лошадей и коров, уничтожено десятка три повозок. Они загромоздили грунтовую дорогу, и движение противника вперед прекратилось. Фашисты оказали упорное сопротив­ление в ночном бою. Высота 180,1 трижды переходи­ла из рук в руки.

Рассвет 16 июля занялся в грохоте пушечной пальбы — это гвардейцы начали бой в Мозулях. Го­ризонт заволокло дымом. То была последняя дымная заря в летописи боев нашей бригады.

Вечером 16 июля мы прощались с большой груп­пой наших разведчиков — они шли проводниками гвардейских частей по лесам и дорогам Латвии. А по­сле я отдал последний боевой приказ по бригаде. Отряды Рожко и Коробкова получили задание очи­стить территорию от Мозулей до латвийской гра­ницы от бродячих групп гитлеровцев; бойцы отряда Ветковского должны были строить стеллажи в боло­тистых местах дорог наступления частей Советской Армии.

Не уронил своей боевой чести в последних боях и отряд имени Жданова (командир И. В. Жуков, комис­сар Н. А. Волков), действовавший отдельно от основ­ных сил бригады. 15 и 16 июля он провел успешные бои в районе деревень Кадники,, Мыза и Брыневка.

Советские воины, наступавшие от Опочки на Красногородск, встретили упорное сопротивление про­тивника. Партизаны отряда Жукова провели по ле­сам и болотам части 22-й гвардейской стрелковой ди­визии. Утром 17 июля она успешно форсировала реку Синюю возле Березницы.

На рассвете 18 июля 65-й гвардейский стрелковый полк под командованием подполковника Н. М. Сыркина при помощи партизан отряда Жукова штурмом овладел поселком Красногородск.

20 июля 1944 года подразделения бригады пришли на старое обжитое место — район деревни Церьковки. Отсюда маршем к Идрице, к озеру Белому. Таков приказ штаба партизанского движения.

Более 6 тысяч партизан прибыли к озеру Белому на митинг. Его открыл начальник штаба партизанско­го движения Калининской области С. Г. Соколов. Он коротко подвел итоги боевой деятельности народных мстителей.

От имени партизан 10-й бригады выступить пору­чили мне. Оратор я был неважный, но то, что ска­зал, говорил от чистого сердца. Благодарил партию. Вспомнил тех, кто не дошел до этого светлого дня. Доложил о готовности собравшихся идти в армию или браться за работу на пепелищах.

Война продолжалась. Она требовала новых и но­вых пополнений в ряды сражавшихся. 423 партизана нашей бригады (почти 60 процентов личного состава на день расформирования) стали солдатами и коман­дирами Советской Армии. Они освобождали Польшу, штурмовали Кенигсберг, бились с врагом на Одере и Эльбе. На танке вошел в поверженный Берлин бывший политрук взвода разведки отряда имени Жданов-а Николай Андреев. Отважный минометчик Владимир Слесаренок в составе 1198-го самоходного артполка участвовал во взятии Дрездена. 9 мая 1945 года он встретил на берегах Эльбы. Наш храб­рый разведчик Володя Величко продолжал охоту за «языками» в гвардейском полку 3-го Белорусского фронта. Под Кенигсбергом был тяжело ранен. Юный подрывник Виктор Михеенко был танкистом в про­славленной Кантемировской дивизии, окончил войну в Праге.

Не уронили чести партизана-калининца в рядах советских войск разведчик отряда имени Жданова Владимир Иванов, Владимир Кирьянов, комсорг отряда Егор Гаврилов, Леонид Егоров...

Полночь. Тепло. Тихо.

Мы стоим на вершине

насыпного холма.

В лунном свете над Синей

серебрится вода.

Это начало стихотворения-экспромта. Читает его автор — секретарь Красногородского райкома партии Владимир Васильевич Калью. Он самый молодой из нас. А мы —это десяток бывших калининских парти­зан, решивших после встречи с жителями райцентра в Доме культуры пройтись по берегу Синей, поднять­ся на красногородский вал.

Древний вал, как и Синяя, был свидетелем многих битв русских воинов с иноземцами. Днем с его вер­шины видно далеко окрест.

От работы усталый

спит мой город родной.

Только мне до рассвета

не расстаться с тобой,—

читает наш «гид». И нам, ветеранам, очевидно, до конца дней наших земля красногородская будет са­мой близкой, самой дорогой. Вечным сном уснули здесь многие наши боевые друзья. Без малого четыре десятилетия отмерило с тех пор беспощадное время, но скорбь о павших живет... Алексей Волков, Нико­лай Ильин, Анатолий Сахориленко, Николай Глин­ский, Алексей Андреев, Сергей Шуваев, Александр Куклев, Степан Андреев, Василий Орехов, Федор Оси­пов, Евдокия Ланина, Иван Семенов, Иван Павлов, Николай Прищепов, Иван Сосновский, Дмитрий Ге­расимов, Петр Семенов, Леонид Орлов, Аркадий Яр­даков, Сергей Романов, Тамара Николаева, Петр Лу- кашонок, Иван Емельянов... И еще... И еще...

Много отрадных перемен произошло за минув­шие годы на берегах Синей, Иссы. Окрепли колхозы, набирают силу совхозы. И было отрадно нам слышать на беседе в райкоме партии о добром вкладе в ук­репление хозяйства района бывших калининских партизан. Руководит большим колхозом «Искра» в прошлом отважный разведчик Л. 3. Егоров. Умно­жают богатства колхоза «Память Ильича» Г. П. Пет­ров, Н. Я. Порядин, М. Н. Зубков, Н. К. Васильев, И. И. Майоров.

В райцентре поселка Красногородское (так теперь называется Красногородск) живут и трудятся быв­шая подрывница Лена — Елена Михайловна Ереме­ева, Иван Федорович Федоров. Иван Сергеевич Сер­геев — директор школы, заслуженный учитель РСФСР. Звание отличника здравоохранения присвое­но Валентине Николаевне Михайловой. Неутомима по-прежнему Маша Орлова — ныне Мария Семенов­на Федорова — она возглавляет местную секцию быв­ших партизан.

Жизнь разметала бойцов 10-й по стране. Илья Владимирович Жуков — в Калинине. Там же Павел Гаврилович Романов, Владимир Васильевич Иванов, ветеран бригады Виктор Алексеевич Шучкин — тя­жело раненный в первых боях, Алексей Михайлович Архангельский, пришедший в бригаду из партизан­ского корпуса, Валентин Ершов — тоже ветеран 10-й, Вера Ганюшкина. В Калининской области живет и Николай Александрович Волков.

Продолжают нести вахту на врачебном поприще Батян (Шелкунова) Валентина Павловна и Клинаев Василий Павлович. Наш главный доктор служит в городе Пушкине, а Клинаев в Саратовской области. В Опочке трудится Зинаида Федоровна Плюскова (ныне Дмитриева), в Пскове—-Егор Александрович Гаврилов, в Торопце —Юрий Андреевич Якимов. Смелая подрывница Таня Коновалова (ныне Лавро­ва) давно уже москвичка, работает в Министерстве сельского хозяйства РСФСР. В Москве, на Внуков­ском аэродроме, трудится Владимир Иванович Ющен- ков. Мой верный ординарец боевой друг Георгий Са- моучкин долгое время был шахтером, сейчас на пен­сии. Из Риги шлет весточки Егор Еремеевич Леонов.

...Гасли на небе звезды. Над Синей занималась заря. Светлела река. Лишь над берегом висела лох­матая проседь тумана.