Братский Партизанский

К концу 1942 года общими усилиями русских, белорусских и латышских бригад был расширен партизанский край. Его восточная граница подходила к Невелю, южная — к Полоцку, западная — к Дагде и Лудзе, а северная — к Себежу, Идрице и Пустошке.

Братский партизанский край имел свой аэродром возле села Силявщина, в двенадцати километрах от Россон. Почти ежедневно сюда прилетало по нескольку самолетов. Они доставляли почту, оружие, боеприпасы, взрывчатку, медикаменты. Обратным рейсом увозили раненых, осиротевших детей, пленных немцев. Здесь большее не существовали «новые порядки», а действовали местные органы Советской власти — сельсоветы и комендатуры. Здесь жили по законам нашей Родины: трудились, пели свои любимые песни, смотрели наши кинофильмы.

Подрывник А. А Клюбин	Комиссар 20-й бригады С. Т. Головков

Партизаны помогали крестьянам в сельскохозяйственных работах. Особой заботой были окружены семьи, пострадавшие от карателей. Комиссары бриг и отрядов старались быть постоянно с народом. Н. В. Васильев, С. Т. Головков, А. П. Блоков, С. Ф. Лукашев, В. И. Пушкин, М. Ф. Крылов и Н. И. Лежнин обращались к людям со словами правды, рассказывая им о положении на фронте. Крестьяне добровольно подписывались на Второй государственный военный заем: они ничего не жалели для победы. В одном только Опочецком районе было собрано 500 тысяч рублей займа. В фонд Верховного Главнокомандующего население добровольно внесло 72 896 рублей. Жители оккупированной территории видели в партизанах представителей Советской власти, своих защитников.

Комиссар отряда А. П. Блоков	Комиссар отряда С. Ф. Лукашев

Наша 3-я бригада разрасталась. Пришлось создать новые отряды. К тому времени они имели свои названия: «Смерть фашизму!», имени Чапаева, «За советскую Родину!», имени Щорса, «Храбрый», имени Лазо, «Мститель за Родину».

Когда окончился фильм, наступила тишина, а потом все мы громко зааплодировали и попросили пока­зать картину еще раз. Просьбу людей уважили.

 Демонстрация фильма взволновала местных жите­лей. Они своими глазами увидели, как Красная Армия громит фашистские полчища, как советский народ от­дает все для фронта, для победы над врагом.

Начальник штаба 1-го парти­занского корпуса И. И. Веселов	Партизан Иосиф Горецкий

После расформирования партизанского корпуса при нашей бригаде осталась оперативная группа по руководству действиями народных мстителей в тылу противника. Ее возглавил Алексей Иванович Штрахов, а его заместителем стал Иван Иванович Веселов. Так то деревня Двор Черепето превратилась в столицу калининских партизан. Здесь постоянно было много народу, чувствовался особый ритм жизни солидного партизанского гарнизона. Сюда приезжали комбриги, командиры отрядов как калининских, так и белорус­ских и латышских партизан, представители разведки Калининского фронта. На конях прибывали связные и посыльные с разными донесениями.

Как разведчику, мне частенько приходилось быть и связным, доставлять пакеты в другие бригады. Я научился неплохо ездить на лошади. Освоить верховую езду мне помог Иван Горецкий, житель соседней де­ревни Карзуново, принятый недавно к нам в разведку. Мы быстро с ним подружились. Он очень любил ко­ней, знал в них толк и умел хорошо мастерить седла. Иван познакомил меня и моих друзей со своей мамой мой Савельевной, бабушкой и старшим братом Иосифом, партизаном из отряда Ермолаева.

Анна Савельевна, удивительная белорусская женщина, принимала всех нас, как родная мать. Позже она делала многое для меня и моих товарищей. И мы ста ли называть ее мамой-Савельевной. Как бы далеко не уезжали на задания, мы все равно стремились побыстрее возвратиться в Двор Черепето, а отсюда попасть в Карзуново.

Иосиф Горецкий до войны окончил десять классов Россонской средней школы. Он хорошо знал жизнь района и о многом поведал нам. Его классным руководителем был молодой учитель математики и физики Петр Миронович Машеров. Ученики уважали Машерова за глубокие знания, за справедливость, за доброе отношение к людям. В школе и за ее стенами учитель отдавал много времени ученикам, воспитывал патриотами советской Родины. (П. М. Машеров (1918—1980) — впоследствии партийный государственный деятель: кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС,  первый секретарь Центрального Комитета компартии Белоруссии, Член Президиума Верховного Совета СССР, Герой Советско Союза, Герой Социалистического Труда)

С первых же месяцев оккупации Петр Миронович начал создавать подпольную группу в Россонах. Бывшие его ученики — ребята и девушки, а также учителя вставили ядро группы. Подпольщики начали с того, что стали сдерживать заготовку продуктов для гитлеровских войск, срывать отправку населения в Германию. А вскоре взорвали электростанцию в поселке. Раздобыв оружие, стали из засад нападать на оккупантов. В апреле 1942 года подпольная группа Машерова ушла в лес. Вскоре она выросла в партизанский отряд, названный именем Щорса. Отряд П. М. Машерова наращивал удары по врагу. Пример в бою все­гда показывал сам командир.

В июне на Россонщину прибыл спецотряд 29-й армии Калининского фронта под командованием А. И. Петракова и А. В. Романова. Он объединил небольшие партизанские отряды и группы в одно крупное соединение. Костяком его стал отряд имени Щорса. В последующем на базе этого соединения были соз­ваны четыре партизанские бригады. Комиссаром од­ой из них, которая носила имя Рокоссовского, был П. М. Машеров.

Одновременно с отрядом Машерова к востоку от Россон в районе деревни Межово начал действовать другой партизанский отряд (затем бригада имени Сталина). Его возглавили Р. А. Охотин и П. Е. Рубис. С этого времени в районе развернул активную работу подпольный райком партии под руководством первого секретаря В. Я. Лапенко.

В июле партизаны Россонщины ликвидиpoвaли вражеские гарнизоны и управы в деревнях Соколище, Юховичи, Горбачево, Краснополье. Они провели крупную операцию по взрыву железнодорожного моста через реку Дриссу у разъезда Баниславский.

Гитлеровцы чинили кровавую расправу над населением оккупированных городов и сел Белоруссии. С рук врага погибла и отважная подпольщица мать командира отряда имени Щорса Дарья Петровна Машерова. Она была расстреляна.

На жестокость фашистов белорусские партизан ответили усилением боевой деятельности, и до прихода в Россонский район Калининского партизанского корпуса они провели немало дерзких операций.

По всей округе ширился наш клич: «Все, кто имеет оружие,— в партизаны!» В Двор Черепето потянулись парни, девушки, пожилые мужчины. Они принесли собой два пулемета и один батальонный миномет, не говоря уже о винтовках, автоматах, пистолетах. К нам пришли бывший председатель колхоза Гришмановский (впоследствии он стал командиром одного из отрядов), молодые парни Петр Денисенок, Иван Ефимов, Иван Холоденок, которые были зачислены в бригадную разведку, Иван Коновалов, совершивший много дерзки диверсий, Денис Карпов, выполнявший ответственные поручения подпольного Опочецкого райкома партии и другие отважные люди. Только в отряд Ершова вступило двести пятьдесят человек.

Командир взвода П. А. Кабанцев	Командир отряда И. Г. Либа

Среди пришедших в нашу бригаду привлекал внимание молодой парень. Он был очень худ: кожа да кости. Весь в ссадинах и шрамах. Плечи опустились. Рваная шинель висела на нем, как на колу.

— Фамилия? — спросили его в штабе четвертого отряда.

— Кабанцев. Петром зовут. Бежал из плена.

— Ну, вот что, Кабанцев, иди отдыхай, приводи себя в порядок, а потом потолкуем,— сказал комиссар отряда имени Сергея Лазо Михаил Федорович Крылов. Я тут же обратился к старшине отряда Алексею Никитичу Кутейникову: — Натопите получше баню. Белье и верхнюю одежду сменить...

Кабанцеву, служившему в армии, пришлось принять бой с врагом в первые же дни войны. Под натиском фашистов его часть отошла. Потом окружение и плен. Несколько раз пытался бежать, но терпел не­удачи,

— Случайно в живых остался,— рассказал Петр.— Всех беглецов собрали в Псковский лагерь смерти. Однажды под вечер вывели из зоны, подвели к какому-то котловану и стали расстреливать... Ночью я очнулся среди трупов. Благодаря добрым людям добрался до вас...

Когда Петр окончательно окреп, его направили в разведку.

В бригаду влились два командира, бежавшие из плена. Один из них — танкист лейтенант Иван Григорьевич Либа, среднего роста, черноволосый, со спокойным открытым лицом и голубыми-голубыми глазвами.

В 1930 году пятнадцатилетний украинский паренек из села Васильевка, что на Днепровщине, Иван Либа приехал в Москву к старшей сестре Юлии. Он думал, что пробудет у нее несколько дней и вернется домой. Но надолго остался в столице, продолжил здесь учебу в школе, затем окончил техникум. В Москве, в Бауманскном районе, он вступил в комсомол.

Либа уже работал, когда в Испании вспыхнула война. Иван идет в райвоенкомат и вскоре становится курсантом полковой, танковой школы. Армейская учеба дала ему многое. Помощник командира взвода механик-водитель танка БТ-7 старший сержант Либа в составе 8-го танкового полка 36-й кавалерийской дивизии участвовал в освобождении в сентябре 1939 года Западной Белоруссии. А затем он становится кур­антом Ленинградского танкового училища, которое кончил в мае 1941 года.

С первых дней Великой Отечественной он командует танковой ротой. Особенно тяжелые бои пришлось вести под Лугой. Тут из строя вышли все танки его роты. Пробиваясь с боем из окружения, он получил серьезное ранение и оказался в плену. Первый раз он бежал из Елгавского лагеря, но был пойман и направлен в тюрьму города Бауска, что в Латвии, потом его отправили в штрафной офицерский лагерь Саласпилс под Ригу, где он познакомился с капитаном Александром Сергеевичем Зубехиным, бывшим слушателем Военной академии имени Фрунзе. В первый месяц войны Зубехин был тяжело ранен и оказался в плену.

В Елгавском лагере среди военнопленных находился участник гражданской войны шестидесятилетний полковник Хлюпин. Комендант лагеря гауптман Майзель, непонятно почему, разрешил ему носить знаки отличия и два ордена Красного Знамени. Полковник бы, слаб и еле передвигался, но он, не таясь, говорил:

— Друзья, кто имеет силы,— бегите. Не удастся сразу, бегите второй, третий раз, но бегите. Фашисты хотят превратить нас в скот, а это ужасно.

В Саласпилсском лагере гитлеровцы установили жесточайший режим, сотнями и тысячами уничтожали советских людей. Все это Либа и Зубехин видели собственными глазами. Однажды ночью в июле 1942 год они вырвались из лагеря. Беглецы, петляя между деревьями, скрылись в лесу. Через неделю они пробрались в Опочецкий район. Возле деревни Ночлегово попали в новую передрягу: легли в перелеске отдохнуть и задремали. Их окликнул широкоплечий мужик (это был полицейский):

— Встать! Руки вверх! Топайте за мной в волость!

Они нехотя поднялись. В эту минуту каждый, наверное, подумал: «Нет, не для того мы вырвались в лап фашистов, чтобы вот так сдаться какому-то негодяю». Зубехин посмотрел на оружие: «Барабан нагана-то почти пуст». Это увидел и Либа.

— К чему так строго? Передвигаться мы еще можем, но руки не поднять. Нет сил,— медленно произнес капитан.

— Уж не карету ли вам подать? — съехидничал полицейский.

— Да и так дотянем. Вот только бы закурить на дорожку,— Иван Либа вынул из кармана обрывок га­зеты и подошел вплотную к мужику.— Насыпь та­бачку.

Мужик опустил руку с наганом. И в тот момент Лейтенант, собрав остаток сил, нанес ему удар в живот. Полицай скорчился. Второй удар пришелся сверху по шее. Откуда только силы взялись. В нагане было всего- навсего два патрона. Но их оказалось достаточно для большого дела. Ночью беглецы в Водобегской волости убили двух полицейских, захватили их винтовки, пат­роны и добрались до нас. Учитывая их подготовку и опыт, командование бригады вскоре назначило обоих командирами отрядов. Капитан Зубехин позже стал начальником штаба бригады.

Глубокой осенью, когда на реках и озерах встал лед, а лес поредел, подставив злым ветрам и затяж­ным поземкам обнаженные ветви, каратели — человек четыреста— тихо подкрались к деревне Глоты со сто­роны Вальковского озера. В деревне в то время разме­щался пятый отряд лейтенанта Кудряшова, откровенно говоря, немцев ожидали отовсюду, но не со стороны озера, и, когда они неожиданно начали яростный пуле­метный и автоматный огонь, в деревне поднялась паника. Но вскоре партизаны пришли в себя, и три взвода заняли полукольцевую оборону. После минометного            обстрела каратели поднялись в атаку. Их натиск был настолько жестоким, что два взвода не выдержали и отступили. Оставшиеся двадцать человек вместе Иваном Либой и командиром взвода Степаном Соболевым укрылись на кладбище и продолжали отражать атаку за атакой. В этом бою отличились пулеметчик из Рязани Петр Васильевич Яшин и его земляк — второй номер Петр Дорофеев. Стрелял Яшин метко, короткими очередями. Когда его ранили, он только облизнул пересохшие губы.

— Яшин, передайте пулемет Дорофееву — и за мной,— подползая к бойцу, взволнованно сказала маленькая и щупленькая медсестра Людмила Бруно. До ухода в партизаны она работала мотальщицей на зна­менитой «Пролетарке» в Калинине.

— Что ты, Людочка, сейчас не до свиданий,— ответил парень, продолжая посылать короткие очереди.

Бой продолжался несколько часов. У партизан кончились патроны, а каратели все лезли и лезли. Ранен Петр Дорофеев.

— Товарищи, отходите, я вас прикрою! — крикнул Яшин.

Немцы уже окружили партизан с трех сторон, и  оставшиеся в живых восемь человек, бросив в фашистов последние гранаты, отошли. Петр продолжал поливать фашистов огнем. Внезапно его пулемет смолк.

— Все. Ни патрона больше,— не обращая внимания на боль, сказал сам себе боец и пододвинул три гранаты.

Партизанская оборона молчала. Немцы поняли, что все отступили. Каратели перебежками двинулись к гранитной плите, за которой смолк пулемет. Яшин собрал последние силы. Он подпустил фашистов совсем близко, а потом разом метнул гранату за гранатой. С десяток карателей рухнуло. Последнюю гранату Петр оставил при себе.

Теперь враги со всех сторон шли на умирающего партизана. Вот они увидели его, загалдели и окружили кольцом. И когда они нагнулись, чтобы схватить бойца, Петр рванул чеку, граната взорвалась у него руке, в кругу фашистов...

Через несколько минут кладбище вновь огласилось взрывами и пулеметным огнем: из деревни Двор Черепето подошли отряды Чернова, Ершова и Филина. Партизан в атаку вел комбриг Гаврилов. Спустя полчаса бой стих. Кучка гитлеровцев, оставшихся в живых, бежала. Товарищи подняли Петра Васильевича Яшина. Только через сутки он пришел в сознание. Первым его вопросом был:

— Цела ли деревня?

— Цела,— ответил врач Щеглов...

После этого боя командиром пятого отряда был назначен лейтенант И. Г. Либа.

После боев и походов выпадали дни сравнительного затишья. В такое время действовала только разведка. Мы собирали информацию для новых операций, а основные силы бригады находились в Двор Черепето и других близлежащих деревнях. Уверяю, что в такие дни человек познается не менее, чем в сложной обстановке. И здесь мне хочется опять-таки поговорить об Алексее Гаврилове. За простоту, веселый, неунываю­щий характер комбрига любили все. Он был неугомон­ным человеком. Его энергия, как говорится, била клю­чом.

Гаврилов всегда много работал. Но нет-нет да за­глянет вечером к амбару на белорусскую коломесию, как тут называли вечеринки с плясками. И здесь ком­бриг кончался, перед нами был удивительно веселый, знающий массу интересных и забавных историй че­ловек. Всегда подтянутый, аккуратный, он производил заметное впечатление на окружающих. Девушки и мо­лодухи неравнодушно смотрели на Гаврилова. Все мы терпеливо ждали, когда капитан выйдет в круг, попра­вит армейскую фуражку и весело крикнет:

— Даешь сербияночку!

Плясал он лихо. Пляски у него получались вырази­тельными, запоминающимися. А если находилась до­стойная напарница, комбриг показывал высший класс. У нас, разведчиков, тоже были отчаянные пля­суны, но они старались многое перенять у Гаврилова. Разве с таким комбригом могли мы унывать!

На краю деревни Двор Черепето жила семья Кирилла Анисимовича Бондарева. У него были дочери Женя и Тася. Девушки веселые, энергичные. Они жили одними заботами, что и мы, помогали партизанам, чем могли, и, конечно, на вечеринках пользовались внима­нием бойцов и командиров. Тася была очень красивая, и наш холостой комбриг влюбился в нее. Тася тоже не скрывала своих чувств. И чтобы не было судов-пере­судов, комбриг объявил:

— У нас с Тасей скоро будет свадьба!

И действительно, через неделю состоялась необыч­ная — партизанская свадьба. Жених ехал к невесте на украшенной тройке лошадей. Его сопровождали вер­ховые. После поздравления родителей, близких дру­зей, небольшой застолицы молодые вышли в круг пар­тизан. Тася вся светилась. Алексей торжественный, но необычно молчаливый. Молодые первыми открыли вальс. Алексей по-особенному сплясал с Тасей цыга­ночку...

Это была единственная свадьба, которую мне уда­лось увидеть в то грозное время. Она запомнилась на всю жизнь. Алексей Гаврилов, обняв в тот вечер Тасю обвел взглядом своих друзей и с какой-то затаенно грустью сказал:

— Другой свадьбы у меня не будет никогда.

Тогда я подумал, а ведь это тоже бой, бой за на образ жизни, за право любить и быть любимым — выигранный бой...

Командир отряда И. Я. Чернов	Командир взвода С. А. Соболев

В конце ноября 1942 года 1-я и 3-я бригады получили приказ Штрахова разгромить гарнизон Долосцы в Себежском районе.

Эта операция готовилась тщательно. Партизанские разведчики под командой Татьяны Москвиной сумели захватить «языка»-офицера. На допросе он рассказал все, что необходимо знать о гарнизоне. Атаковать Долосцы было приказано партизанам 1-й бригады, а бойцам 3-й — оседлать дороги, по которым немцы могли подбросить подкрепление. Место для засады черновцы выбрали на поросшей соснами высотке. Впереди виднелись небольшая речка и мост...

В гарнизоне во второй половине ночи вспыхнул бой. Он то разрастался, то затихал. Трассирующие пули прорезали темный горизонт во всех направлениях. В деревне вспыхнул пожар. Черновцы промокли и ждали приказа об отходе. Но перед самым рассветом на дороге послышался шум моторов. Шло подкрепление. У моста немцы остановили автомашины. В синеве утра на большаке показалась большая колонна фа­шистов.

— Огонь! — скомандовал Чернов, вмещая в слово все зло, накопившееся за ночь.

Часть гитлеровцев погибла, но остальные отступили за мост и открыли плотный минометный и пулеметный обстрел. Под прикрытием огня фашисты обошли с двух сторон высотку, занятую Черновцами, и атаковали. Откровенно говоря, Чернов не ожидал такого оборота событий. Немцы перехватили инициативу, и тогда Чернов приказал отвести основные силы отряда на зара­нее выбранный рубеж. Прикрыть отход остался полит­рук Егоров с небольшой группой. Три родных брата Петр, Александр и Владимир Ивановы, Алексей Ва­сильев, Владимир Ульянов, стреляя из-за деревьев, сдерживали натиск фашистов с левого фланга. Пуле­метчик Георгий Наставников и его второй номер Николай Сухинин не давали прорваться противнику справа.

— Держитесь, ребята! Еще немного надо продер­жаться,— кричал Егоров.— После этих слов он ничком упал на землю. Пуля попала Ивану Егоровичу в шею.

Саша Иванова и Саша Романова пытались вынести политрука из-под обстрела, но девушки тут же сами получили ранения. Немцы поняли ситуацию и решили захватить командира. Они открыли ураганный огонь из минометов. Уже ранены автоматчики Морозов, Яковлев, Михайлов, пулеметчик Наставников. Алек­сандра Анисимова и Валентина Борисова подползли к ребятам, оказали им помощь. До места, где истекал кровью политрук, немцам оставалось доползти мет­ров тридцать. И тут произошло неожиданное: Батя встал.

— Назад! — хрипло крикнул он фашистам и швыр­нул в них последнюю гранату. Прошитый очередью из автоматов, политрук упал второй раз. Но там, где взорвалась граната, послышались крики, стоны... Десяика два фашистов окружили раненых девушек.

И вновь раздался взрыв. Подруги подорвали себя противотанковой гранатой...

Братья Ивановы и их товарищи, меняя позиции, продолжали отстреливаться от наседавших гитлеровцев. Они прикрывали отход раненых. Однако уж слиш­ком были неравными силы. Замертво упал старший брат. Младшие братья, увидев смерть Петра, вдвоем бросились в атаку, но были ранены. В этот момент и подошло подкрепление...

Частые бои, большие переходы измотали партизан, Они спали по четыре-пять часов в сутки, прижавшись друг к другу, чаще всего на еловом лапнике, бывало и на снегу. Одежда и обувь порвались. У многих не было второй смены белья. В декабре 1942 года почти у всех бойцов и командиров в отрядах Чернова и Пет­рова появилась чесотка. Командование бригады получило разрешение вывести больных партизан в совет­ский тыл на лечение.

В Двор Черепето выстроились отряды, уходившие за линию фронта. Комбриг обратился к тем, кто оста­вался на базе:

— Друзья, мое первое слово к молодежи. Мы с ко­миссаром долго советовались и решили высказать свое мнение. Вы на себе испытали тяготы партизанской жизни, но впереди предстоят бои и походы еще слож­нее. Может быть, кто-то из вас, особенно ребята не­призывного возраста, почувствовав, что не уверен в себе, подумает и перейдет в мою колонну. Вы пойдете тогда с нами, и мы оставим вас в советском тылу. Луч­ше честно признаться сейчас, чем позже подвести в бою товарищей. Решайте. Укоров не будет.

Наступило томительное молчание. Комбриг ходил вдоль колонны и ждал. Затем резко остановился и, улыбнувшись, продолжал:

— Чувствуется, все мы повзрослели, сроднились. Спасибо. У нас высокое имя 3-я ударная бригада. Оно обязывает ко многому. Помните об этом!

Мы расстались трогательно и немного шутливо.

— Ты, «чесотка»! — кричал Павел Пузиков своему другу Николаю Стародубцеву — Не забудь мои пись­ма отправить да привези на обратном пути пару пачек папирос. Только настоящих — «Беломорканал».

— Хорошо,— ответил Николай.

— Николай, если удастся побывать в Калинине, за­тяни к моей маме. Адрес ты знаешь,— просил Юра Барабанов Сухинина.

Отряды тронулись в далекий и трудный путь. Вме­сте с Гавриловым в советский тыл уходил и Алексей Иванович Штрахов. Исполнять обязанности комбрига возложили на Александра Семеновича Кузнецова. Нельзя сказать, что мы осиротели, но чувство непо­нятной тоски многие из нас ощутили.

На другой день оставшиеся партизаны ушли за же­лезку в Опочецкий район для проведения операций.